Есть широко распространенная точка зрения, что началом поворота России к тотальной конфронтации с Западом, «гибридной войне» и войне санкций стала весна 2014 года — присоединение Крыма сразу после зимней Олимпиады-2014 в Сочи и создание при активной помощи России сепаратистских анклавов на Донбассе. Иногда точкой отказа Путина от первоначально почти прозападного курса, во многом продолжавшего ельцинский, называют известную Мюнхенскую речь в феврале 2007 года, или августовскую войну с Грузией 2008 года. Однако, как мне представляется, в реальности ключевым моментом в процессе сознательного превращения российской властью Запада в главного политического врага стала трагедия Беслана, которой в эти дни исполняется 15 лет.  

Захват 1128 заложников в средней школе №1 североосетинского города Беслан 32 вооруженными террористами (по официальной версии, по другим версиям террористов могло быть больше), приехавшими из Чечни через Ингушетию, в День знаний, 1 сентября 2004 года, обернулся самым кровавым терактом в новейшей российской истории. Террористы удерживали заложников трое суток, а 3 сентября спецподразделения пошли на штурм школы. Итог — 334 погибших, в том числе 186 детей, и более 800 раненых.

Штурм школы в Беслане 3 сентября 2004 года. Фото AFP PHOTO / YURI TUTOV/Scanpix/Leta

В ходе расследования виноватых среди представителей власти не оказалось, а все террористы (опять же по официальной версии) были уничтожены, кроме Нурпаши Кулаева, отбывающего теперь пожизненное наказание. Европейский суд по правам человека присудил родственникам жертв трагедии компенсации на сумму свыше 2,9 млн евро, поскольку, по оценке европейских судей, российские власти сделали недостаточно для того, чтобы минимизировать количество жертв в результате этой трагедии и не смогли обеспечить заложникам право на жизнь.

Вместо того, чтобы искать причины трагедии внутри страны, президент Владимир Путин сразу же предпочел трактовать случившееся в Беслане как акт сознательной внешней агрессии против России с далеко идущими политическими целями. 

4 сентября 2004 года Путин выступил с первым обращением к народу после трагедии Беслана. Это обращение ныне практически забыто, хотя оно оказалось для судьбы страны точно не менее важным и судьбоносным, чем вышеупомянутая широко известная речь Путина на Международной конференции по безопасности в Мюнхене 10 февраля 2007 года.

Именно тогда, 15 лет назад, были заложены предпосылки той политики России, которую мы видим сейчас — с публичным ядерным шантажом, с откровенным попранием норм международного права и своих договорных обязательств, с откровенной бравадой по поводу этой способности игнорировать нормы и правила.

Цитаты из текста, произнесенного российским президентом 4 сентября 2004 года, звучат как буквальное описание картины мира, существующей в голове правящей российской элиты по сей день, а также причин и способов той внешней и внутренней политики, которую проводит Россия спустя 15 лет.   

Поэтому дальше наш текст будет строиться как комментарий к самым важным положениям того обращения президента к нации 15-летней давности. Обращения, изменившего Россию.

«Мы все ожидали перемен. Перемен к лучшему.

Но ко многому, что изменилось в нашей жизни, оказались абсолютно не подготовленными. Почему?

Мы живем в условиях переходной экономики и не соответствующей состоянию и уровню развития общества политической системы.

Мы живем в условиях обострившихся внутренних конфликтов и межэтнических противоречий, которые раньше жестко подавлялись господствующей идеологией.

Мы перестали уделять должное внимание вопросам обороны и безопасности, позволили коррупции поразить судебную и правоохранительную сферы».

Президент ставит первый диагноз случившейся в Беслане трагедии. Слова про коррупцию, поразившую судебную и правоохранительную сферу, сейчас звучат как сарказм и как приговор путинскому правлению: за 15 лет коррупция правоохранительных органов в России, уж точно не уменьшилась, а финансовые возможности для этой коррупции возросли многократно. То есть, эта часть террористической угрозы для страны явно не устранена.

«Слабых — бьют». Как теракт в Беслане стал точкой невозврата, а Россия оказалась в кольце врагов — перечитываем речь президента 15-летней давности

Но не стоит обольщаться, будто бы Путин счел причиной захвата заложников в Беслане внутрироссийские проблемы.

«Кроме того, наша страна — с некогда самой мощной системой защиты своих внешних рубежей — в одночасье оказалась незащищенной ни с Запада, ни с Востока.

На создание новых, современных и реально защищенных границ уйдут многие годы и потребуются миллиарды рублей».

Президент начинает готовить общественное мнение к тому, что Беслан — дело рук коварных внешних сил и следствие незащищенности России от внешних угроз. И обещает стране новую милитаризацию. В отличие от борьбы с коррупцией в правоохранительных органах, тут глава государства сдержал свое обещание. Россия действительно тратит на военные нужды в последние полтора десятилетия по нарастающей сотни миллиардов рублей. А хвастовство и публичные угрозы врагам нашим мощным и современным оружием (теперь, по мнению российской власти, мы прекрасно защищены и с Запада, и с Востока) стали важнейшими составляющими нынешнего официального российского политического дискурса.

«В общем, нужно признать, что мы не проявили понимания сложности и опасности процессов, происходящих в своей собственной стране и в мире в целом.

Во всяком случае, не смогли на них адекватно среагировать. Проявили слабость.

А слабых — бьют».

Война на Украине и участие в сирийской войне происходят под постоянный аккомпанемент этого «слабых — бьют». А сильные, видимо те, кто способен бить слабых сам. Российская власть в 2019 году однозначно считает своей силой возможность участвовать в военных конфликтах за пределами своей территории. А любые политические компромиссы во внутренней и внешней политике, признание собственных ошибок — считает проявлением слабости. Именно после Беслана эта заведомая безгрешность и невиновность даже в самых страшных трагедиях верховной власти и логика, в которой компромисс является слабостью, утвердились в путинской России окончательно.

«Одни хотят оторвать от нас кусок „пожирнее“, другие им помогают. Помогают, полагая, что Россия — как одна из крупнейших ядерных держав мира — еще представляет для кого-то угрозу. Поэтому эту угрозу надо устранить.

И терроризм — это, конечно, только инструмент для достижения этих целей.

… то, что произошло сейчас, — бесчеловечное, беспрецедентное по своей жестокости преступление террористов. Это не вызов Президенту, Парламенту или Правительству. Это вызов всей России. Всему нашему народу.

Это — нападение на нашу страну».

Путин не стесняется в выражениях. Он трактует теракт как нападение на Россию внешних сил, которые хотят оторвать от нее «кусок пожирнее», якобы пытаясь, ни много, ни мало, отомстить великой ядерной державе. Эти слова произносятся почти через три года после террористической атаки 11 сентября в США, за которой, в отличие от теракта в Беслане, действительно стояли внешние силы. Через полгода после взрыва на мадридском вокзале Аточа, где тоже были сотни погибших. То есть в ситуации, когда международный терроризм вообще был одной из ключевых проблем мировой политики (он остается таковой и сейчас, хотя эта угроза кажется более обыденной и менее «тотальной», способной опрокинуть весь уклад жизни в любой точке мира, чем 15 или 18 лет назад). 

При этом если США еще могли говорить, что цель террористической атаки «Аль-Каиды» —наказать Америку и западную цивилизацию за политику на Ближнем Востоке, то из уст Путина слова о желании неких внешних сил отнять у России «кусок пожирнее» после теракта в Беслане звучали, по меньшей мере, странно. Если внешние силы и хотели отделить от России Кавказ, то уж точно мусульманский, а не православную Северную Осетию, где случилась эта трагедия. 

«Как Президент, глава Российского государства, как человек, который дал клятву защищать страну, ее территориальную целостность, и просто — как гражданин России, я убежден, что в действительности никакого выбора у нас просто нет. Потому что стоит нам позволить себя шантажировать и поддаться панике, как мы погрузим миллионы людей в нескончаемую череду кровавых конфликтов по примеру Карабаха, Приднестровья и других хорошо известных нам трагедий».

Приднестровье к 2004 году уже давно не было зоной кровавых конфликтов — скорее, зоной контрабанды и фейковой государственности, каковой остается до сих пор. При этом сама Россия сделала на территории Украины ровно то, что в 2004-м так осуждал Путин: превратила Донбасс в зону постоянных кровавых конфликтов, нарушив территориальную целостность другой страны. По сути, Россия сама стала экспортером терроризма: нетрудно догадаться, что случилось бы в путинской России в 2014 или в 2019 году с людьми, которые объявили бы себя «ополченцами», свергли силой законную власть в каком-нибудь российском регионе и провозгласили бы себя «народной республикой».

«Мы имеем дело не просто с отдельными акциями устрашения, не с обособленными вылазками террористов. Мы имеем дело с прямой интервенцией международного террора против России.

С тотальной, жестокой и полномасштабной войной, которая вновь и вновь уносит жизни наших соотечественников».

В бесланской школе 3 сентября 2019 года. Фото Anton Podgaiko / Sputnik/Scanpix/Leta

Попытка трактовать внутренние проблемы страны как признаки прямой внешней интервенции с тех пор стали общим местом российской политики. Как и попытки закручивать гайки, ограничивать гражданские права под предлогом обеспечения безопасности государства. Через месяц после трагедии Беслана Путин, прямо мотивируя это терактом в школе, отменит прямые выборы губернаторов. Потом этих выборов не будет в стране почти 10 лет и до сих пор нет в некоторых российских регионах. В частности, в Дагестане и Ингушетии. 

При этом Чечня фактически отдана на откуп Рамзану Кадырову. Под щедрое федеральное финансирование, больше похожее на желание откупиться, в обмен на полную показную личную лояльность президенту (но не факт, что России) Кадыров превратил Чечню в территорию, где де-факто не действуют российские законы. Чеченские сепаратисты, которые боролись за независимость Чечни в конце 90-х годов ХХ века, и помыслить не могли о такой степени независимости, которая есть у Чечни сейчас. И это тоже в определенной степени плата за Беслан.

Использование образа внешнего врага для наступления на гражданские права и свободы, для объяснения любых проблем страны после Беслана стало общим местом российской политики. Образ «России в кольце врагов» с тех пор прочно закрепился в сознании российской власти. А те, кто требует от власти гражданских свобод и соблюдения законов, с тех пор называются «пятой колонной», «национал-предателями» и  даже «пособниками террористов». Людей научили терпеть, «сплачиваться вокруг власти перед лицом внешней угрозы», даже если эта угроза — мнимая.

Демократию, соблюдение закона, персональную ответственность, политический компромисс с тех пор нынешняя российская власть окончательно сочла для себя признаками слабости. «А слабых — бьют». Теперь вы уже знаете, кто и когда это сказал.