Вчера было девять дней со дня смерти Дмитрия Маркова и Алексея Навального. Их не стало в один день. Точнее, в пятницу 16 февраля мы узнали, что их больше нет. Имя одного сейчас у всех на устах, другой был известен, конечно, меньше. Один — политик, признанный борец, оппозиционер. Другой — застенчивый, немногословный, провинциальный фотограф, активист, волонтер многих благотворительных фондов и организаций. Тем не менее есть тайное сходство в их судьбах. И в этих непоправимо ранних уходах: Маркову было 41 год, Навальному — 47 лет.  

Они не были лично знакомы. Лишь однажды пути их случайно пересеклись, когда Дмитрий Марков пришел протестовать против решения Симоновского суда г. Москвы о смене условного срока Навального на реальный. Ничего из этого протеста тогда не вышло. Маркову даже до здания суда не дали дойти. Наметанным взглядом «космонавты» вычислили худого мужчину под сорок и тут же, без лишних разговоров, препроводили в автозак, где людей было понапихано, как шпрот в банке.

Впрочем, тогда все было «корректно», как подчеркивал Дмитрий. Почему-то он постеснялся говорить, что вообще-то он «пресса» и даже есть у него журналистская «ксива» от медиапроекта «Такие дела». Сознательно решил пройти все этапы задержания на общих основаниях. И прошел. Даже бумагу подписал, которую всем задержанным давали: что якобы они кричали противоправное: «Мусора — позор России!». Хотя, разумеется, никто ничего такого не кричал. По большей части даже рта никто не успел открыть.

Фото Дмитрия Маркова из его телеграм-канала

И очень его умилила компания ребят-электриков, которых взяли совершенно случайно. Они шли менять проводку в том самом суде. У них и документы все были в исправности, и наряд выписан на эти работы. Всю дорогу они доказывали, что не имеют никакого отношения к протестующим.  Что у них работа! Но никто их не хотел слушать. И тем же устало-брезгливым жестом люди в балаклавах совали им в руки распечатанные на ксероксе признательные показания про «мусоров». Попал сюда — значит, виновен.

Только и успел Дима Марков на секунду достать свой смартфон и один раз щелкнуть приглянувшуюся картинку: за высоким столом сидит охранник в балаклаве и в камуфляже, а у него за спиной — портрет Путина на стене. Так они слились в один символический образ нынешней российской власти.

Потом этот снимок был продан на аукционе за два миллиона рублей некоей бизнес-леди Екатерине. А все деньги пошли на благотворительный проект — поддержку фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам».

Это был не первый выход Димы Маркова на протесты. В 2012 году он успел продержаться 10 секунд, пока Хамовнический суд выносил приговор Наде Толоконниковой и Марии Алехиной по делу Pussy Riot. Автозак, взыскание, штраф… Все по знакомой схеме. Один и тот же скорбный обряд отъема денег, обставленный большим количеством бессмысленных бумаг и утомительных телодвижений. Много позднее, когда Диму кто-то из журналистов спросил, почему ему так важно выходить на протесты, он ответил: «Чтобы, когда жизнь столкнет с Навальным или Толоконниковой, мне не было стыдно».  Дима думал об этом, верил, что такая встреча возможна. Но теперь уже не в этой жизни…

Кем был Дима Марков? Что мы о нем знаем? И что такого он знал про нас, про российскую жизнь? Почему теперь, после его смерти, мы снова и снова возвращаемся к его фотографиям, пересматриваем их, будто заново читаем горькую прозу трех последних десятилетий?

Родился в Пушкине, ближнее Подмосковье. До Москвы двенадцать остановок на электричке. Не такой уж край света. Детство пришлось на девяностые. Папа — слесарь, мама — швея.  Бедность, безденежье, телевизор, бубнящий в углу. Чтобы заработать отец ездил на другой конец области. Ближе работы не нашлось.

Из всего детства в памяти осталось только яблоневое дерево, куда Дима залезал со своими книгами, взятыми в школьной библиотеке. А еще — речка.

Он рассказывал, что больше всего ему нравилось сидеть в камышах, смотреть на облака, плывущие за противоположный берег, и воображать, что там может быть. Он уже знал, что есть школа, пара мудаков-одноклассников и хозяйственный магазин, куда старшие ребята посылали младших покупать клей «Момент».

Фото Дмитрия Маркова из его телеграм-канала

Но гораздо интереснее было думать о том, чего Дима не знал: о новых городах и всяких интересных местах. Тогда его переполняло ощущение чего-то большого и неизвестного. Предвкушение огромного нового мира, на пороге (берегу) которого он стоит и который вот-вот наступит.

В Дмитрии Маркове жил поэт юности. Юность его влекла и томила. Он старался все время заглянуть ей в глаза. Он устремлялся за ней в ночь, искал ее где-то среди пригородных гаражей, в заброшенных сквотах, в подземных переходах, пустых электричках… Юность убегала от него, не оборачиваясь, хамила, грубила или смотрела мимо невидящими глазами. Но юность всегда права. И всегда возмездие, как утверждал норвежский классик Генрих Ибсен.

А Дима так не считал. Он знал, что в юности человек особенно беззащитен, хрупок и слаб. Ему не на что опереться. Может отсюда, все его волонтерские проекты и порывы — уехать в глушь, помогать бывшим детдомовцам, организовывать коммуны для подростков и ребят с трудной судьбой.   

К тому же сам Дима и в 40 лет ощущал себя от силы на 17. Никак не больше. Поэтому так внутренне однажды сжался, когда кто-то из молодых парней, завидев нацеленный на себя объектив, вдруг спросил: «Дядь, ты че?». Впрочем, как еще подростку было обратиться к 40-летнему мужику? Не «господин» же!    

- Это всё потому что, несмотря на возраст, ментально я до сих пор пребываю в каком-то постподростковом периоде — признавался Дима в своем телеграмм-канале, — типичная проблема всех наркоманов. И это, действительно, проблема, а не экстравагантная особенность, потому что твой «внутренний ребенок» (которого, сука, уже хочется сдать в детдом), постоянно втягивает тебя в какой-то бестолковый блудняк… Короче, никогда не понимал людей, которые заявляют с гордостью, что не чувствуют себя на свой возраст. Нечем тут гордится. «Блажен, кто смолоду был молод, блажен кто вовремя созрел…»

Фото Дмитрия Маркова из его телеграм-канала

В «рюкзак» его памяти вместилось много всего. И поиски себя, и поденная работа в газете «Аргументы и факты», и призы на престижных западных фотоконкурсах, и долгая изматывающая борьба с наркозависимостью, подкосившая его здоровье, и окончательный переезд из Москвы в Псков, где на деньги за главный приз на PARIS PHOTO он купил себе скромную двушку. 

Но главное — в нем проснулся редкий дар первооткрывателя русской жизни. Он не просто ее запечатлевал с художественным блеском и журналистской находчивостью. Он сопереживал и сострадал ей в точном соответствии с заветами великих художников-передвижников XIX века. У него даже названия фотографии стилистически повторяют названия полотен из Третьяковской галереи: «Органы опеки забирают ребенка в приют» и что-то еще в том же духе… 

Как-то сразу, интуитивно Марков выбрал и подключился к одной из главных традиций русского искусства и литературы — правдивое и сострадательное отражение социальной жизни. Тут у него немало предшественников — это и Репин в его бурлаками на Волге, и Перов с его утопленницами и «чаепитиями в Мытищах», и Ярошенко с арестантами в зеленом столыпинским вагоном и духоподъёмным названием «Всюду жизнь».

У Дмитрия Маркова тоже «всюду жизнь». Вопреки всему. Он спокоен, созерцателен. Часто ироничен. Непонятно, как ему удавалось поймать в свой   объектив все эти стайки неунывающих детей окраин — они у него на фотографиях все время в движении, всегда в полете. Какие слова он подбирал, чтобы уговорить позировать ему усталых женщин с пластиковыми пакетами, идущих на работу или с работы. На каких газонах и тротуарах  находил обдолбанных наркоманов или безнадёжных пьяниц?

Точно так же трудно сегодня представить себе города, чьи названия кочуют у него из одной подписи в другую — Чох, Прохладный, Кола, Медвежьегорск, Дно… И всюду Ленин. Гранитный, бронзовый, гипсовый, мраморный, свежепокрашенный свинцовыми белилами, залепленный снегом, загаженный голубями… Вечный! 

Марков любил север, любил ветер, продувающий насквозь, строгую черно-белую красоту кадра. Терпеть не мог Юг за хаос, пестроту и какую-то утомительную разнокалиберность. 

Фото Дмитрия Маркова из его телеграм-канала

Дмитрий Марков знал и видел эту жизнь. Всюду успел побывать, чтобы, щёлкнув затвором, сделать мгновенный снимок, по которому наши потомки будут представлять себе правдивый, не парадный портрет России начала ХХI века.

Точнее всего скажет о Маркове его друг и почитатель, режиссер Кирилл Серебренников: «Дима поймал своей камерой наш самый главный и самый тайный секрет. Секрет этот в том, что мы полны желания любви, что за всем неуютом нашей жизни, за всей странностью нашего быта и муторностью бытия „у Бога“ есть вечная тоска по любви».

Марков дарил нам эту любовь, и почти всем, кого он снимал, и детям, и собакам, и бомжам, и работягам, и этой седой бабульке с пакетом «ORIFLAME#Я НЕСУ КРАСОТУ».

-  Всю свою жизнь я провел в России, — писал он в своем канале. — Я воспитан в этой реальности, вся моя работа связана с этой страной и с ее людьми — что от меня останется, если это убрать? Возможно, будь я моложе, я бы и смог отформатировать сознание, но сейчас уже поздно. Любовь к родине, это как болото, куда тебя затянуло с головой, как метастазы, которые проникли в каждый уголок тела. Куда я не приеду — Россия будет со мной.

Полномасштабное военное вторжение РФ в Украину в 2022 году он пережил трагически. Сам признавался, что совершенно не понимает, что и как ему снимать после 24 февраля. Об отъезде не помышлял. Хотя знал немало примеров удачных фотографических карьер. И вполне бы мог претендовать на какую-нибудь визу «Талант». Но не захотел. Почему?

- Рад за всех, кому удалось устроить жизнь заграницей, но для себя совершенно не представляю такого расклада. Почему? Потому что — образно говоря — глупо планировать поездку, когда давно уже сидишь на конечной. У нас в центре города есть храм архангела Михаила, храм, входящий в список всемирного наследия ЮНЕСКО, между прочим. В южном пределе колокольни проходят группы поддержки для алкоголиков, наркоманов и созависимых мамочек. Мы встречаемся там по будням: ежедневные размышления, горячий чай и разговоры о жизни. Начиная с четырнадцатого века в этом храме собирались самые разные люди — от монахов до большевиков. Вдумайтесь только, сколько жизней пропустили сквозь себя эти стены. И вот сейчас, спустя семь столетий и десятки поколений, пришла наша очередь. Каждый раз, проходя под каменными сводами колокольни, я чувствую со всей любовью и ответственностью, что это наше место. Не по праву юридической собственности, но по историческому, моральному праву. Как можно оставить это, поменять на что-то другое?

Фото Дмитрия Маркова из его телеграм-канала

Менять ничего он не стал. Преследований за свои «трушные снимки» не страшился. Считал, что тюрьма — это тоже Россия. Там тоже люди живут.

В одной из последний записей в своем телеграм-канале, опубликованном 6 февраля, Дмитрий рассказал о некоем мужчине по имени Андрей, которого случайно встретил в Александрове. Тот оказался контрактником, рассказал, что пришел с военной операции и планирует вернуться на фронт. «Не страшно умирать?» — спросил его Марков. Тот, помолчав, ответил:

- Страшно смотреть как умирают.

И заплакал.         

Фото Дмитрия Маркова из его телеграм-канала