У меня был дядюшка, замечательный и несправедливо подзабытый теперь писатель Александр Житинский. Он был довольно успешным писателем в Советском Союзе — печатался в советских журналах, издавал книги фантастических рассказов, писал сценарии для кино, известные режиссеры экранизировали его повести. Он был членом Союза Писателей, ездил отдыхать в дома творчества с семьей и неплохо, весьма неплохо зарабатывал.

Но втуне был человеком, разумеется, либеральным — читал самиздат и тамиздат, слушал запрещенную музыку, устраивал у себя домашние концерты совсем молодого еще тогда Бориса Гребенщикова, посещал полуподпольные показы фильмов Бертолуччи и Кубрика, а еще — был в Советском Союзе такой жанр — подробно, сцена за сценой пересказывал нам, детям фильм «Пролетая над гнездом кукушки», ибо думал, что мы, дети никогда не сможем ни прочесть книгу, ни увидеть фильма.

А еще он писал роман. Opus magnum. Дело всей жизни. Произведение, в котором он разрешил себе никак не кривить душой, никак не подстраиваться под требования политической конъюнктуры, никак не сдерживаться в оценках и никак не ретушировать советскую действительность. Роман назывался «Потерянный дом».

Иллюстрация Алиса Кананен/SpektrPress

Теперь когда перечитываешь эту замечательную книгу, не очень даже понимаешь, что в ней было такого уж антисоветского. В ней не говорилось ни про ГУЛаг, ни про войну в Афганистане, ни про преследования инакомыслящих. Это была довольно бытовая история с тем элементом фантастики, что многоквартирный дом вдруг каким-то чудом перелетел в Ленинграде с одной улицы на другую, и это чудесное перемещение весьма повлияло на отношения живущих в доме людей и причудливо проявило свойства их душ.

Ничего отчетливо антисоветского, повторяю. Но совершенно понятно было, что в Советском Союзе роман не может быть напечатан. Ни-ког-да!

Однажды книга была закончена, разошлась в рукописях и получила лестные отзывы друзей и знакомых, а жена Житинского задумала сделать ему сюрприз, подарок, не помню уже, то ли на день рождения, то ли на новый год. Аккуратно, набело, на листах книжного формата перепечатала роман на пишущей машинке (тогда еще не было ни копировальных устройств, ни компьютеров с принтерами), отдала переплетчику и тот сделал книгу. Получилось очень красиво, очень качественно, очень похоже на книги, которые печатали заграничные издательства Ardis или YMKA.

Иллюстрация Алиса Кананен/SpektrPress

Житинский развернул подарок и мертвенно побледнел, буквально чуть было не упал в обморок. На несколько мгновений ему показалось, что роман «Потерянный дом» издан за границей. А это в Советском Союзе означало крушение всей жизни — больше не будут печатать, больше никаких фильмов и никаких домов творчества, больше не дадут зарабатывать литературным трудом, а то и посадят.

Несколько мгновений спустя мы все уже смеялись удачной мистификации, жизнь продолжалась. Как-то мы представляли себе эту жизнь — быть советским писателем, печатать фантастические повести в государственных журналах (а других не было), молчать о войне, молчать о тюрьмах, втайне читать запрещенные книги, смотреть запрещенные фильмы, устраивать концерты запрещенной музыки. Быть веселым и даже иногда счастливым. И хранить в нехитром тайнике роман, opus magnum, главную свою книгу, которая точно не увидит свет при жизни автора, но обретет свое место в вечности, переживет и автора, и весь этот царящий вокруг людоедский морок.

В последнее время я часто думаю о нем, об Александре Николаевиче Житинском.

Распавшийся тандем. Валерий Панюшкин о Марке Фейгине и Алексее Арестовиче