Российский историк Валерий Соловей, выступивший в минувший выходной на Рижской конференции — форуме НАТО по безопасности — высказал мысль, что Кремль имеет определенное преимущество перед Брюсселем. И обеспечивает его особая черта Владимира Путина — стратегическое терпение.

Летом этого года Валерий Соловей покинул должность заведующего кафедрой связей с общественностью МГИМО и прекратил преподавательскую деятельность под давлением руководства вуза. Его обвинили в том, что он «ведёт антигосударственную пропаганду и подрывает политическую стабильность».

- Вы оппонируете многим экспертам, которые считают, что Путин стратегически беспомощен, что он выдохся, что реагирует, а не выстраивает длинных линий.

- Опираясь на свои знания, я склонен полагать, что он, может быть, спонтанно, но выстроил стратегию. Он обладает стратегическим терпением. Кроме того, я знаю, что он очень тщательно строит планы. У него есть множество планов, хорошо проработанных, и некоторые из них он пытается реализовать. Он на самом деле очень редко импровизирует, боится импровизаций, хотя внешне реализация его планов выглядит как импровизация.

Он не только пользуется существующими возможностями, но и пытается сам создавать окна возможностей. Вся его европейская политика, — я не имею в виду дипломатию, — работа в социальных сетях, коррумпирование западных политиков, финансирование радикальных партий, правых и левых — это все часть последовательной стратегии, на которую выделяются огромные деньги. Она преследует цель хаотизировать Европу, ослабить ее внутреннее единство, затруднить принятие консолидированных решений.

Европа — очень мощный экономический игрок. Но у Евросоюза нет консолидированной политической воли, и принятие решений крайне затруднительно. Владимир Владимирович это хорошо знает и делает все возможное, чтобы решения вообще не принимались. Колебания Европы возникают часто и не по его воле, и он это знает и использует: вот щелочка, в нее можно протиснуться, просунуть руку, повлиять, ты получаешь каких-то «друзей», клиентов, в нужный момент они что-то сделают для тебя.

- То есть, работает с людьми, а не с системой?

- Путин ненавидит институты, и ему не нравится иметь с ними дело. Любой институт сдерживает персональную власть. А вот с людьми он умеет работать прекрасно. Он может произвести впечатление, обаять, он слушает их, это чистая правда. И он прислушивается к чужим мнениям.

- В вашем выступлении прозвучала мысль, что Путин уважает только американского лидера и китайского.

- Он уважает Трампа, вынужден считаться с Китаем, но европейских лидеров он презирает. Меркель ему очень не нравится, но он ее уважает, всех остальных, в частности, Макрона, он считает не стоящими внимания. Судя по тому, что сдержать его не удается, какой-то успех его стратегия имеет, хотя, может быть, не такой грандиозный, на какой он рассчитывал в 2014 году. Он рассчитывал, что время будет играть в пользу России и в пользу него лично. И отчасти это так и произошло: Европа устала от Украины — это очевидно, устала от санкций. Чего Путин не мог учесть, так это того, в России возникли серьезные внутренние проблемы.

Владимир Путин и Ангела Меркель на саммите G20 в Осаке, июнь 2019 г. Фото: G20 HANDOUT / TASS / Scanpix / Leta

- Они обусловлены санкциями?

- Нет. Совокупностью обстоятельств, экономическим кризисом, первопричиной которого санкции не являются. Нефтяные цены — да. Но даже и при них можно было обеспечить более сильный экономический рост. Причина экономических затруднений — очень неэффективная политика, которую формируют олигархические группы, близкие друзья Путина, чьи интересы он вынужден учитывать. Следствие этого — рост социальной напряженности, политического недовольства, кризис управляемости, заметный на всех уровнях системы. Система все хуже работает в административно-бюрократическом плане. Провинция вообще уже перестала работать. Путин не мог этого предвидеть и даже не думал об этом, потому что внешняя политика интересует его гораздо больше внутренней.

Когда политический кризис примет разрушительный характер, эта система рухнет. Что возникнет взамен? Что-то точно не либеральное, но более прагматичное и реалистическое, а это означает, что оно будет гораздо лучше. Это не будет автократия, потому что категорически ни для элит, ни для общества новый авторитаризм неприемлем. Все «наелись» Путиным.

Репрессии как знак качества. Власть отрабатывает на Навальном технологии, которые можно будет применить к любой неугодной российской структуре

- Эта модель исчерпана?

- Да, и главное — модель во главе с военным или офицером спецслужб. В 2000 году был общественный запрос на некую «сильную руку». Таковая связывалась либо с армией, либо с КГБ. Новая модель будет скорее напоминать Французскую республику, президентско-парламентскую, где президент довольно силен, и от него многое зависит, но правительство формирует парламент.

- Как сложится судьба Украины? Принятая формула Штайнмайера решает вопрос в пользу России?

- В Кремле так видят. На самом деле процесс идет очень медленно. Кремлю удалось пока настоять на своей интерпретации формулы Штайнмайера. Это означает, что проводятся выборы в местные органы власти, но власть фактически сохраняется, как и местная милиция. А границу будет охранять формально украинская пограничная стража, но комплектоваться она будет из уроженцев Донбасса. Командовать ими будут российские инструкторы. То есть, Донбасс возвращается в «тело» Украины фактически на конфедеративных правах. А Украина пусть занимается реабилитацией Донбасса, содержит его. Это и было изначально мечтой Путина — вернуть Донбасс на таких условиях.

Протесты против «формулы Штайнмайера» в Киеве, октябрь 2019 г. Фото: Gaelle Girbes / SIPA / TASS / Scanpix / Leta

Зеленский оказался перед неприемлемым выбором: он хочет прекратить войну и, — не знаю, на самом деле или декларативно, — заняться экономикой и реформами. В воюющей стране очень сложно проводить реформы. Я уже не говорю о том, какие ресурсы отвлекаются на вооруженные силы. Он запросил у Москвы мира и сказал, что готов на ее условия. Все это делалось, конечно, закулисно. Зеленский ценой таких уступок пытается выиграть время. И, может быть, это мудрое решение. Вопрос в том, удастся ли ему это время использовать для того, чтобы провести в Украине реформы.

- Как долго Донбасс будет оставаться рычагом влияния для Кремля?

- Пока в Кремле нынешняя власть. Новая власть не заинтересована будет влиять. Сам Донбасс тоже может видоизмениться, более того, это могло бы стать основой для некого международного компромисса: Россия предлагает разработать международный план по реабилитации Донбасса, привлечем международных миротворцев, отчасти под флагом ООН, отчасти под флагом ОДКБ, но не российских, а, например, казахов. Назначат международную администрацию, приготовятся к длительному периоду реабилитации, и таким образом будет восстанавливаться доверие между Россией и Западом.

- Такой сценарий возможен?

- Такой сценарий там лежит, я уверен. Но для этого руководства он нежелателен. Это руководство получило, что хотело, оно считает, что стратегическое терпение в отношении Украины пришло к победному разрешению. И будет настаивать на своем, убеждая Запад, что мир ведь достигнут, вы же, мол, этого хотели, чего же вам еще?

«Владимир Владимирович, очевидно, устал». Почему россиянам нужна нормальная жизнь вместо патриотического облика страны

- Чтобы вернули Крым.

- Вопрос о Крыме будет вынесен за скобки. Я не могу представить себе ни одно правительство в России, которое решилось бы вернуть Крым, даже самое либеральное. Я могу допустить даже, что будет новый парламент, который признает произошедшее с Крымом преступным актом, но максимум, на что он пойдет — проведет повторный референдум.  

- Вы говорили, что у Владимира Путина есть ощущение миссии.

- Он считает себя спасителем России и человеком, который должен изменить мир. Это представление гораздо больше определяет его действия, чем кажется. Он считает, что поднял Россию с колен, восстановил ее статус великой державы. Он хочет обеспечить очень сильное влияние России — не во всем мире, но в Европе. Он бы предпочел, чтобы Европа выглядела, как в начале XIX века. Чтобы здесь не было такого института, как Европейский Союз, и тогда Россия могла бы договариваться то с Францией, то с Германией, возможно, иногда с Великобританией — вернулась бы к практике ситуативных альянсов. Россия играла бы очень важную роль, потому что у нее есть ресурсы, прекрасная военная машина, без России не обойтись в решении международных конфликтов. Он считает, что деньги, другие рычаги влияния более эффективны, чем контроль над территориями.

- Если санкции «за Донбасс» будут сняты, это позволит укрепить экономику России и продлит жизнь режиму.

- Я думаю, этот сценарий не успеет реализоваться. Запаса времени у режима нет. Если бы Путин в 2014 году не пошел в Крым, это могло бы длиться еще очень долго. Крым вызвал такую непредвиденную динамику.