Эпический крах на нефтяном рынке, случившийся в эти выходные, ставит массу вопросов, ответы на которые должны определить новую картину мира — своего рода «новую-новую нормальность», с которой нам предстоит жить в ближайшие месяцы и годы.

Прежде всего стоит понять, как случившееся связано с другими подобными событиями последнего времени — коронавирусной паникой и потрясениями на фондовых биржах, случившимися начиная с середины февраля. На мой взгляд, связь эта весьма опосредованна и условна. Эпидемия серьезно ударила по экономике Китая, и сегодня уже мало кто сомневается в том, что Китай по итогам первого (да и, вероятно, второго) квартала этого года окажется в рецессии, которой в Поднебесной не случалось с 1976 года. Китай в начале XXI стал главным потребителем энергоноси­телей в мире: сейчас на него приходится 50,5% сжигаемого в мире угля, а в 2000−2018 гг. КНР обеспечивала 43% общемирового прироста используемой в экономике нефти (все данные — по BP Statistical Review of World Energy 2019).

Поэтому катастрофический обвал в Поднебесной (индекс PMI в феврале там упал до 26,5 пунктов — а любое значение меньше 50 указывает на спад) резко сократил спрос на нефть. Это сокращение сейчас даже целиком не осмыслено, так как китайские компании технически не могли отказаться от уже законтрактованных поставок, и что в январе, что в феврале нефть в китайские хранилища заливалась в обычном режиме — и по­тому именно сейчас рынок в полной мере ощущит избыточность предложения «черного золота». Параллельно из-за эпидемии во всем мире падал спрос на любые виды перевозок, что тоже снижало объемы потребления неф­ти. К тому же, как всегда неожиданно, в северном полушарии случилась рекордно теплая зима. В итоге, про­тив нефтяников играли многие факторы.

Однако то, что случилось с пятницы до воскресенья, стало для рынка сюр­призом. Сделка ОПЕК+, заключенная еще в конце 2016 г., держалась три го­да и принесла России большую пользу (дополнительные доходы, полученные бюджетом от поддержания высокой цены, достигли 6,2 трлн рублей за 2017−2019 гг.). Предложение Саудовской Аравии сократить добычу еще на 1,7 млн баррелей в сутки было логично — хотя, осознавая сильную зависимость дру­гих участников сделки от нефтяного экспорта, можно было предположить, что некоторые выступят против.

Биржа Кувейта была закрыта после резкого снижения индекса All-Share из-за падения цен на нефть, что вызвало падение на всех рынках региона. Фото YASSER AL-ZAYYAT/AFP/Scanpix/LETA

Однако даже возражая против дальнейших сокращений, можно было сохранить прежние договоренности. Если я правильно понимаю, именно это и предположил рынок, когда в пятницу было сказано о том, что новой сделки не будет (цены в вечерние часы упали на 4%, или на $2/баррель). Но позже выяснилось: Россия вообще решила выйти из соглашения, в ответ на что в воскресенье Саудовская Аравия начала игру на понижение, предложив покупателям скидки в $6−8/ баррель и объ­явив о наращивании добычи с 9,6 до 11 (а то и 12) миллионов баррелей в сутки. Реакцией рынков стал понедельник, когда цены упали с $46/баррель по марке Brent до $33,5/баррель.

«Руководству России были, видимо, предоставлены ложные отчеты». Михаил Крутихин — о причинах падения цен на нефть и крушения курса рубля

Как становится сейчас понятно из заявлений «Роснефти», компании, которая во многом и пролоббировала выход России из нефтяной сделки, ее целью являлся отказ от ограничений на добычу. Игорь Сечин полагал, что пока Саудовская Аравия и Россия сокращали производство, возникающая ниша заполнялась американской сланцевой нефтью. Это действительно так — за период с 2008 по 2019 г. добыча в США выросла в 1,82 раза — на 5,5 миллиона баррелей в сутки, а импорт нефти в страну сократился в 3,4 раза (все данные — по BP Statistical Review of World Energy 2019).

Считается, что производство сланцевой нефти рентабельно при ценах выше $40/бар­рель — и Игорь Иванович надеялся, что при более низких тарифах сланцевики вымрут так, как мухи могут передохнуть, если квартиру выморозить (пусть даже при этом разорвет все батареи). Эта стратегия, однако, говорит лишь о непонимании руководством «Роснефти» американской нефтяной отрасли в частности и американской экономики в целом.

Несомненно, падение цен нанесет компаниям, разрабатывающим сланце­вую нефть, серьезный удар: в понедельник цена акций Marathon Oil, EOG Resources, Diamondback Energy и Сontinental Resources обвалилась на 32−52%. Между тем, это не обязательно приведет к па­дению добычи. Во-первых, американские власти могут финансово помочь своим компаниям. Это вызвало бы ответные меры конкурентов, которые мо­гли бы обвинить экспортеров американской нефти в демпинге. Однако на это есть ответ: экспорт можно закрыть и переориентировать нефть на внутренний рынок (в 2018 г. он оставался дефицитным на 5,1 миллионa баррелей в сутки), при этом сократив импорт.

Во-вторых, пертурбации на фондовом рынке еще в прошлый вторник привели к снижению ставки ФРС на 0,5 процентных пункта и резкому падению доходности американских облигаций: 9 марта все Trea­suries — от одномесячных до тридцатилетних — приносили менее 1% годовых. Это значит, что компании, столкнувшиеся с низкими ценами, могут практически бесплатно перекредитоваться на рынке и переждать период ценового спада.

В-треть­их, что наиболее важно, компании могут даже объявить о банкротст­ве и в этом случае, согласно ст. 11 Кодекса о банкротстве, они могут не исполнять требования кредиторов, но продолжать работать до завер­шения реструктуризации (а таковая может растянуться на много лет). Таким образом, «вышибить с рынка» производителей американской сланцевой нефти вообще не представляется возможным.  

Судя по всему, саудиты лучше понимали эту ситуацию, чем россияне — и именно поэтому они отреагировали на их действия столь резко. В воскресенье Саудовская Аравия, по сути, объявила о том, что она намерена выдавить российскую нефть с европейских рынков, и если соответствующий процесс действительно начнется, эта война определит экономическую ситуацию в России на ближайшие месяцы.

Сейчас можно слышать, что у нас большие резервы, и бюджет выполнит все свои обязательства даже при цене $20/бар­рель. Это так и есть: в Фонде национального благосостояния на 1 февраля было более $124 млрд, и поскольку эта сумма копится в долларах и евро, она вы­росла к сегодняшнему дню с 7,8 до минимум 9,1 трлн рублей, превысив 9% ВВП. Возникающий дефицит можно финансировать из ФНБ не менее двух лет, обеспечивая все бюджетные расходы.

Но проблема в том, что бюджет не равен всей экономике страны —  даже если правительство будет обеспечивать исполнение всех обязательств по выплате пенсий и зарплат, финансированию здравоохранения, образования и государственных закупок, это не значит, что экономика сохранит хотя бы нынешние анемичные темпы роста. Падение нефтяных цен уже вы­звало снижение курса рубля. Чтобы удержать национальную валюту от даль­­нейшего падения, Центральный Банк в ближайшие дни, вероятно, повысит ключевую ставку. Оба процесса приведут как к удорожанию импортируемых товаров, так и к резкому сокращению потребительского кредитования — и это оста­новит экономический рост.

Московская улица. Фото Maxim Grigoryev/TASS/Scanpix/LETA

Если рубль останется на уровне 75−80 за доллар и Банк России повысит клю­чевую ставку хотя бы до 9% (а в период предше­ст­вующего кризиса в 2015 г., напомню, он взвинчивал ее до 17%), российская экономика уже во втором квартале этого года войдет в рецессию.

Как последние события могут отразиться на отношении населения к власти? Я бы не стал разбрасываться апокалиптическими прогнозами. Да, кризис начинается в очень неудобный для власти момент, когда она пытается организовать референдум по изменению Конституции. Попытка получить согласие граждан на конституционную реформу будет теперь воспринята как вопрос о карт-бланше практически на любые действия, в том числе — ведущие к снижению уровня жизни. Поэтому всенародное голосование скорее всего пройдет не так гладко, как хотелось бы Кремлю.

Президентский фальстарт. Владислав Иноземцев о том, что Владимир Путин, возможно, поспешил с запуском «трансфера власти»

Однако это не зна­чит, что властям есть о чем серьезно беспокоиться. Напомню простую вещь: если мы посмотрим на любую страну бывшего Советского Союза, то увидим,  что катаклизмы в этих странах происходили из-за злоупотреблений на выбо­рах (Грузия в 2003, Украина в 2004, Молдова в 2009, Россия в 2011), по причине связи власти с криминалитетом или ее преступных деяний («де­ло Гонгадзе» на Украине в 2000−2001 гг.), из-за прямого нарушения дававшихся руководством страны обещаний (Украина в 2013−2014 гг., Армения в 2018 г.) и так далее — но нигде, даже в самых нищих странах в самое сложное время, люди не разрушали систему власти из-за экономических тягот.

Я подозреваю, что в России в 2020 г. мы ничего подобного тоже не увидим — нравится это кому-то или нет. Народ будет затягивать пояса, экономить, выживать — и молчать.

Последний важный вопрос, на который, безусловно, нужно пытаться ответить — каким может быть итог нынешнего конфликта между Россией и Саудовской Аравией. Будет жаль, если я ошибусь, но мне кажется: есть определенная вероятность того, что Кремль вернется к идее соглашения с саудитами. Если быстро выяснится, что ситуация на рынке не улучшается, что американские производители не сбавляют темпов, что Saudi Aramco на­чинает продавать большие партии нефти в Европу и Китай по сильно сни­женным ценам, можно ожидать «разворота» Москвы.

«Возможные плюсы коронавируса». Владислав Иноземцев о том, почему эпидемия, несмотря ни на что, может оказать на экономику положительное влияние

Согласно сделанному  в пятницу заявлению, сделка считается прекращенной с 1 апреля — но до это­го дня еще больше трех недель; мне кажется, что в ходе ближайшей встречи в Вене 18 марта стороны могут прийти к компромиссу — особенно если Саудовская Аравия сумеет предложить вариант, при котором Россия не потеряет лица. Если (это, конечно, смелое допущение) в Кремле работают ответст­венные люди, ближайших двух недель будет вполне достаточно для того чтобы убедиться в ошибочности стратегии «Роснефти». Да, мы все знаем, что В.Путин никогда не признает своих ошибок и «не сдает назад», как при­нято говорить, но я бы пока не терял надежд на новое соглашение просто потому, что в ином случае этот и следующий год будут для России очень тя­желыми.

Я сейчас вообще не вижу шансов на то, что долгосрочный спрос на рынке нефти восстановится: еще в ноябре, до начала всех нефтяных войн, ОПЕК представила новый прогноз развития рынка нефти на ближайшие 20 лет, отметив, что к 2040 г. потребление увеличится до 110 млн баррелей в сутки — а это значит что каждый год спрос будет расти меньше чем на 0,5%, тогда как в последние 15 лет он в среднем рос почти на 1,5% в год. Тем самым признается, что ближайшие годы для нефтяного рынка будут переломны­ми, и поэтому мне кажется, что не попытаться в этой ситуации достичь новых договоренностей о сокращении добычи — это сделать самую большую ошибку, которая только возможна.

В заключение я бы посоветовал читателям соблюдать сейчас предельную осторожность. После паники на рынок всегда выходят игроки, делающие противоположные ставки. Власти несомненно попытаются сбить напряжен­ность и снизить курс доллара к рублю. Я не вижу серьезного позитива в дол­госрочной перспективе, но убежден, что на этой неделе принимать ответственные финансовые решения лучше скорее в пятницу, чем во вторник.