Уголовное дело по статье о «дискредитации вооруженных сил РФ» на Евгения Ройзмана завели в июле 2022 года — из-за его стрима «Ответы на ваши вопросы». 24 августа Ройзмана задержали, а уже на следующий день суд назначил ему «запрет определенных действий»: политику нельзя было пользоваться телефоном, интернетом и почтой, посещать публичные мероприятия и общаться со свидетелями по уголовному делу. Еженедельные приемы, которые Ройзман вел еще с начала нулевых, не прекратились: их продолжила вести команда «Фонда Ройзмана», но без Евгения, у которого шли суды. Его сегодняшний личный прием — первый после практически годового перерыва. На него отправилась журналистка «Спектра».
«Они справятся»
Пятничные приемы Ройзмана — традиция еще со времен работы политика в Госдуме и администрации Екатеринбурга. Каждую неделю в его кабинет, а теперь — в офис благотворительного фонда приходят жители города и Свердловской области, до ста человек в день. Кому-то нужна помощь, кто-то просит подписать книгу стихов или рассказов, некоторые приезжают просто выговориться. Часто на столе появляются гостинцы: домашние пироги, варенье, конфеты, сувениры, картины и книги, которые люди привозят в дар из разных концов страны: тогда стол политика напоминает барабан известного телешоу. Сейчас приемы идут сразу в нескольких комнатах — людей принимает юрист, специалист по работе с населением и лично Евгений Вадимович.
Обычно в соцсетях фонда пишут, что Ройзман будет на приеме, но в этот раз его присутствие не анонсировали, только местные СМИ, ссылаясь на адвоката, предполагали, что ближайшая дата возвращения — 9 июня. Некоторые, возможно, догадались, что сегодня политик будет на месте — первые же посетители пришли целенаправленно к нему.
В кабинет входит пара: женщина в сером свитере и мужчина в скромном бежевом костюме. Оба осторожно улыбаются — волнуются.
— Как вы догадались, что я буду? — спрашивает Ройзман.
— Мы интуитивно… — негромко отвечает женщина и тут же начинает свой рассказ. — Нас всех эта ситуация огорошила. Сейчас я себя виню, что дети так среагировали….
— Свет, давай я, — мужчина приобнимает жену за плечо. — В феврале война началась, а в марте наша беременная дочь уехала за границу. Они с мужем ходили на митинги и решили уехать. Сын работал водителем, я с ним все время говорил о происходящем, а он встречался с девушкой, к свадьбе готовился и все говорил: «Папа, мне не до этого». Я ему отвечал, мол, сын, нельзя так себя вести, когда-нибудь тебя это коснется.
Из рассказа выясняется, что вскоре и коснулось: свадебное путешествие молодоженов должно было начаться в сентябре — через несколько дней после того как Владимир Путин объявил о «частичной мобилизации». Лететь нужно было через тюменский аэропорт Рощино, но без справки из военкомата мужчин за границу не выпускали.
— Мы с сыном пошли за справкой, — выдохнув, говорит Светлана. — У военкомата стояли огромные автобусы, мы видели, как провожают ребят. Знаете, раньше, когда провожали в армию, чувствовалось что-то духоподъемное, а тут никто не улыбался, ничего не говорил, стояли сотрудники ППС с автоматами. Нам сказали: хорошо, дадим вам справку, приходите в три часа, но вы должны подписать согласие о мобилизации. Мы ушли и больше туда не вернулись. Молились всем богам. Потом требование о справке на границе отменили и они улетели. Мы говорили: «Дети, думайте, надо ли вам возвращаться».
Пара рассказывает о дочери, которая родила ребенка в Мексике и осталась там с мужем и новорожденным. Им удалось легализоваться, а вот у старшего сына все сложнее: они с женой в США и пытаются там устроиться, но юристы не дают гарантий…
Ройзман слушает, кивает, и в конце концов советует паре обратиться в организацию «Ковчег», которая в разных странах, в том числе и в США, помогает новым российским эмигрантам.
— Думаю, ваши дети сейчас сами должны отвоевать шанс на нормальную жизнь, — добавляет он. — Они все сделали правильно, а первые месяцы, даже годы в эмиграции всегда сложные. Но так тревожно, как здесь, поверьте, им уже не будет нигде. Для вас самое главное произошло — дети в безопасности. Они справятся.
Плавный вход в жизнь
Евгений Ройзман смотрит в свой телефон, пытясь настроить Vpn.
— Я могу пользоваться соцсетями, но я — иноагент и пока не понимаю, как с этим работать, — объясняет он. — Мне неохота ставить «плашку», но любая ошибка чревата. Я не знаю и не понимаю простых моментов: как она будет работать для реплаев (твитов, адресованных пользователю в ответ на его твит — прим.ред), где ее ставить. Ну и это унизительная ситуация, а мне соцсети нужны для работы. [Правозащитник] Павел Чиков этими вопросами занимается, общий чат у них есть, я там тоже зарегистрируюсь.
В кабинет быстро входит помощница Ройзмана — Елена Гирс.
— Евгений Вадимович, Михаил, город Глазов, депутат городской думы, очень давно ждет вашего звонка! — скороговоркой произносит она, протягивая мобильный.
После разговора с депутатом Евгений намечает план действий:
— Нужно обзвонить всех ключевых врачей, с которыми мы работаем по городу и Минздраву. Сказать, что приемы начинаются. Если нужна помощь, чтобы к нам отправляли…
«Фонд Ройзмана» держит контакт с врачами напрямую, чтобы человек, у которого подозрения на серьезный диагноз, мог попасть к специалисту, минуя многомесячные очереди к врачам в государственных клиниках.
Экран телефона загорается. Ройзман говорит в трубку:
— Я сейчас плавно в жизнь вхожу, чтобы резких движений не сделать. Резко снижаю скорость жизни, начинаю заниматься диссертацией, фондом. Я бы потом подъехал вам руку пожать. Вы в городе? Ладно, обнимаю, увидимся.
Красивые истории
Люди на приеме бывают очень разные и с разными проблемами. При нас в фонд приходила автор проекта по спортивной абилитации детей с аутизмом, Светлана Гордеева. Благотворительный фонд будет его поддерживать, когда Света зарегистрирует НКО. А однажды к Ройзману приехали из свердловской деревни, сказали, что хотят построить яхту, назвать ее «Россия» и совершить кругосветное путешествие. Искали спонсоров.
— Индивидуальные заявки на помощь мы уже даже не считаем, — говорит директор фонда Светлана Косолапова, листая на компьютере список папок с фамилиями и документами. —Кому-то и второй раз помогаем, новых полно. В основном вся эта помощь остается за кадром, на сайте появляются только крупные сборы или люди, у которых есть интересные истории.
Света рассказывает, что к ним обращаются десятки семей, где есть ребенок с ДЦП или расстройством аутистического спектра — им нужны специальные занятия или реабилитация. По их словам, больше ни один фонд это не оплачивает. Сегодня, например, приходила женщина — ее ребенку после кохлеарной имплантации (метод слухопротезирования) нужны занятия с нейрологопедами и дефектологами, но фонд, который раньше им это оплачивал, сейчас покрывает счета только частично. Даже эта сумма для женщины неподъемна с учетом расходов на дорогу и съемное жилье в городе, где проходит реабилитация.
— Бывает, приносят ребенка на руках, и говорят: «Оплатите», — добавляет Ройзман. — Ты оплачиваешь, ребенок здоров, прыгает, радуется — на это не жалко никаких денег, потому что есть результат. А если все видят, что шансов нет, и может быть только поддержка состояния? Человеку с ДЦП больно, ему в год нужно как минимум две реабилитации, а чеки — по четыреста тысяч, представляешь, каково родителям? Под боком есть мощнейший реабилитационный центр, но он абсолютно коммерческий. Родители с ума сходят…
На прием приходит Наталья Заиченко — в 2020 году ее фонд создал проект «Урал на ладони» — это макеты-конструкторы исторических зданий Екатеринбурга и области. Их можно разбирать и исследовать — так люди с нарушениями зрения знакомятся с городом, его историей и архитектурой. Сейчас Наталья ищет постоянный выставочный зал для своих экспонатов.
— Мы были на всех крупных мероприятиях: «Иннопром», форум «100+», туристский форум «Большой Урал», — перечисляет Наталья. — Все фотографировались с нашими макетами, у нас есть план экскурсий для разных гостей. Я уже с какой только стороны не пыталась зайти: и в фонд «Святой Екатерины», и к [мэру Екатеринбурга Алексею] Орлову, и к губернатору, толку — ноль.
— Где у вас сейчас это все находится? — спрашивает Ройзман.
— Сейчас — на складе галереи «Главный проспект».
— У вас есть какое-то помещение сейчас? — вмешивается Светлана Косолапова.
— Это красивая история! — обрывает ее Евгений. — Давайте встретимся через неделю, а пока — ищите помещение!..
После Заиченко в офис приходит женщина с букетом цветов, представляется Ольгой и просит Ройзмана подписать книгу. Рассказывает, что приехала из Ярославля, работает уборщицей. Достает из мешка кофе и шоколад, ставит на стол политика, рядом с цветами и говорит, что хочет пожертвовать пять тысяч рублей ребенку, которого сейчас поддерживает фонд. Впрочем, у Ольги с собой только наличка — и сотрудница фонда ведет ее к банкомату.
В офисе наступает тишина. Сегодня людей немного.
— Когда я работал мэром, бывали дни, что приходило до ста человек в день. А сейчас мы же не объявляли ничего. Неохота объявлять, — поясняет Ройзман. — Мне сейчас все пишут, просят об интервью, а мне неохота разговаривать. Журналистам же пофиг, посадят меня или нет…
Сильные идеи
Уголовное дело против Евгения окончилось штрафом в 260 тысяч рублей. Этим вечером он его оплатит.
— На штраф мне собрали моментально, — рассказывает он, — вышло полтора миллиона лишних: триста тысяч я закину на Мосина (Алексей Мосин — глава екатеринбургского отделения «Мемориала», 1 июня организацию оштрафовали на 300 тысяч рублей по статье о «дискредитации ВС РФ» — прим. ред.), остальное отправлю на благотворительность.
Этой осенью, 10 сентября в Екатеринбурге будут выбирать новый состав городской думы. Евгений считает, что уголовное дело против него связано, в том числе, и с этим:
— [Власти] боятся любой моей активности, потому что скоро выборы, а у них нервяк. Я никуда не пойду точно — выборы закончились, у меня нет никаких иллюзий. Но когда где-то есть человек, у которого свое мнение, куча сторонников, высокие рейтинги, а в России из действующих вообще никого не осталось — на этот счет в администрации президента проработали стратегии.
В середине дня к Ройзману приходит известный уральский адвокат Алексей Бушмаков — консультирует его по поводу ведения соцсетей в новом статусе.
— Блин, мне соцсети-то нужны — это моя работа, — горячится Ройзман.
— Нет, ну, если в политику не будете лезть — пользуйтесь. Распространяйте сборы, культурные мероприятия… — разводит руками Алексей.
Вслед за адвокатом в офисе появляется молодая пара. Юноша представляется Николаем, рассказывает, что они приехали с Кубани и робко добавляет:
— Я смотрел ваш ютуб-канал, очень близки ваши идеи. Можно сфоткаться?
Фоткаются. Затем приходит Дмитрий Бахтин — папа мальчика со СМА (спинально-мышечной атрофией), которому «Фонд Ройзмана» оплатил многомиллионный укол препарата «Золгенсма». С тех пор Дмитрий регулярно приходит на все заседания судов и поддерживает Евгения. Сейчас семья Бахтина пытается добиться для сына препарата «Спинраза».
— Укол «Спинразы» назначили в ОДКБ Екатеринбурга на март 2021 года. Но так как сын проходил гормональную терапию, мы с женой написали обращение в Министерство здравоохранения Свердловской области, чтобы укол перенесли на несколько недель вперед. В ответ на обращение — отказ в лечении. Врачи объяснили это тем, что препарат не является для ребенка жизненно-необходимым.
После года разбирательств суд вынес решение: «обеспечить с немедленным исполнением». Прошло больше года, но этого так и не случилось.
— В Минздраве нам теперь отвечают, что лекарство закупили, и оно лежит на аптечном складе, — рассказывает Дмитрий. — В августе Следственный комитет возбудил уголовное дело, но и это не дало результат. Сын снова слабеет, может спать только на аппарате ИВЛ.
После Бахтина приходит женщина по имени Наталья Туркеева. «Фонд Ройзмана» помог ей похоронить мужа и оплатить долги, установить пандусы — у женщины тоже СМА, она передвигается в инвалидной коляске, но регулярно поддерживает Евгения и приезжает на все суды. Сейчас у Туркеевой появилась идея — шить модную одежду для людей с разными видами инвалидности. Спрашиваю Евгения, как он сможет в этом помочь:
— Да как угодно, — отвечает он. — Деньги я найду всегда, со сбытом помогу, с идеями тоже. Это очень сильная идея. Очень много нюансов.
«Нам запретили с вами общаться»
В день первого приема Ройзмана в общественную приемную фонда обратилось двадцать человек.
— Если честно, я уже замучилась. У нас у всех выгорание. Но деваться некуда, — говорит Светлана Косолапова. — Я понимаю, что им всем, людям которые к нам идут, несладко: им неловко и стыдно, они идут просить помощь, переступая через свою гордость. Но есть среди них и те, кто уже вжился в эту роль.
По данным отчета в Минюст за 2022 год «Фонд Ройзмана» оказал помощи на сумму около ста миллионов рублей, или по 500 тысяч в каждый рабочий день. Основных сотрудников в фонде осталось четверо.
— Чаще всего сейчас просят оплатить бесконечные реабилитации и технические средства для них, — рассказывает Света. — ребенку нужна, например, беговая дорожка, чтобы тренироваться, или лежак для купания, но в перечень товаров, которые бесплатно предоставляет государство, они не входят — родителям нужно покупать самим. Те, кто побойчее, уже знают, к кому обратиться, но тем, кто приезжает из области — вот им страшно.
Очень много сил, по словам Светы, уходит на амбициозный проект, который задумал Евгений Вадимович: построить первый в России центр для реабилитации детей со СМА.
— Мы собирали средства на препарат «Золгенсма» для двух детей, — рассказывает она. — По одному из них сбор уже почти закрылся в конце декабря, тут президент в объявляет, что по инициативе фонда «Круг добра» правительство РФ решило ввести в гражданский оборот и разрешить использовать «Золгенсма» в России. Документы готовятся полгода — и на этот период объявляется мораторий: этот препарат никто больше не может купить, кроме «Круга добра»! По их внутренним регламентам закупка не может пройти без консилиума, который ими же и собирается. Эти их врачи решают, нужен ли препарат ребенку. В итоге нашему мальчику отказывают, а деньги уже собраны и местные неврологи считали, что он ему показан. То есть мы попали в ситуацию, когда сами препарат купить не могли — из-за моратория. Поднялась волна общественного негодования, через месяц — новый консилиум, препарат одобряют. Думаю, под общественным давлением, ведь ребенок никак не изменился за это время.
В итоге «Круг добра» оплатит препарат обоим подопечным и от огромных сборов у «Фонда Ройзмана» осталось больше ста миллионов. Средства нужно использовать — так возникла идея реабилитационного центра для детей со СМА. Света подчеркивает, что на это уйдет много времени, так как ничего подобного команда до этого не делала. Сейчас фонд ищет помещение — этим тоже занимается она.
Спрашиваю, изменилось ли отношение к фонду после уголовного дела на Ройзмана.
— Наоборот, во время судов нас многие поддерживали, — отвечает Света. — А те, что боятся с нами работать, боялись и до уголовного дела. Например, когда я спрашиваю в детском паллиативном отделении, почему ребенку не в полном объеме оказана помощь и он с родителями идет в платную клинику, соцработник мне все время отвечает: «Ну, вы же понимаете, что нам строго-настрого запретили с вами общаться».
Вечереет, и сотрудники фонда собираются в небольшой кухне за чаем.
— Жень, а помнишь, мы в Думе работали, там какой-то мужик пришел и говорит: «Да я его папу знаю, могу спокойно к нему сейчас зайти»? — посмеивается Елена Гирс.
— Да меня и так весь город знает, ну!
Экран мобильного телефона снова вспыхивает.
— Рад вас слышать! — отвечает Ройзман. — Слава богу, торпеда мимо прошла, на свободе. Я вас обнимаю, всем там привет.