Эпидемия гриппа, начавшаяся в Китае в последние дни прошлого года и вырвавшаяся за его пределы к середине февраля, стала одной из самых обсуждаемых угроз нашего времени. Несмотря на то, что количество её жертв по всем параметрам весьма назначительно (вызванные по­хожи­ми вирусами  эпидемии убили в мире до 2 млн. человек в 1956−1958 гг. и более 1 млн. — в 1968-м, а число умерших от «обычного» вируса гриппа в США этой зимой превысило 16 тыс. человек) и не может, казалось бы, никак сказаться на мировой экономике, паника последних недель приняла ни с чем не сравнимые масштабы.

Я уже много раз писал о том, что ответ на эпидемию выглядит су­щественно превышающим её масштабы (если говорить лишь про непосред­ственный экономический ущерб, он дости­гает $100 млн. в расчёте на одного умершего, а если включать в него поте­ри на фондовых рынках, то более $3 [!] млрд.). Все газеты и блогосфера сейчас заполнены прогнозами о глобальной рецессии — но, сомневаясь в ней, я хотел бы отметить некоторые возможные положительные последствия (если простительно говорить о таковых) этой масштабной катастрофы.

Прежде всего, я исхожу из того, что произошедшее оказалось весьма своевременным. Хорошо известно, что экономический подъём, начавшийся в 2009 г., стал самым продолжительным в современной истории (в США эко­номика растёт уже 128 месяцев подряд при среднем сроке циклического по­вышения за 1945−1981 гг. в 44 и после 1981 г. — в 98 месяцев). Этому способствовали сначала агрессивная политика снижения процентных ставок крупнейшими центра­льными банками и политика «количественнего смягчения» в 2008−2014 гг., а затем — масштабное сокращения налогов после прихода к власти президента Д.Трампа. В прошлом году темп роста экономики США составил 2,3%, а безработица опустилась до 3,6% — самого низкого с 1969 г. уровня.

Всё это в последнее время порождало ощущение неустойчивости и опасения приближающегося кризиса (можно вспомнить, например, декабрь 2018 года, когда по сути беспричинная паника уронила биржевые котировки на 11−14% менее чем за две недели, после чего рынки демонстрировали новые рекорды вплоть до 17 января 2020 г.). Однако сомнения нара­стают: согласно последнему опросу инвесторов, проведённому Boston Consulting Group, 71% из них ожидают наступления рецессии в ближайшие два года, а 73% полагают, что акции большинства компаний «сильно переоценены». Поэто­му сложно сомневаться, что в относительно недалёком будущем нашёл­ся бы какой-то триггер, который обрушил бы финансовые рынки даже несмо­тря на то, что фундаментально американская экономика находится в неплохом состоянии.

Граждане ЕС перед эвакуацией из Китая. Фото AP Photo/Arek Rataj/Scanpix/LETA

В такой ситуации коронавирус оказался идеальным «чёрным лебедем» по нескольким причинам.

Во-первых, он запустил распродажи на рынках, которые являются скорее чисто паническими, чем основанными на реальной статистике. Недавний доклад Goldman Sachs, в котором содержался прогноз об отсутствии роста при­былей американских корпораций, отправил котировки в точности к началу 2019 г., хотя указанные корпорации не сдали пока ни одного квартального отчёта за текущий год.

Падение рынков на 10−12%, зафиксированное на про­шлой неделе, стало хорошей прививкой на случай других негативных но­востей; биржи, на мой взгляд, нащупали дно и на­чиная с сегодняшнего дня начнут небольшой отскок. Они уже отыграли плохие новости, часть из которых пока даже не поступила и, скорее всего, на протя­жении текущего года останутся в «боковом» тренде с небольшим потенциалом к дальнейшему снижению. Если результатом 2019−2020 гг. ста­нет небо­льшая (5−7%) кор­рекция американского рынка, инвесторы смогут принять видимость кризиса (связанную с коронавирусом) за сам (циклический) кризис — и это станет идеальным сценарием на ближайшие годы. 

«Череда спецопераций». Владислав Иноземцев о том, что экономический застой заставит власти подпитывать патриотизм новыми конфликтами с соседями

Во-вторых, в последнее время многие говорили о том, что для сохранения роста в США необходимо смягчение денежной политики. В прошлом году ставка снижалась трижды, в общей сложности на 0,75 процентных пункта, до 1,5−1,75%. Осенью президент Д.Трамп в очень жёстких выражениях требовал её сокращения «до нуля и даже ниже», чтобы подтолкнуть экономический рост и смягчить долговые проблемы. В текущей обстановке умеренного роста и начавшейся президентской кампании любое дальнейшее смягчение кредитной политики неминуемо обрело бы политический контекст, рассматриваясь как финансистами, так и политиками в качестве «подыгрывания» нынешнему главе государства.

Возникшая паника и биржевые распродажи уже позволили ФРС заявить, что она «готова действовать» — впол­не вероятно, что ставка снова будет понижена, что станет основанием для восстановления уверенности инвесторов в относительно успешном экономическом будущем и сохранения темпов роста в положительной (хотя, вероятно, и относительно близкой к нулю, зоне).

 В-третьих, паника, вызванная коронавирусом, способна в перспективе не­сколько снизить потребительские ожидания: с предчувствием кризиса может быть связан отказ от ряда дорогих покупок, сокращение потребительского кредитования и в целом умеренное сокращение потребления. Все эти факторы также сократят темпы роста и переведут основные западные экономики в состояние стагнации, которая, опять-таки, «заменит» то резкое па­дение, которое могло случиться, если бы дальнейший перегрев экономики продолжился. Суммируя, повторю ещё раз: главным позитивным итогом эпидемии может быть её влияние на рынки, снимающее их «перегретость» и тем самым снижающее риск серьёзной рецессии.

Кроме того, складывающиеся новые тренды могут быть выгодны западным странам ещё по двум причинам.

С одной стороны, пока коронавирус серьёзно ударил только по китайской экономике. В США январские продажи выросли на 0,3%, в Европе падения спроса также зафиксировано не было (для сравнения заметим, что в КНР внутренние авиаперевозки упали на 70%, а продажи новых автомобилей — более чем на 90%). Слабости китайской экономики ускорят процессы переноса произодств из Китая (и отчасти возвращения их в США), что облегчит реализацию стратегии сдерживания Китая и также придаст дополнительную уверенность инвесторам в перспективах американской и европейской экономик.

Туристы на площади Пьяццо Дуомо в Милане. Фото Passaro/Fotogramma/Ropi via ZUMA Press/Scanpix/LETA

На мой взгляд, США не испытают серьёзного удара от сокращения импорта из КНР, так как в целом остаются довольно самодостаточными (импорт из КНР составлял в 2019 г. 2,09% ВВП США и около 4% ВВП стран Европейского Союза). Иначе говоря, запад­ные экономики ощутят дополнительные поводы для оптимизма, что, повторю, снизит шансы на глобальную рецессию.

С другой стороны, единственным более долгосрочным следствием нынешней эпидемии может оказаться снижение цен на основные ресурсы, в том числе и энергоносители. В последние годы Китай потреблял до 16% используемой в мире нефти (и был её крупнейшим импортёром), 51% угля, 55% черных металлов. Сокращение спроса на эти товары на 15−20% внутри КНР способно серьёзно снизить их глобальные биржевые котировки — и это наложится на продолжающуюся в западных странах революцию энергосбережения.

«Учесть все факты». Эксперт-вирусолог о том, чем коронавирус отличается от предыдущих эпидемий, скупать ли противовирусные и когда все это кончится

Учитывая общее снижение темпов роста в мировой экономике, я бы прогнозировал стабилизацию сырьевых цен на уровнe 10−15% ниже текущих (120−125 пунктов по The Eco­no­mist commodity-price index и около $40/баррель по цене нефти Brent). Со­кращение цен на ресурсы высвободит до $40 млрд. в расходах на бензин в США и увеличит акцизы, поступающие в бюджеты европейских стран, что также станет фактором, препятствующим рецессии.

Иначе говоря, коронавирус из Китая, мне кажется, пришёл весьма вовремя. Он поразил мировую экономику в условиях, когда она фундаментально довольно сильна, но страдает от переоцененности активов и чрезмерно завышенных потребительских ожиданий. Нигде в мире — это можно утверждать с полной уверенностью — правительства не ответят на коронавирус так жёстко, как они сделали это в Китае, где были отправлены в тотальный карантин более 50 млн. человек, а почти половина населения страны в той или иной степени была ограничена в свободе передвижения.

Сотрудники медцентра Киркленда, штат Вашингтон, во время транспортировки инфицированного коронавирусом. Фото REUTERS/David Ryder/Scanpix/LETA

Следователь­но, ни одна из них не понесёт сравнительного с китайским экономического ущерба — и снижение спекулятивного «навеса» над экономикой при сохранении её фундаментальной прочности позволят мировой экономике замед­литься с ожидавшихся в 2020 г. 3,3% до 1,7−2% (в том числе экономике США до 1−1,3%, а европейским — практически до нуля), но при этом избежать как реальной рецессии, так и падения фондовых котировок даже на 25−30% (в период 2008−2009 гг., напомню, американские индексы снизились на 34−42%, а европейские — на 39−55%). При этом Китай, где фондовый рынок уже потерял уже более половины от предкризисных уровней 2007 г., будет фактически списан со счётов как мировой финансовый центр.

В заключение можно сказать, что российская экономика может оказаться под более существенным давлением, чем западные. Во-первых, доля нашего экспорта в Китай существенно превышает соответствующие показатели для США и стран ЕС; во-вторых, Россия в последние годы всё сильнее зависела от Китая в технологическом отношении, и китайские проблемы могут повлиять на темпы и направления российской модернизации; в-третьих, разумеется, в Москве обращают особое внимание на цены на энергоносители, и уже стали говорить о невозможности дальнейшего наращивания резервов в такой ситуации.

Опять-таки, Россия проводит менее гибкую налоговую и монетарную политику, чем Китай или западные страны — и это тоже может стать фактором риска в экономике, где даже по официальным прогнозам рост в ближайшее время не превысит 2% в год. Но это уже тема особого разговора…