Послание к Федеральному собранию, озвученное Владимиром Путиным 15 января, было немедленно оценено большинством комментаторов как революционное — прежде всего якобы потому, что обозначило контуры процесса, в последнее время называемого не имеющим никакого отношения к происходящему словом «трансфер».

«Трансфер власти уже идет». Что означают изменения Конституции и отставка правительства России

Лично мне, оглядываясь назад, высту­пление президента, начатое с раздачи очередных обещаний в социальной сфере и закончившееся анонсированием изменений в Конституции, напомнило выступление в аналогичной ситуации Дмитрия Медведева 5 ноября 2008 года, начавшееся с рассказов о преимуществах свободы над несвободой и завершившееся увеличением срока президентских полномочий — естественно, не для него, но для прежнего и нового президента — Путина. (премьре-министр Путин тогда одобрил предложение действующего президента, — прим. «Спектра»)

Однако собы­тия, которые могут последовать за объявлением нового курса, сменой главы правительства и расширением полномочий Совета безопасности и Государ­ственного Совета, представляются намного более вариативными.

Сейчас возникает первое впечатление, что Путин решил остаться руководителем страны до последнего вздоха. Об этом я говорил по крайней мере с 2010 года, и ничего оригинального в этом не увидел. Выбор в качестве инструмента легитимации Госсовета также выглядит совершенно логи­чным после того, как в Кремле должны были осознать сложность перехода к системе парламентской республики (продемонстрированную Арменией в 2018 году) и проблемность создания объединенного государства (на примере Белоруссии в декабре 2019 года). Вероятность одобрения предложенных в Конституцию по­правок как в Думе, так и на референдуме выглядит близкой к стопроцентной, поэтому и тут волноваться не о чем. Однако при ближайшем рассмотрении довольно ранний запуск изменений (с ним вполне можно было подождать и до 2023 года, например) очевидно несет в себе несколько угроз.

Путин предложил изменить Конституцию и провести «голосование» по поправкам

Во-первых, главным и очевидным последствием является рассредоточение властных полномочий: президент; новый премьер, более зависимый от парламента; руководство Думы; заместитель председателя Совета Безопаснос­ти; глава Госсовета, и т.д.. Поводом для чего становится, скорее всего, определенное напряжение, накопившееся в ходе обсуждения вариантов преемничества. Путин стремится создать несколько сопоставимых по влиянию центров силы, чтобы затем маневрировать среди них. Между тем, этот вариант даже в среднесрочной перспективе способен обернуться ростом внутриэлитной конкуренции по мере того, как «вертикаль власти» будет «размягчаться».

На протяжении двадцати лет в России была выстроена система, в которой ни один серьезный чиновник не был обязан своему положению ничему, кроме благосклонности президента — сейчас открывается возможность (хотя и для весьма ограниченного круга «проверенных» лиц) начать собственные игры. Какими будут последствия этого, мы узнаем не сразу. Но, по мере того, как система начнет развиваться по новым правилам, — а для этого потребуется, скорее всего, около года — перегрузки в ней будут нарастать.

Послание президента Путина Федеральному собранию. ФотоEvgeny Sinitsyn/Xinhua/Scanpix/LETA

Основным противоречием мне видится тот факт, что, с одной сто­­роны, утверждение парламентом премьера и министров кабинета потребует некоей демократизации законодательной власти и правительства. С другой стороны, повышение значимости Госсовета потребует намного более тщательного «регулирования» региональных выборов.  И эти две тенденции заметно контрастируют друг с другом. Какими станут последствия их кристаллизации, сегодня сложно предположить.

Во-вторых, нельзя пройти мимо тезисов о преимущественном применении норм Конституции на территории России по сравнению с положениями международного права, а также — что еще важнее — о более строгих требованиях к президенту и высшим должностным лицам на предмет постоянного проживания на территории России и отсутствия у них даже в прош­лом иного гражданства или вида на жительство за границей. Это требование важно не столько само по себе, сколько как свидетельство дальнейшего обособления страны от внешнего мира и сигнал всем «колебавшимся», что процесс превращения России в «осажденную крепость» необратим.

Путин предложил запретить иностранное гражданство для высших чиновников России

На мой взгляд, этот сигнал может быть после определенного осмысления воспринят совсем не теми, кому он адресован — не столько чиновниками, среди которых многие, вероятно, просто уйдут со службы и будут смотреть за разворачивающимися событиями издалека, сколько активными группами граждан, обретшими понимание того, что на очередное десятилетие или больше смены режима в России не произойдет, а от принятия решений будет отрезано дополнительное число относительно здравых и профессиональных людей. Тем более что под прикрытием особого значения Конституции наверняка случится дополнительное «закручивание гаек» и активизация преследований «иностранных агентов» всех мастей.

Учитывая то, как в России про­исходит имплементация выгодных для власти законов, не приходится сомневаться, что дальнейшая «суверенизация» страны создаст массу проблем для профессиональной и активной среды и вызовет как рост эмиграции, так и нарастание недовольства, в первую очередь среди молодежи. Это недовольство может проявиться довольно быстро — особенно если Кремль поспе­шит и назначит досрочные выборы в Госдуму.

Материнский капитал, бесплатные обеды, поправки в Конституцию. Что ждет россиян после послания Владимира Путина Федеральному собранию

В-третьих, активизация политических процессов потребует существенных финансовых затрат. Отчасти, на мой взгляд, предлагаемые изменения были продиктованы желанием не запускать ситуацию еще дальше (и в этом смы­сле они являются подтверждением того, что экономика России находится в ве­сьма плачевном состоянии и изменений к лучшему ждать не приходится). Но сейчас можно практически наверняка сказать, что Кремль склонился к тому, чтобы начать использовать собранные за последние два-три года финансовые резервы.

Предложенные Путиным меры по поддержке населения — а они явно не исчерпываются теми, что были озвучены в Манеже — потребуют триллионы рублей, и ожидаемая замена влиятельного и отчасти самостоятельного ми­нистра финансов на бывшего финансиста «Газпрома» (речь идет об Анатолии Силуанове и его заместителе на посту министра финансов Алексее Круглове, бывшем заместителе предеседателя ОАО «Газпром», — прим. «Спектра») означает, что Неглинка будет беспрекословно делать все то, что скажут из Кремля. Соответственно можно предположить, что значительная часть «кубышки» будет растрачена — причем как раз к моменту, когда глобальный экономический кри­зис станет наиболее вероятным.

Министерство финансов РФ. Фото RIA Novosti/Scanpix/Leta

В принципе, и тут вполне возможно некое повторение сценария 2008−2009 годов, когда смена властного интерфейса совпала с финансовым кризисом — но тогда Белый дом начал тратить резервы в ответ на кризисные явления, а сейчас может случиться так, что они в значительной мере будут использованы превентивно, причем на достижение не столько экономической, сколько политической стабильности. Все это, на мой взгляд, серьезно угрожает плану «внутренней перестройки», так как вы­нудит власти проводить ее в крайне нервозной обстановке финансовой де­стабилизации и экономической неопределенности.

И, наконец, остается еще один вопрос, пожалуй, самый главный. 

Вся задуманная «шахматная партия» будет иметь смысл только в том случае, если Владимир Путин сменит свое формальное «амплуа» и станет, например, председателем Госсовета, должность которого несколькими несложными манипуляциями будет отделена от президентской.

Президентский «подряд».  Зачем Владимир Путин опять заговорил об ограничении президентства в России двумя сроками

Однако сам по себе факт, что Россия не превращается в парламентскую республику, а остается страной с си­льной президентской властью, предполагает крайнюю сложность соподчинения президента, премьера и главы нового совета. Рассредотачивая власть, нынешний глава государства способен попасть в ловушку, так как вполне может оказаться, что новые президент и премьер относительно легко смогут дестабилизировать губернаторский кор­пус, контролируя как законодательную власть, так и федеральные финансы, от распределения которых критически зависит большинство субъектов «федерации». Однако похоже, что о предупреждении такого сценария в Кремле уже позаботились, выдвинув на президентский пост кандидатуру главы ФНС Михаила Мишустина, который, надо полагать, будет фигурой управляемой. 

Президент РФ Владимир Путин и глава ФНС Михаил Мишустин. Фото Sputnik/Alexey Nikolskiy/Kremlin via REUTERS/Scanpix/LETA

Если же Путин решит остаться президентом, распределив своих лоялистов по высоким конкурирующим позициям, и воспользуется новым текстом Конституции как основанием снова баллотироваться на пост главы государства на два шестилетних срока, то подобный шаг с высокой вероятностью приведет к критическим перегрузкам всей политической си­стемы (следует откровенно признать, что очередные перевыборы Путина в 2018 году, с моей точки зрения, были обеспечены не только — и не столько — высоким доверием к не­му граждан, сколько пониманием того, что непосредственно связанный с его именем политический цикл закончится в 2024 году). Разрушение этой иллюзии может спровоцировать в стране намного более существенные протесты, чем те, что имели место в 2011−2012 годах.

Подводя итог, я бы сказал, что произведенный в Москве политический кульбит может не стать для Владимира Бонапарта 18 брюмера (государственный переворот во Франции 18 брюмера/9 ноября 1799 года, в результате которого Наполеон Бонапарт пришел к власти, — прим. «Спектра»). Почти двадцать лет российской политической верхушке хватало терпения дотянуть важнейшие решения о передачи власти практически до по­следнего момента — и в этом отчасти был залог их успешной реализации. В недавнем послании ощущается элемент фальстарта, и сколь удачным будет финиш, сегодня рано загадывать.