В Черногории закрылся очередной форум свободной культуры СловоНово. Программа его, как всегда, была крайне разнообразной. Концерты, выставки, документальное кино, поэтические чтения и выступления самых ярких персонажей российской эмигрантской культуры. Поэтическая программа была представлена Верой Полозковой, Александром Дельфиновым, Сергеем Гандлевским и многими другими. Борис Гребенщиков традиционно пел свои старые и новые песни. Отличным был концерт Михаила Борзыкина, лидера группы «Телевизор». К сожалению, поклонники не дождались известного рэпера Лигалайза, которого польская авиакомпания LOT не пустила на борт самолета в Астане. Как и других пассажиров — обладателей российского паспорта. В рамках фестиваля состоялись показы документального кино, отобранного и представленного Виталием Манским, президентом фестиваля Артдокфест Рига. Прошли спектакли Виктора Шендеровича, писатель Виктор Ерофеев представил свой новый сборник «Выход». Интереснейшими были выступления Людмилы Улицкой, Михаила Шишкина и Леонида Гозмана. Всего не перечислишь.
Особенно хочется рассказать про выход альманаха СловоНово с произведениями Дмитрия Быкова, Бориса Акунина, Томаса Венцловы, Андрея Макаревича, Бориса Гребенщиков, Льва Рубинштейна и многих других известных авторов, составляющих цвет современной российской свободной литературы. Издатель и основатель фестиваля СловоНово Марат Гельман считает вышедшую книгу реинкарнацией запрещённого в Советском Союзе альманаха «Метрополь». Только что вышедший сборник представлял Виктор Ерофеев — один из авторов «Метрополя».
Главным событием СловоНово было, как всегда, обсуждение самых острых проблем российской культуры — внутри России, и вне её. Журнал «Спектр» поговорил с пятью участниками форума на самые сложные темы культуры, существующей вдали от страны происхождения.
«Наша задача — делать контент. Их — добывать его». Галерист Марат Гельман
— Марат, скажи, пожалуйста, почему ты делаешь СловоНово?
— Словоново — проект создания контекста для российской культуры, оторванной от почвы. Я создаю его для других и для себя. У меня нет другого выхода. Я уже не стану немецким галеристом или черногорским культурным деятелем. И мне ещё интересны некоторые вещи: мы знаем, есть культурные меньшинства со своей культурной жизнью. И вдруг мы оказались в роли того самого культурного меньшинства. В той же Черногории, например, нас уже 10% населения. Из России уехали единицы — те, кто восстал против путинской политики. В культурной среде — больше половины, причём очень значимой. Я вижу в этом политический ресурс. И возможность сохранения некой рамки общности для людей, занятых от решения проблем выживаемости до творчества.
— Российская культура эмиграции, говоря твоими словами — «культурного меньшинства», имеет ли тенденцию превращаться в замкнутый кокон?
— Это нам изнутри кажется, что такая проблема есть. Все эмиграции до конца ХХ века были «коконами». Пока в конце ХХ века объемы трудовой эмиграции не превысили политическую. Тогда же появилась теория «двойной лояльности». Раньше наиболее успешными эмигрантами становились успешно интегрировавшиеся во французское, например, общество. Растворившиеся в нем. Наименее успешными оказались замкнутые в эмигрантском «коконе». И так было в каждой стране — задачей эмигрантов было раствориться в новом обществе. Сейчас в связи с трудовой эмиграцией ситуация изменилась. Если меня пригласили поработать в Англию на пять лет, а затем в Португалию на семь, я сначала становлюсь англичанином, а потом португальцем? Это невозможно. До роста трудовой эмиграции принимающие страны требовали растворения мигранта в новом обществе. Термин «двойная лояльность» подразумевает безусловное выполнение законов принимающей стороны, но в культурном отношении эмигрант может сохранить принадлежность к культуре страны отъезда.
— Влияет ли деятельность нашей культурной эмиграции на культурные коды в России?
— Влияние зависит не от нас, а от тех, кто находится в России. Наша задача — делать контент, а их — добывать его. Ещё никто не видел наш новый альманах СловоНово, но уже в России есть люди, готовые его купить за любые деньги.
— Скажи, тебе не кажется, что с нашими друзьями, оставшимся в России, мы через некоторое время будем продолжать говорить на одном языке, но постепенно перестанем понимать друг друга?
— Да, значительная часть людей там перестанет нас понимать. Но эта проблема не из первых. Гораздо тяжелее будет решить проблему ветеранов войны. Когда 300 000 калек вернутся в мирную жизнь, ещё 300 000 убийц вернутся в мирную жизнь. Эта проблема гораздо страшнее.
— В условиях, когда Россия ведёт агрессивную войну, правомерно ли в таком шикарном красивом месте проводить форум СловоНово?
— На первом проходившем после начала войны форуме в мае 2022 года в Тель-Авиве этот вопрос был всё время в повестке. Что вы делаете? Русский солдат убивает, а вы собираетесь вместе и что-то там обсуждаете. Мы обсуждали, что делать и что мы можем сделать. Выработали тогда четыре стратегии, в том числе молчание. Вторая стратегия — сопротивление. Это уличное искусство и феминистические проекты, электронные письма и так далее. Третья — антивоенный протест находящихся снаружи. Четвертая — финансовая помощь пострадавшим от войны. Тогда стратегия молчания была вполне уместной, потому что казалось, что война продлится от силы ещё месяц-другой. По прошествии полутора лет стало понятно, что война перешла в некое состояние. И что молчание стало фактически потворством. Получилось, что молчащая культура фактически соглашается с воюющей страной. Молчать нельзя.
«Российская цивилизация — иллюзия». Писатель Виктор Ерофеев
— Виктор Владимирович, как вы оцениваете опыт русской эмиграции?
— История русской эмиграции печальна. Русские не очень склонны к компромиссам. Либералы каким-то образом отсвечивают позиции своих авторитарных противников. Когда истина принадлежит только одному человеку и ты должен вокруг него группироваться. Русская эмиграция не радость.
— Русская эмиграция 100 лет назад дала прекрасные плоды, в том числе в литературе: Бунин, Куприн и другие. А что сейчас?
— Благодаря интернету эта эмиграция не такая замкнутая, как 50 или 100 лет назад. Но если брать потенциальные возможности или то, что уже случилось, — можно сказать, тут много талантливых людей.
— Вчера философ Георгий Щедровицкий сказал, что российская цивилизация проходит синусоидальный путь развития, имеющий свои пики и нижние точки. Как вам кажется, Россия находится на самом дне или ещё есть куда падать?
— Российской цивилизации не было никогда. Это иллюзия. Потому что мы всё считаем по западным нормам. Я думаю, что в России и истории не было никогда. Была очень жестокая сказка, повторяющаяся время от времени. Где персонажи одни и те же, меняются лишь актёры. Когда карусель стала главным механизмом. Цивилизация — понятие европейское. Есть ещё другие понятия, плохо рифмующиеся с Россией, — ответственность, свобода и выборы. Поэтому я не вижу здесь какой-то верхней или нижней точки. Если её [Россию] когда-то и можно будет собрать как цивилизацию, это будет удивительный труд и подвиг.
— Что вы думаете про Russian culture cancel?
— Оно закономерно. Прекрасный тому пример — отношение к немцам после войны. Ещё на моей памяти немцы стеснялись за границей говорить по-немецки. В 1969 году мои варшавские друзья говорили, что если они встретят немца в темном переулке, то его убьют. Я наивно спросил — восточного или западного? Любого, был ответ. Я не думаю, что они кого-то убили, но относились к этому серьёзно. Что касается обратной стороны — русские забудут эту войну так же, как забыли советско-финскую войну.
«Если смешать ведро варенья и ведро дерьма, получится два ведра дерьма». Писатель Виктор Шендерович
— Виктор Анатольевич, зачем вы приехали на СловНново? Что оно для вас?
— Если говорить правду и только правду, то просто повидаться. СловоНово — хорошее место, где можно увидеться. Нас разбросало по понятным причинам в последние два года, причём крепко. Даже не разбросало, а как в городки — вышибло в разные стороны. Кто-то уехал, кто-то бежал, кто-то может вернуться, кто-то не может. Половина «уголовников», остальные «иноагенты». Кто-то совмещает. Если б сказал, что приехал решать проблемы российской культуры, слукавил бы.
— Если попробовать немного «слукавить» — что будет с российской культурой здесь и вне России?
— Ничего нового ожидать не приходится. Если считать от «философского парохода», а путинскую считать за одну волну — мы пятая волна эмиграции из России. Опыты всех эмиграций показывают, что это волшебный пендель, идущий на пользу человечеству. Как, например, Питирим Сорокин, ставший основателем социологии в Гарварде. Или возьмите большой подарок мировому балету в виде Нуриева. И так далее. Выброшенные вон из России, в то время как страна занималась самоуничтожением, становились основоположниками школ, течений, гордостью мира. Поэтому миру такое бегство на пользу. Но сколько при этом Питиримов Сорокиных было уничтожено!
Внуки и уж точно правнуки тех эмиграций перестали принадлежать русской культуре. С мировой культурной элитой всё в порядке. Мы можем делать событие из сообщения, что бабушка ди Каприо была русской, но её внук — американский артист. Новые русские без кавычек — поколение 30−40-летних, которых я встречаю по всему миру на своих концертах. Образованные, успешные, вписанные в мировой контекст, в бизнес, в науку или искусство. Всё в порядке с этой эмиграцией, она успешна. Но только там, в России, не профессор Преображенский и доктор Борменталь в очередной раз будут определять правила игры, а опять Шариков и Швондер. Судьбу территорий всегда определяют живущие на ней. Поэтому в сегодняшней политической жизни России гораздо большее значение имеют Кара-Мурза, Навальный или Яшин. Чем, при всём уважении, Ходорковский, Каспаров, Гудков и все остальные. Правила игры определяют только те, кто внутри. Эмигранты — нет, кроме культуры. Томас Манн имел право утверждать, что там, где он, — там находится немецкая литература. Но немецкий социал-демократ, бежавший от Гитлера, остается эмигрантом до конца жизни. Даже если вернётся.
— Какая культура сейчас внутри России?
— Серебряный век, русский авангард и всё такое — прекрасно. Но политическая культура — ордынская, с византийскими претензиями. А то и просто уголовная. И вот эта уголовная политическая культура (сегодня она уголовная, а даже не ордынская) — приговор цивилизации. Потому что там внутри по-прежнему есть и поэты, и художники, и инженеры, и замечательные приличные люди. Но, как известно, если смешать ведро варенья и ведро дерьма, то получится два ведра дерьма.
«России важно давать примеры свободы». Режиссер Виталий Манский
— Почему вы привозите фильмы, рассчитанные на массовую аудиторию на СловоНово, где их увидят максимум несколько десятков человек?
— Поделиться. Это сейчас очень важно. Да, фильмы, которые мы показываем, здесь идут на больших фестивалях и телеканалах. Но в силу естественных причин редко попадают на русскоязычную аудиторию. Они существуют в мире, и в мировом контексте. И этот мировой контекст не рассчитан на Россию. А здесь собираются люди, создающие смысл, и я хочу, чтоб эти люди увидели наше кино. Тщательно отбирая фильмы, понимаю: показ будет не в аншлаговом зале. Фильм посмотрят максимум 30−40 человек. Но нам важно, чтобы эти люди получали наши коды и каким-то образом включали их в своё творчество.
— Основную часть времени вы проводите в Риге. Почему именно она стала вашим новым домом?
— Изначально выбор Риги был результатом принятия мгновенного эмоционального решения эмиграции из России в 2014 году. В тот момент мы обладали информацией, что легализация в Риге простая и удобная. Но все последующие годы нашей жизни в Латвии убеждали нас в правильности принятия этого спонтанного решения. Для меня, моей семьи это было самое правильное решение из всех возможных. Потом мы перевезли туда студию и фестиваль документального кино, который сегодня так и называется Артдокфест Рига. Это две части, которые важны и неотъемлемы.
— Что будет с российским кино и российским зрителем?
— Россия — очень важная часть меня. Я, конечно, думаю о России, болею оттого, что делает Россия в мире, и считаю, что важно продолжать работать с Россией. Ей важно давать примеры свободы и профита, который ты получаешь, будучи свободным человеком. Потому что свобода — самое неприжившиеся понятие для российского общества. Многие россияне считают, что свобода — необязательное излишество. Поэтому мы стараемся доставлять в Россию наши послания — фильмы.
«Я человек русского языка». Поэт Александр Дельфинов
— Что такое современная российская культура вне России в мировом контексте?
— Можно найти множество примеров россиян в международном контексте, выдвинувшихся на мировом уровне. Но это не является показателем. Если кто-то из русскоязычного пространства опубликовался в журнале New Yorker или получил Нобелевскую премию, это никак связано с российской культурой. Публикация в New Yorker связана с американской культурой, а Нобелевская премия — со шведской. Я человек русского языка. Мне никакой другой язык не станет близок, как этот, хотя могу коммуницировать в контексте мировой культуры. Сегодня я уверен: если эмигрантские течения различного толка не смогут организовать культурный фронт сопротивления с целью перехватить инициативу и захватить власть в России, они обречены на постепенное вымирание. Честно говоря, не думаю, что есть какая-то позитивная перспектива для тех, кто оказался за пределами России, но сформировался там. Наш удел — с большей или меньшей комфортабельностью и личным успехом дожить свой век. А наши дети будут ментально, политически, культурно жителями других стран.
— Что ты думаешь про понятие Russian culture cancel?
— Тут нет никакого институционального мирового заговора по отношению к русскоязычным культурным явлениям — спектаклям, концертам, книгам и так далее. Никакой отмены русской культуры в глобальном плане нет. Как нет никакого глобального проекта, который бы это поддерживал и проводил в жизнь. Отдельные случаи есть, когда вдруг выясняется, что человек, живущий на Западе, связан с какими-то путинскими структурами. Или завязан в российские коррупционные схемы. Такие вещи могут влиять на культурную судьбу человека или его проектов. Но подобного рода вещи возникали и раньше, с другими странами и культурами. Это нормальная реакция свободного европейского общества. Хотя механизмы отмены в европейской культуре присутствуют. Я сам сталкивался с подобным 15 лет назад, когда отменяли лично меня. Тогда я выступал с поэтическими перформансами на немецком, где очень критически высказывался о России и о Путине. Немцами тогда это воспринималось недружелюбно, им это не нравилась, и меня просто перестали приглашать выступать.