29 декабря в семи городах России прошли обыски в рамках уголовного дела, возбужденного против бывшего депутата Госдумы Ильи Пономарева по статье 207.3 («Публичное распространение заведомо ложной информации об использовании ВС РФ). Силовики вломились в квартиры политических активистов, бывших муниципальных депутатов, администраторов телеграм-каналов. Сильнее всего пострадал доцент МГУ, известный профсоюзный левый активист Михаил Лобанов. Во время обыска его избили, а затем отправили на 15 суток в спецприемник "Сахарово", где он уже отбывал административный арест в июне 2022 года.
Сегодня Михаил Лобанов на свободе. Он отрицает даже знакомство с Ильей Пономаревым, и уж тем более какое-то активное взаимодействие (в интервью «Спектру» Пономарев довольно подробно рассказывал о целях и методах «Национальной республиканской армии»). «Спектр» обсудил с Лобановым возможность его участия в мэрской избирательной кампании летом-осенью 2023 года; его причины оставаться в стране и планы вернуться к активной профсоюзной деятельности. А также его веру в то, что с каждым днем в России крепнут антивоенные настроения.
- Обыск, избиение, арест. Почему в этот раз пришли за вами? К какой версии вы склоняетесь в большей степени?
- Исходя из той информации, которой я обладаю, уже после административного ареста, склоняюсь к тому, что где-то "наверху" было принято решение перед новогодними каникулами провести дежурное запугивание оппозиционеров. Прошла серия обысков без какого-то реального повода у самых разных людей. Это сопровождалось организованным распространением информации через СМИ. В моем случае видео с выпиливанием двери силовики сразу переслали РИА «Новости». Плюс оперативник фотографировал, когда я в разорванной футболке лежал на полу. Фото оказалось у администратора одного из телеграм-каналов. Это была классическая акция устрашения общества.
Те, кто составлял список адресов для обысков в Москве, решили попугать и меня. У оперативников была прямая установка убедить меня, что не стоит участвовать в политике. Они однозначно несколько раз подчеркнули, что пришли не в рамках какого-то дела Ильи Пономарева, а донести предупреждение, что не нужно заниматься политикой. Иначе может произойти, как с Юлией Галяминой, которую лишили возможности преподавать из-за статуса иноагента. Или как с Ильей Яшиным, которого отправили под административный арест, а после дали огромный срок по уголовному делу.
- Вы упомянули фото, где лежите на полу своей квартиры во время обыска. Вас избили, хотя вы не оказывали никакого сопротивления. Это был эксцесс исполнителя?
- У меня сложилось впечатление, что было дано указание применить силу именно против меня. Просто, чтобы было больше шума. В рамках этой большой операции 29 декабря организаторы решили продемонстрировать, что они могут избить преподавателя МГУ, дать ему 15 суток ареста.
К тому же я не чувствовал, что человек, который меня бил, испытывал ко мне какую-то ненависть или неприязнь. Было ощущение, что он сам себя пытается завести, особенно фразами: «Отправлю на передовую». Искренности в этих словах не было. Я не заметил в его действиях энтузиазма. Даже если предположить, что этому полицейскому не понравилось спиливать двери, он скорее бы это и озвучил, а не какую-то чушь про передовую. Другие оперативники спокойно ждали пока он закончит свою «программу». Это скорее вписывается в логику запугивания всего общества, чем меня одного.
- Вы планируете привлечь этого человека к ответственности?
- Мы подали заявление в Следственный комитет, но не сильно рассчитываем на результат, хотя у меня есть справка из травмпункта, где перечислены повреждения. Сотрудники спецприемника «Сахарово» отказались меня принимать, потому что были заметны следы насилия, и конвой меня привез в ближайший травмпункт всё зафиксировать. Понятно, что они так поступили, чтобы потом к ним самим не было претензий.
Сложно рассчитывать, что кого-то накажут. 29 декабря было много и других нарушений: мне не дали ознакомиться до обыска с постановлением о его проведении, фотография была сделана и переслана в медиа, мне не предоставили протокол обыска, чтобы я не указал всё вышеперечисленное, и так далее, и так далее…
- Вы считаете, что всё являлось акцией устрашения для оппозиции. Власти подчеркивают, что их поддерживает подавляющее большинство, а многие оппозиционеры (особенно за рубежом) считают, что сегодня в стране нет сопротивления. Зачем тогда кого-то пугать?
- Чтобы его и не было. Потенциально оно очень велико. Люди в массе своей недовольны ситуацией из-за событий последнего года. Поддержка линии властей по текущему конфликту сузилась уже до какого-то небольшого процента весьма своеобразных граждан. Плюс есть базовое недовольство системой, основанной на очень большом неравенстве (настроение большинства россиян тревожное, фиксирует ФОМ; в опросах "Левада-Центра" обвалились все оценки текущей ситуации - впрочем, на рейтингах властей эти события особо не сказались, что иногда объясняют страхом респондентов за себя и семью - прим. "Спектр").
Это понимают все, даже сотрудники полиции, которые просто занимаются делами в районах, ездят на выезды. Они могут очень не любить тех, кто ходит на митинги, но они прекрасно видят неравенство. Им не нравится наблюдать, с одной стороны, богатство, дворцы, очень дорогие машины (в том числе у своих начальников), а, с другой стороны, как учителя, врачи, полицейские получают очень небольшие зарплаты, перегружены работой, какой-то бумажной отчетностью.
Общее недовольство есть. В накладывающейся сюда ситуации с текущим конфликтом в Украине, вообще складывается предреволюционная ситуация. У меня впервые в жизни подобное ощущение. Особенно после объявления первой волны мобилизации. Власти загнали себя в ситуацию, когда им довольно сложно избежать нарастания протестного потенциала снизу. Они это сами поняли и мобилизацию приостановили, возможно, в ущерб каким-то своим планам. Поскольку механизм все-таки был запущен, то, видимо, неизбежны вторая - третья волны, но они вновь очень сильно подогреют общество. В такой ситуации кто-то должен отвечать за запугивания, за точечные репрессии. Время от времени они организуют отдельные громкие дела с большими сроками и акции, подобные обыскам 29 декабря.
- За время, проведенное в «компании» силовиков, довелось ли с ними пообщаться о войне в Украине?
- Во время обыска молодой сотрудник Центра «Э», ради развлечения, решил меня подловить вопросом: «Вы же против войны?». Я ему в ответ: «Интуиция мне подсказывает, что вы против. Это не так?». Какого-то взрыва эмоций не последовало. Он не стал мне с пеной у рта доказывать, что я не прав. Формально эшник, конечно, произнес слова о поддержке спецоперации, но это совсем не та реакция, которую хотели бы видеть пропагандисты.
За 15 суток мне не довелось с полицейскими обсуждать эту тему. Могу рассказать такой интересный случай. Меня везли на машине из «Сахарово» на суд. По дороге, около элитного поселка, один сотрудник полиции сказал другому: «Смотри, совсем другая жизнь». Коллега ему ответил: «Ну да, к ним, наверное, из военкомата не приходили». Из этой фразы считывалось, что вряд ли эти люди выступают за тотальную мобилизацию, вряд ли сами хотят ехать на фронт и заниматься репрессиями.
- Вы не задумались после всего, что произошло, об эмиграции?
- Как человек и политический активист, пока у меня есть возможность, буду оставаться здесь. С одной стороны, хочу продолжать преподавание в МГУ как можно дольше. С другой стороны, это может быть важно для какого-то количества людей, которые меня знают по политическим кампаниям последних двух лет. Надеюсь, то, что я остаюсь, будет содействовать тому, чтобы как можно больше людей с активной позицией не теряли надежду, чтобы жили какие-то проекты прошлых лет. Я член профсоюза «Университетская солидарность». Хотелось бы продолжать работу по защите прав сотрудников и студентов.
Есть задел по местному районному самоуправлению, который воплотился в платформе «ВыДвижение» перед муниципальными выборами. Платформа в значительной степени сохранилась. У людей, которые откликнулись для участия в конкретных избирательных кампаниях, есть потребность продолжать обсуждение районной повестки, того, что необходимо сделать для реализации наших идей. Необходимо, чтобы люди продолжали общаться, чувствовали себя частью общих инициатив, чтобы социальные связи поддерживались и усиливались.
- Как вы оцениваете внутриполитическую ситуацию в России на фоне войны? Что нас ждет?
- Почему очень важно не терять личностные контакты? Текущий режим – это не тот мир, в котором мы хотим жить. В будущем, когда пойдет какая-то серьезная трансформация режима (она может пойти разными путями, в том числе и сверху), потребуется консолидация людей с левыми демократическими взглядами.
При выходе из сложившейся ситуации, из текущего конфликта есть очень большая вероятность того, что крупный бизнес, чиновники, разнообразные политики сделают ставку на еще больший уход вправо, в реваншизм. Эти силы будут уверять, что всё было верно, но, к сожалению, "спецоперация" непоследовательно реализовывалась отдельными коррумпированными руководителями и бездарными генералами. Теперь нужно окончательно задавить всех несогласных, тратить остатки бюджета на вооружение, силовой блок и, соответственно, готовиться к реваншу. Эта политика будет сопровождаться уже массовыми репрессиями и не оставит следов даже от тех подачек, которые раздавало путинское государство части бюджетников.
Подобная политика в конечном счете почти неизбежно приведет к какой-то новой военной авантюре. Чтобы не дать стране уйти в такой традиционный фашизм, нужно, чтобы существовала не менее радикальная, но демократическая левая социальная инициатива. Важно, чтобы наши единомышленники не теряли надежду, не теряли из вида эту перспективу. Сложно сказать, когда она наступит, в течение года или трех лет, но к ней надо готовиться.
-Что сейчас делать россиянам, которые против войны, но не могут или не хотят покинуть страну?
- Продолжать участвовать в каких-то общественных инициативах, которые живы. Поддерживать их деятельность. Общаться с единомышленниками, может быть, расширяя их круг. Это важно с точки зрения будущей перспективы.
В тех случаях, когда есть возможность, безопасно выражать свою антивоенную позицию, не молчать. Это один из важнейших факторов, который влияет на позицию людей. Если они видят, что у них в окружении есть несколько человек, которые занимают критическую позицию по отношению к происходящему, то это очень сильно стимулирует их самих к принятию такой точки зрения. Если им кажется, что вокруг них сплошная молчаливая поддержка всего того, что творится, и высказываются только несколько агрессивных знакомых, то у людей может складываться ложное впечатление, что либо все за, либо всем всё равно.
- В этом году должны состояться выборы мэра Москвы. Будете участвовать?
- Мы обсуждаем с товарищами возможность участия в этой кампании. Есть версия, что обыск мог быть связан с мэрскими выборами. Правда, против говорит масштаб событий. В Москве пришли только к троим. Аресты были и в других городах, что не сильно укладывается в эту версию.
С другой стороны, за неделю до обыска была публикация в телеграм-канале «Кремлевская прачка», в которой требовалась расправа надо мной. Утверждалось, что якобы я послал муниципальных депутатов Владимира Залещака и Сергея Цукасова на съезд, созванный Пономаревым в Польше. Потом эти слова транслировали оперативники. Канал, по моей информации, обслуживает информационные интересы мэрии Москвы.
Что касается самих выборов, то конкретных планов сейчас озвучить не могу. Идут консультации с другими политиками, внутри нашей команды. Власти позаботились о существовании муниципального фильтра, который не допустит ни одного кандидата, не одобренного мэрией. Мы думаем, оцениваем, как можно эти выборы использовать в интересах общества. Может быть, какие-то идеи у нас появятся.
- За время своего ареста вы неизбежно общались со своими товарищами по несчастью. Кто они? Встречались ли вам участники каких-то антивоенных протестов или другие политические активисты?
- Очень большой процент сидельцев — это люди, которые родились в Центральной Азии и приехали работать в Москву (с 2021 года спецприёмник "Сахарово" активно использовался для содержания оппозиционеров, арестованных за участие в несанкционированных акциях — прим. "Спектр"). Объясняется это выполнением силовиками плана по административным арестам. Например, со мной сидели таксисты, которые возят на своих легковых машинах трудовых мигрантов из Москвы в "Сахарово", где находится, помимо спецприемника, еще и миграционный центр. Там оформляются документы на работу, патенты. Это большой поток людей — несколько тысяч, видимо, каждый день. Полицейским нужно выполнять некий план. Они организовывают облаву, берут заметное количество этих таксистов и приписывают им правонарушения, которые те не совершали.
Сидел со мной молодой человек, закончивший недавно колледж. Фактически его административный арест был связан с попыткой его призвать в армию. Парень придерживается пацифистских взглядов, вегетарианец. Его караулила полиция по указанию военкомата около дома. Когда он вышел и его стали хватать, он побежал. Ему оформили неповиновение. Он написал заявление на альтернативную службу. Всё это было уже перед концом призыва. В итоге военкомат решил с ним не связываться, а заняться другими случаями, где будет больше перспектив упрятать человека в окоп.
Был с нами человек в камере, занимавший провоенную позицию в первые полгода. Он служил в армии и по возрасту подходит для мобилизации, но честно признавался, что в таких условиях идти воевать не хочет. С его стороны звучала критика верхушки с правых позиций. Его не устраивал не сам факт агрессии, а то, что она была плохо продумана и организована. Как же так? За 20 лет не могли подготовиться? Я ему, конечно, оппонировал.
- По вашим наблюдениям, какой выбор делают простые москвичи? Ваши соседи, студенты, избиратели.
- Активная часть общества занимает антивоенную позицию, но не тотально. Есть люди с политическим опытом, точку зрения которых можно назвать умеренно провоенной. Милитаристски настроенных абсолютное меньшинство (за мирные переговоры выступает около 50% россиян, за продолжение войны - 40%, безоговорочно за продолжение - 27% - прим. "Спектра"). После 21 сентября они сильно сбавили градус своей риторики, стали более осторожными.
Очень важную роль играет поколенческий фактор. Грубо говоря, среди молодежи доминирует критическое отношение к происходящему. Тем более, что двадцатилетние, тридцатилетние мужчины находятся непосредственно в группе риска. Плюс, конечно, у них отличаются источники информации от тех, что у поколений 50 – 60-летних.
Не скажу, что речь идет про 100% в каждой возрастной группе, но среди молодежи доминирует критическое отношение к происходящему и власти, а среди людей старшего возраста заметно больше людей с умеренной прогосударственной и провоенной позицией. Это разделение признается всеми, и мой непосредственно опыт тоже это подтверждает.
На мой взгляд, позиция в обществе сегодня преимущественно антивоенная. Чем дальше, тем больше настроения смещаются в эту сторону, потому что даже те, кто исходно поддерживали этот конфликт, видят, что ничего не получается, что всё идет не так, как им бы хотелось.