Все годы, пока Рублевская «Троица» выставлялась в Третьяковской Галерее, на нее не просто приходили поглазеть туристы, а обязательно стоял в углу перед ней человек и бормотал молитвы. Или несколько людей бормотали молитвы.

Даже будучи экспонатом в выставочном зале, икона продолжала оставаться иконой — чем-то сакральным, чем-то вроде волшебной палочки, предметом, способным совершить чудо.

Иллюстрация Алиса Кананен/SpektrPress

Вот и теперь, когда икону передают Церкви, это ведь не просто удовлетворение церковной алчности, не просто символический жест, направленный на укрепление имперского православия — это икона перестает быть экспонатом, памятником культуры, единицей хранения, а становится в первую очередь иконой именно — сакральным предметом, способным совершить чудо.

Ее выставят сначала в Храме Христа Спасителя, потом в Троицком соборе Сергиевой Лавры и тысячи, десятки тысяч молитв прихожан, смешиваясь с копотью свечей и дымом ладана, станут стучаться в нее, как в небесную дверь. Икона, возможно, даже пострадает от такого напора, потемнеет, потрескается, утратит красочный слой — принесет себя в жертву этим нехитрым молитвам, но — верите, нет? — чудо совершится.

Давайте представим себе такое. Приняв многотысячные молитвы икона Святой Троицы, писаная Андреем Рублевым пятьсот лет назад, ответит, как и положено — сотворением чуда.

Только что такое чудо? Это не фокус. Это не заплакать благоуханным мирром. Это не ходить по воде и не летать по воздуху. Чудо, как определял его замечательный философ Алексей Лосев — это совпадение эмпирического и эйдетического. То есть редкое совпадение того, что должно происходить в идеале, с тем, что реально происходит в окружающей нас жизни. Чудо, если определять его совсем приземленно — это когда все всегда шло через жопу и вот наконец, один-единственный раз идет правильно.

Воскресение Лазаря — это чудо, потому что мы всегда знали, что смерти нет, что мы должны быть бессмертны, но умирали и умирали, веками умирали один за другим, пока наконец Иисус из Назарета одного из нас, Лазаря — воскресил, как и должно быть. В кои-то веки.

Насыщение народа семью хлебами (или манна небесная в Ветхом Завете) — это чудо, потому что мы всегда знали, что хлеба должно хватать на всех, что Господь должен же заботиться о своих детях, но, зная это, мы всегда голодали, веками, тысячелетиями, пока, наконец, Моисей испросил у Господа небесной еды, а Иисус накормил семью хлебами огромную толпу.

Иллюстрация Алиса Кананен/SpektrPress

Вот что такое чудо. Чудо — это когда жизнь идет не по обыкновению своему сикось-накось, а в кои-то веки идет как надо, как следует.

Вот и представьте себе десятки тысяч молитв Троице — сделай нас тем, чем мы должны быть, сделай нас нами настоящими.

Многие люди думают, что мы униженные и обманутые, а должны быть сильными, полновластными и внушающими страх. Возможно.

Но я думаю, что мы лживые, наглые и жестокие, а должны быть тихими, мудрыми, милостивыми и внушать любовь.

Что если, жертвуя собой и разрушаясь от отчаянных молитв, свечной копоти и дыма ладана, чудотворная икона сделает нас не тем, что мы есть, а тем, чем мы должны быть?

Ну — каким-то чудом?

Мечта человека. Валерий Панюшкин о суде над Евгением Ройзманом