Все начинается с полотна Леонардса Лагановскиса цвета запеченной крови. «Filmas beigas» N2 (1989), что означает в переводе с латышского «Конец фильма». 

Лента памяти откручивается на несколько десятилетий назад. Туда, во тьму и мрак 1946-го года, когда Латвия окончательно стала советской. Уже во второй раз! Соответственно, и всему латышскому искусству было строго предписано стать исключительно советским по духу и содержанию. Кто-то из художников успел уехать, но многие и остались. О них — новая выставка «Куда бы спрятаться!» (Kur lai paslepjas!), которая открылась в Zuzeum — важной художественной институции Латвии, основанной известным предпринимателем и меценатом Янисом Зузансом.  

Сейчас на этой тысяче квадратных метрах сошлось и смотрит со стен два направления искусства — официальное и неофициальное.  То, которое было на заказ, и то, которое для себя, чтобы не потерять себя или просто не сойти с ума. Одно четко соответствовало  идеологическим установкам времени и начальства, другое предпочитало жить скромно, незаметно, стараясь лишний раз не привлекать внимания «искусствоведов в штатском» и не претендуя на музейные просторы.  

Здесь 350 работ самых разных жанров — от больших станковых полотен до театральных плакатов и кофейных фарфоровых сервизов. От торжественного послания Великому Вождю и Учителю в золотой раме до пейзажей, напоминающих бесстрашные бунтарские прокламации.  

При этом ни на секунду не возникает ощущения хаоса. Во всем чувствуется тайная драматургия, легко прочитывается сюжет, слышатся тайные и явные переклички, которые сумела тонко аранжировать куратор выставки, замечательная художница Сандра Крастиня.  Вместе с дизайнером Рейнисом Лиепиньшом, при поддержке архитектурного бюро Silver Architecure, они создали пространство, четко поделенное одной стеной.

Роберт Старостс. «Куда бы спрятаться» (1954). Фото предоставлено арт-центром Zuzeum / Spektr. Press

Фактически все латвийское искусство второй половины ХХ века тоже оказалось «за стеной», будто насильно отрезанное, исключенное из мирового художественного процесса, где ни о какой Латвии не ведали. Отсюда и этот истошный крик «Куда мне спрятаться!», давший название выставке. Сандра его отыскала в подписи к маленькому рисунку классика латышской графики Роберта Старостса. У него там девочка прячется за ствол исполинского дерева, а мальчик раскачивается, встав ногами на качели. И даже слово «спрятаться», как выясняется, написано с ошибкой. Тем не менее, серия скромных черно-белых рисунков Старостса сегодня смотрится как наскальная живопись времен сталинского палеозоя. Они и трогательные, и печальные, и дерзкие.  Похожие на раскадровку какого-то неснятого кино, которое на самом деле об одном — убежать, уехать, скрыться… Недаром на одном из рисунков, который называется «Мир мыслей» (Domu pasaule), мы видим пару, где мужчина мечтает о корабле и дальних странствиях, а его спутница видит шлагбаум, который неизбежно встанет на их пути. Смотрю на дату под рисунком — 1954-й год… Или еще одна черно-белая пара, застывшая перед горой. Название картины — «То, что за горизонтом» (Aiz apvarsna) (1955). И правда, что там, за этим горизонтом, кроме одной бесконечной ночи, которая ожидает всех?

Роберт Старостс. «То, что за горизонтом» (1955). Фото предоставлено арт-центром Zuzeum / Spektr. Press

Я спрашиваю куратора Сандру, как удавалось художникам ее поколения  узнавать о новых тенденциях, как добирались до них западные имена и мода, как они переживали эту свою вынужденную изолированность в советское время? Сандра пожимает плечами. Да, в общем, никак. У кого-то оставались родственники за границей. Кто-то ухитрялся доставать западные журналы и книги — в основном, польского происхождения. Иногда удавалось вырваться в Москву на какую-нибудь эпохальную выставку Фрэнсиса Бэкона. Благо билет на поезд стоил тогда недорого, даже студенты могли себе это позволить. Сколько себя Сандра помнит, ее отец каждый вечер ловил по радио «Голос Америки». Глушили западные радиостанции страшно, но он как-то исхитрялся настроить приемник.

Так вот и латышские художники улавливали новейшие вибрации, доносившиеся из мирового эфира сквозь все идеологические помехи и заглушки.  

Отсюда — экспрессивный портрет разведчика Рихарда Зорге в модных брюках-клеш на фоне японского храма и загадочных фигур, посреди яркой вспышки в воздухе, будто от взрыва бомбы (художница Майя Табака).

Или внезапно — роскошные сковородки с яичницей, художник Миервалдис Полис. Откуда они вдруг взялись в 1975 году, эти чугунные обманки? Гиперреалистическая яичница скворчит на стене, давая понять, что новейшие течения не прошли мимо Полиса стороной. 

Миервалдис Полиc. Сковорода с яйцами (не жареные), 1975. Фото предоставлено арт-центром Zuzeum / Spektr. Press

На соседней стене — огромное полотно «Красные стрелки». Их тогда было много, этих самых стрелков. И в живописи, и в скульптуре, и даже в фарфоре. Советская власть, сделавшая их когда-то своими пособниками, с годами превратила латышских стрелков в обязательных героев всех официальных экспозиций. Хочешь получить зал под выставку или хороший заказ — рисуй «стрелков». Хочешь сделать карьеру — рисуй Ленина. Обычные условия советской арт-игры. Мало кому удавалось в нее не вступать. Куда от этого скрыться? И об этом тоже выставка. История компромиссов и умолчаний. История сломанных судеб и перечеркнутых надежд.

В разговоре с Сандрой вдруг возникло имя Джеммы Скулме, первой дамы латвийской живописи. Она долгое время возглавляла местный Союз художников. Джемма — опытный дипломат, умный стратег. Умела обходить острые углы, старалась не доводить разногласия с начальством до открытых конфликтов, но и своих коллег не давала в обиду. Всегда держала дистанцию, не сближаясь, но и не обдавая высокомерием.  Ее уважали. И вдруг в 1968 году сдержанная, разумная, холодноватая Джемма пишет страшное полотно с убитой девушкой, по своему образу напоминающей изнасилованную Латвию. Разумеется, официальное название другое. Что-то там фольклорное. «Народная песня». Но мы видим кровь, разорванное платье, разметавшиеся волосы, сброшенный на землю национальный головной убор.  Советские танки в Праге. Убитая надежда, поруганная жизнь. И горе. Все в этой картине.  

Джемма Скулме. Народная песня (Tautasdziesma), 1969. Фото предоставлено арт-центром Zuzeum / Spektr. Press

Вообще латышские художницы — отдельная тема выставки. У них тут целая стена. С одной стороны, это чистое торжество ведьминских чар. Привет булгаковской Маргарите, как раз тогда, в начале 1970-х, начавшей свой триумфальный полет. С другой стороны, это история одинокой, тоскующей, страдающей плоти. Судя по выставке, женщины были откровеннее и даже смелее мужчин. Те предпочитали уходить в коллажи, в пейзажи, в журнальную графику, часто прикрытием становились дети (на выставке можно увидеть обложки детского журнала Zilite, кормильца многих художников). Или латышская природа, или народное творчество. Ко всему этому сложнее было придраться на худсоветах.

- Диссидентов у нас в искусстве не было, — вздыхает Сандра.

Все, как могли, приспосабливались. Но кто-то и находил в себе силы отказываться. Та же Сандра наотрез отказалась рисовать Ленина, когда ей это предложили по окончании Академии художеств. А из-за огромного полотна Айи Зариня разгорелся уже настоящий бой.

Перепуганные начальники требовали убрать с выставки фиолетовое чудище с окровавленным ножом. Молодые художники из арт-группы Maigas svarstibas («Нежные колебания») восстали, сказав, что, если не будет картины Айи, то и они заберут свои картины. Большой скандал удалось кое-как погасить. Сегодня об этом эпизоде Сандра вспоминает с горделивой улыбкой. Да, тогда они были вместе. Стояли до конца. Может, потому и победили. 

Айя Зариня. «Убийца» (конец 1980-х). Фото предоставлено арт-центром Zuzeum / Spektr. Press

Впрочем, им тогда несказанно повезло. Это было уже другое время — середина 80-х годов. В воздухе запахло весной, перестройкой, свободой. Появились новые возможности. Тут и перформансы, и политические плакаты, и изысканные ассамбляжи с использованием хлебных поддонов. И такие пронзительные объекты, как «Ботинки» Олега Тиллбергса (1991), кажется, впитавшие в себя вековую пыль всех дорог и всю вековую усталость. Казалось, что пресловутая стена рухнула и теперь искусство расцветет с невиданной силой… 

Олег Тилбергс. «Ботинки» (Zābaki). Фото предоставлено арт-центром Zuzeum / Spektr. Press

- Если бы мне сказали тогда, что в Латвии в ближайшие тридцать лет так и не откроется музей современного искусства, я бы ни за что не поверила, — признается Сандра. 

Увы, такова реальность. Выставляться современным латышским художникам особенно негде. Счастье, что несколько лет назад появился Zuzeum. Но это частное собрание. Без всякой государственной поддержки. Серьезных коллекционеров, готовых вкладываться в искусство, как Янис Зузанс, можно легко пересчитать по пальцам одной руки. И что дальше? Куда теперь спрятаться?

Сандра Крастиня смотрит на меня с насмешливым недоумением. Как куда? Для себя она давно сделала выбор. Только творчество, только искусство.                                 

Роберт Старостс. «Мир мыслей» (1955). Фото предоставлено арт-центром Zuzeum / Spektr. Press