12 декабря в Санкт-Петербурге прошло очередное заседание по делу Виктории Петровой. Ее судят по статье о «фейках об армии» (по пункту «д» части 2 статьи 207.3 УК РФ) за то, что Виктория размещала на своей станице «ВКонтакте» антивоенные посты.
Арестована Петрова была 6 мая и с тех пор содержится в СИЗО. На прошедшем заседании защита ходатайствовала об отмене результатов экспертизы, настаивая на том, что она проведена с ошибками. Проводили ее лингвист и политолог СПбГУ, чьим преподавателям, поддержавшим «спецоперацию», Петрова посвятила отдельный критический пост — на правах выпускницы Высшей школы менеджмента СПбГУ. Но суд это ходатайство отклонил.
Политической активисткой 28-летняя Виктория себя не считает, правозащитный центр «Мемориал» признал ее политзаключенной. Она такая не одна. Уголовное наказание за «распространение заведомо ложной информации» о действиях российской армии в Украине руководство России ввело через неделю после начала вторжения, когда в стране начались протесты. С начала войны, по данным правозащитного проекта ОВД-Инфо, в России по этой статье было заведено 117 уголовных дел.
Адвокат Виктории Анастасия Пилипенко рассказала «Спектру» детали судебного процесса, почему её подзащитной не разрешали свиданий с близкими на стадии следствия и какие нестыковки в обвинении представляются защите очевидными. Кроме того, адвокат пояснила, какую роль в этом деле играет экспертиза и конкретно политолог — а их в делах о «фейках об армии» обвинение стало привлекать регулярно.
- Викторию Петрову обвиняют в распространении «фейков» о российской армии. Кроме того, речь идет о дискредитации ВС РФ. Обвинение предъявило тексты и видео, которые были размещены Викой на ее странице «ВКонтакте». Есть ли результаты экспертизы этих текстов и видео?
- 28 ноября в суде началось рассмотрение дела по существу. Естественно, все экспертизы у нас проведены. Вике вменяют четыре поста «ВКонтакте». Они содержат и тексты, и видео из разных источников. Там и Невзоров, и Кац, и «Популярная политика», то есть несколько пабликов, которыми она пользовалась.
Авторские тексты Виктории достаточно большие, где именно в них «фейк», по мнению обвинения, какие именно видео содержат якобы недостоверную информацию, обвинение нам так и не раскрыло. Мы на протяжении всего предварительного расследования и на каждом судебном заседании подчеркивали, что нам до сих пор непонятно, в чем конкретно Вику обвиняют.
Её посты, как пишут эксперты [обвинения], содержат в себе и дискредитацию армии, и призыв к воспрепятствованию использования Вооруженных сил РФ (текст экспертизы есть в распоряжении редакции). То есть до сих пор даже обвинение, как мне кажется, не отделило уголовное дело от административного. Дискредитация армии — это даже не арестная статья (там 30−50 тысяч штрафа), а Вика находится под стражей уже с 6 мая. Хотелось бы, чтобы обвинение разобралось все-таки, что оно нам вменяет, но, кажется, этого до сих пор не произошло.
- В чем суть экспертизы обвинения, которую огласили в суде 12 декабря? Что с постами подсудимой, по мнению экспертов, не так?
- Дело в том, что эксперты отвечают на те вопросы, которые перед ними поставлены следователем. Но эти вопросы в принципе не должны задаваться экспертам. Следователь спрашивает, по факту является ли информация, которую Виктория Петрова распространила, заведомо ложной и не соответствующей действительности? Естественно, вопрос о том, является ли та или иная информация истинной или ложной, это вообще не вопрос эксперта.
Тут мы даже не говорим о том, что это может быть компетенцией лингвиста, политолога, психолога или любого другого специалиста. Состояние ложности или истинности должно устанавливаться только судом. Это юридический вопрос. Вместе с тем перед экспертами эти юридические вопросы все равно поставлены.
Естественно, мы не сильно ожидали каких-то других выводов. У меня были предположения, что, может быть, эксперты все-таки честно скажут следователю, что такие вопросы перед ними ставится не должны, но нет. Эксперты ответили, что действительно информация, которую Виктория распространила, имеет вид достоверных сведений и является ложной. Дополнительно они выявили, отвечая на весьма наводящие вопросы следователя, мотив политической ненависти и вражды в отношении социальной группы военнослужащие в записях моей подзащитной.
- Это все главные претензии к экспертизе или у Вас есть еще?
- Не все, конечно. Там на самом деле кладезь ошибок. Во-первых, из текста экспертизы видно, что Виктория достаточно однозначно высказалась в адрес профессорско-преподавательского состава СПбГУ в своих постах. Мы считаем, что проводить экспертизу в этом ВУЗе было большой ошибкой, потому что эксперты из этого учреждения не могут быть объективны. Задет университет, где они работают. Мы следователя просили назначить экспертизу в другом экспертном учреждении, в котором хоть какая-то объективность могла бы соблюдаться. Он наше ходатайство вообще проигнорировал. Просто решил, что его не существует.
Во-вторых, следователь назначил экспертизу лингвистическую, то есть он хотел, чтобы на его вопросы отвечал эксперт в области языка, лингвистики, филологии. Затем у нас вдруг неожиданно в деле появился эксперт-политолог, который дает заключение вместе с лингвистом. Закон предусматривает, что так можно делать. Следователь не всегда обладает какими-то широкими познаниями в специальных областях. Поэтому иногда следователь сам может привлечь двух экспертов к производству экспертизы, а может это сделать и руководитель экспертного учреждения, если он посчитает, что здесь нужен дополнительный специалист.
Мы в нашем деле не видим, что такое решение вообще кем-то принималось! Например, следователем или руководителем экспертного центра СПбГУ. Если выражаться простым языком, эксперт-политолог упал на нас просто с неба в качестве «безвозмездного подарка», и мы не знаем, кого благодарить за такой «подарок».
Поскольку экспертов стало двое, и это эксперты разных специальностей, нам бы хотелось понимать из текста экспертизы, где собственно лингвистическая часть исследования, а где политологическая? Все-таки хочется понимать, за какие конкретно части этого экспертного исследования кто из экспертов отвечает, и кого из этих экспертов мне в суде допрашивать по этому заключению? Пока этот документ напоминает письмо дяди Федора из Простоквашино, которое он вместе с Шариком писал домой.
- О чем говорит привлечение политолога к экспертизе?
- Политологическая экспертиза обычно проводится на предмет, допустим, устава политических партий или общественных объединений. Таким образом политолог может определить, что это правая или левая партия, либеральная или консервативная.
Привлечение политолога в нашем случае, скорее всего, подчеркивает, что это одно из первых дел, возбужденное по «фейкам об армии». В мае их не было столько в стране, как сейчас. Тогда я думаю, просто не знали, куда бежать. Следствию нужно доказать, что человек распространяет какую-то информацию о так называемой «специальной военной операции». К какому эксперту бежать? Я уверена, ни один следователь не знал и не знает до сих пор.
Думаю, что политолог просто выбран как подходящий специалист, который может обработать какие-то сводки Министерства обороны РФ и сказать, что все было вот так, как Минобороны говорит, а не так, как подозреваемая. Это, с одной стороны, отчаянная безысходность, с другой стороны, попытка попасть пальцем в небо. Насколько я знаю, по делам коллег о «фейках про армию» политологов привлекают систематически.
- Проводилась ли по вашей инициативе независимая экспертиза?
- Сейчас стадия представления доказательств стороной обвинения. Сперва они представляют то, что у них есть, а потом наступает очередь защиты. Это уже будет в следующем году, потому что следующее заседание состоится в январе. Мы, естественно, представим альтернативное заключение.
Я могу немного предвосхитить события: мы спросили настоящего политолога, есть ли вообще в этой экспертизе вопросы, на которые он, как политолог может дать ответ? Мы получили весьма ожидаемый ответ, что нет. На такие вопросы политологи ответов не дают. Там есть ещё много, о чем мы можем с политологом поговорить, но вкратце да, конечно, альтернативное экспертное исследование у защиты есть.
- Как ваша подзащитная формулирует свою позицию, которая фактически и стала причиной уголовного дела?
- Вряд ли я сейчас смогу пересказать вам четыре поста Петровой в социальных сетях. Как юрист могу догадываться, что сообщения, например, о размере потерь российской армии, о количестве жертв среди мирного населения, может, исходя из сложившейся правоприменительной практики, относиться к фейкам. А оценка, скажем так, эмоциональная, может относиться к дискредитации.
Вика воспринимает это обвинение, как преследование за трансляцию антивоенной позиции в целом. Моя подзащитная не разбивает свои высказывания на какие-то отдельные составляющие: абзацы, предложения, утверждения. Вика и в своей речи говорила — это действительно её убеждение — что невозможно анализировать данное обвинение с правовой точки зрения. Его можно воспринимать только как попытку наказать Вику и других людей, которые сейчас привлечены к ответственности по этой статье, за антивоенную позицию как таковую.
- Виктория отрицает свою вину, не просит о снисхождении, не отказывается от своей позиции. 28 ноября она вновь сделала антивоенное заявление на заседании. Вы обсуждали с Викой ее поведение в ходе процесса?
- Конечно, мы неоднократно это обсуждали. Речь 28 числа — это не первое публичное высказывание Вики в ходе расследования и рассмотрения дела. Она уже произносила антивоенную речь в городском суде, во время апелляции на её арест. Естественно, мы с ней это обсуждали. Я описываю ей риски, связанные с тем, что Вика говорит и как она это говорит, но окончательное решение, конечно, принимает Виктория, а не я.
Я не имею права раскрывать без согласия Вики содержание правовых советов, которые ей даю, но могу сделать небольшую ремарку. То, что было произнесено 28 числа Викой в суде — это все-таки смягченный вариант её речи.
- Почему в деле о признании «Весны» экстремистской организацией фигурировала фамилия Петровой? В ходе вашего судебного процесса это разбиралось?
- В обвинении, которое предъявлено Вике Петровой, «Весна» не фигурировала вообще никак. И не только в обвинении. Если мы возьмем все 4 тома уголовного дела, то слова «Весна» мы там вообще не найдем. Вика не была подписана на аккаунты «Весны», у неё нигде не упоминается это движение. Ни в одном посте. Ни в тех, которые ей вменяются в рамках уголовного дела, ни в каких-либо других.
О «Весне» Вика в принципе ничего не знала, пока я не приехала к ней в следственный изолятор и не сообщила, что, оказывается, по версии прокурора, Вика поддерживает «экстремистскую организацию» и является ее активисткой. Конечно, это не так. И в обвинении, и в уголовном деле следователь и прокурор «Весну» никак не упоминали. Мы узнали о том, что правоохранительные органы как-то связывают Вику с «Весной», только когда появился иск о признании организации «Весна» экстремистской.
- Летом в СМИ была информация о том, что следователь предлагал Петровой признать свою вину в обмен на свидание с матерью. Как дела обстоят сейчас?
- Давление со стороны следователя продолжалось. Следствие с мая до конца августа запрещало Вике свидания с кем-бы то ни было. У Вики не только мама в Петербурге, есть и другие родственники, которые тоже просили предоставить им свидание. К чести конкретного судьи Калининского района надо сказать, что когда дело оказалось уже в производстве суда, никто не стал запрещать свидания. Все-таки мама и несколько других родственников с Викой уже встретились. Насколько я знаю, им подписали заявления на свидания еще и в декабре. Перед Новым годом они тоже увидятся.