Сибирь потухла — подводим итоги. Чем закончился сезон таежных пожаров, и приведет ли он к перемене в лесном хозяйстве и посадкам чиновников
13:29, 01.10.2019
Лесной пожар в Сибири, август-сентябрь 2019 года. Фото Татьяны Вишневской для Spektr. Press
Сегодня, 30 сентября, федеральная «Авиалесоохрана» отчиталась о полной ликвидации всех лесных пожаров в России. Теперь можно считать, что огненный сезон для лесов Сибири, ставший в этом году одним из центральных событий в стране, официально завершен, а значит самое время подвести его итоги и понять, сделаны ли хоть какие-то выводы.
Последними, по информации региональных диспетчерских служб лесного хозяйства, за минувшие сутки были потушены семь лесных пожаров на площади 94 гектара. Но в целом же в 2019 году, по информации «Авиалесоохраны», огонь прошел четыре миллиона гектаров леса. По данным «Гринпис» России, масштаб бедствия оказался значительно больше, и от пожаров пострадало 5,4 миллиона гектаров.
В четырех регионах России — в Иркутской области, Красноярском крае, Бурятии и Якутии — был объявлен режим чрезвычайной ситуации. Теперь он там уже снят. Последним в середине сентября режим ЧС был отменен в Красноярском крае. Выступая на заседании краевого правительства, его председатель Юрий Лапшин сказал: «Непростое лето мы прошли. По завершении лесопожарного периода мы проведем подробнейший разбор в части организации работы по обнаружению и ликвидации лесных пожаров с учетом всех уроков, которые мы извлекли за прошедшее лето». Проведем его и мы.
Следствие
Тем более, что «извлечением уроков» по результатам «непростого лета» активно занимаются сейчас и следственные органы. В том же Красноярском крае возбуждены 19 уголовных дел по фактам неосторожного обращения с огнем и в целях проверки фактов умышленного поджога, совершенного неустановленными лицами. Решения о возбуждении уголовных дел приняты на основании анализа информации о пожарах и местах ведения санитарно-оздоровительных мероприятий в лесных массивах, сведений о регистрации сухих гроз, картографических данных лесных пожаров, незаконных вырубок, полученных с помощью космического мониторинга и так далее. «Основной причиной лесных пожаров в Красноярском крае является человеческий фактор», — заявил врио начальника ГУ МВД России по Красноярскому краю генерал-майор полиции Олег Стефанков. По данным этого ведомства, ущерб составил более 54 миллионов рублей.
Лесной пожар в Красноярском крае, август-сентябрь 2019. Фото Алексея Шатрова для Spektr. Press
Уже и Генпрокуратура РФ обнаружила случаи укрывательства преступлений в лесной отрасли со стороны местных надзорных органов. «Вскрыты случаи укрывательства преступлений. Нередко дознаватели безосновательно связывают вoзникновение пожаров с грозами и даже делают это при наличии категoрического заключения экспертов о возгорании ввиду источника oгня», — заявил первый заместитель генпрокурора РФ Александр Буксман. Напомним, что Генпрокутара начала прицельно проверять версию о намеренном поджоге лесов после прямого поручения премьер-министра Дмитрия Медведева, который еще 1 августа сделал смелое предположение, что пожары в Сибири могли устроить с целью сокрытия теневого бизнеса по вырубке леса. «Есть такая точка зрения, она должна быть подвергнута анализу на уровне правоохранительных органов и специальных надзорных служб. Проблема незаконной рубки в стране носит масштабный характер», — заявил тогда премьер. И вот, пожалуйста, Генпрокуратура все нашла.
Однако следователей интересует не только, почему пожары возникли, но и отчего с ними так нерешительно боролись. Следственный комитет России возбудил уголовное дело в отношении чиновников, не принявших мер для тушения лесных пожаров, однако конкретные имена и фамилии не указаны — обвиняют неустановленный круг лиц. В центре расследования оказались чиновники того же Красноярского края, ставшего ключевым во всей истории с лесными пожарами 2019 года, ведь с кого же еще и спрашивать, раз решения о тушении пожаров выносит региональная комиссия по ЧС во главе с губернатором Александром Уссом — тем самым, который запомнился получившим широкий резонанс заявлением о том, что тушить лесные пожары в труднодоступных местах «бессмысленно, а где-то даже вредно». «Это было и сто, и двести, и триста, и пятьсот лет тому назад,— сказал он.— Если у нас зимой холодная погода и возникают метели, никому не приходит в голову топить айсберги, чтобы стало потеплее. Нечто похожее применимо и к лесным пожарам в зоне контроля».
Зоны контроля и бесконтрольный дым
Зоны контроля — это труднодоступные территории, на которых разрешается не тушить очаги возгораний, если затраты на пожаротушение превышают прогнозируемый ущерб, а сами пожары не угрожают населенным пунктам и экономически разрабатываемым участкам лесов.
Сейчас, по информации «Гринпис», в зону контроля лесных пожаров включена территория в 500 миллионов гектаров — это 49% лесного фонда России. И действительно, леса горят там ежегодно.
«В этом году ситуация в Красноярском крае и Иркутской области была несколько хуже среднего, хотя ее нельзя назвать неожиданной или совсем уникальной, — пояснил корреспонденту „Спектра“ руководитель противопожарной программы „Гринпис“ России Григорий Куксин. — Пожары там случаются каждый год. Большая их часть возникает по вине людей (сжигание порубочных остатков, костры, окурки, иногда — специальные поджоги). Этот год отличался скорее тем, что погода установилась хуже обычного. И внимания к этой теме наконец-то стало больше. Если говорить о площадях, пройденных огнем, то они близки к рекордным для этих регионов (хуже было, наверное, только в 2012, а, возможно, в этом году и будет установлен своеобразный „рекорд“), но похожие пожары в прошлом случались, и, к сожалению, не волновали ни власть, ни жителей страны».
Действительно, тайга горит каждый год, но только нынешним летом лесные пожары стали синонимом экологической катастрофы и наделали много шума. 22 июля жительница Томска Ольга Козулина создала на портале Change.org петицию с призывом ввести на территории Сибири режим ЧС. К концу июля петиция набрала более 800 000 подписей. Суммарно число подписавшихся превысило уже 1 200 000 человек.
Ситуация усугубилась из-за жаркой засушливой погоды, которая, по мнению директора Центра лесной пирологии Всероссийского научно-исследовательского института лесоводства и механизации лесного хозяйства (ВНИИЛМ) Романа Котельникова, привела к увеличению интенсивности горения, из-за чего выделялось больше дыма. В этом году сменилась роза ветров, поэтому смог добрался и до городов-миллионников, перекинулся из Сибири далеко за Урал и достиг Башкирии. Но сильнее всего досталось жителям г. Усть-Кут и таежных поселков в Эвенкии, где самым востребованным «аксессуаром» на несколько недель стали медицинские маски и респираторы.
Огромные клубы дыма над лесным пожаром в августе-сентябре 2019 года. Фото Владимира Васильева для Spektr. Press
«Я живу в Усть-Куте с 1985 года, и такой задымленности у нас еще не было, — вспоминает жительница г. Усть-Кут Ольга Лескина. — Плотный дым окутал весь город почти на месяц. С неба падал пепел. Уже никто не понимал, что и где горит. Как выглянешь в окно или выйдешь на улицу, накатывали страх и безнадежность. По улицам, как в фильмах ужасов, ездил автобус с громкоговорителем: из него вещали, что не стоит лишний раз выходить на улицу. Это тоже нагнетало обстановку».
«Превышения предельно допустимой концентрации вредных веществ долгое время не признавали, — продолжает она, — говорили, все хорошо, держитесь. Людям на улице была плохо, а в местных СМИ писали, что именно в период пожаров смертность в городе повысилась в 3 раза».
Но на этот раз пострадали не только таежные поселки, до которых обычно никому нет дела (жители Байкита, Куюмбы, Ванавары — поселков в Эвенкийском районе Красноярского края — задыхаются почти каждое лето). Изменилась роза ветров, и дым окутал плотной завесой города-миллионники: Красноярск и Новосибирск, дошел до Омска, Тюмени, Перми, Екатеринбурга и Челябинска.
«Мы каждый год приезжаем с детьми к родителям в Байкит. Последние пять лет горит лес, и дым заполняет весь поселок. На улице долго находиться невозможно. В носу стоит запах костра, а горло начинает першить от горечи, — рассказывает жительница Красноярска Ольга Страшникова. — В этом году задымленность повторялись раза три и длилась по нескольку дней. Люди обращались в больницу: астматики, метеозависимые, те, у кого проблемы с сердцем, с легкими. У нас знакомая бабушка дышала через ингалятор 5−6 раз в сутки вместо одного. Жители связывают возникновение пожаров с сухостоем и отсутствием дождей. Когда мы росли, такого не было. Была лесоохрана и на пожары вылетали самолеты. Сейчас всех распустили. Местная администрация говорит, что тушить вызовутся только, если угроза для поселка будет, а что люди задыхаются — никого не волнует».
Задымление в поселке Байкит, август-сентябрь 2019 года. Фото Ольги Страшниковой для Spektr. Press
«В этом году масштабы лесных пожаров были, примерно, на том же уровне, что и в последние 7 лет. Это касается территории Красноярского края и соседней Иркутской области и сопредельной с нами республики Соха Якутия. Этот год отличался тем, что дымы сносило сначала на запад, а потом они возвращались обратно, многократно закручиваясь, поэтому такое долгое время у нас не было возможности хорошо дышать, видеть солнце. Осадков, которые могли бы с этим справиться, тоже не было», — пояснил «Спектру» Алексей Борисевич, технический директор научно-технического центра «Космические решения», осуществляющего спутниковый мониторинг лесных пожаров.
«Решение не тушить пожары в труднодоступных районах и малопродуктивных лесах приводит к тому, что огонь в гигантских масштабах приходит оттуда к населенным пунктам и в леса, где ведется заготовка, работают люди. Справиться с ним человек уже не может — остается ждать первых серьезных дождей, а некоторые пожары горят вплоть до выпадения снега», — добавил он.
«В зонах контроля (как они выделены сейчас) оказались населенные пункты, дороги, эксплуатационные леса. Там, конечно, надо тушить, — считает Григорий Куксин из „Гринпис“. — Пожары в зонах контроля ускоряют изменения климата, которые создают более опасные условия везде — не только в зонах контроля. Поэтому, на мой взгляд, надо стремиться охранять от пожаров большие территории, чем сейчас. При этом надо понимать, что совсем от зон контроля мы никуда не денемся просто потому, что для тушения всех пожаров у нас в обозримом будущем не хватит ресурсов, как бы мы этого ни хотели. Поэтому и за существование пирогенных сообществ (вторичные растительные сообщества, возникающие после пожара, — прим. „Спектра“) я не переживаю у нас в стране. Все мы не сможем потушить, так что место огню в природе останется».
Роман Котельников. Фото Елены Скуратовой для Spektr. Press
«Если участок леса находится в зоне контроля, это не значит, что автоматически его тушить не надо, но, к сожалению, в Красноярском крае сложилась такая практика… Статус зоны контроля не запрещает тушить. Понятно, что сделать это не так просто, ведь авиаотделения закрыли, специалистов сократили. Нужно провести ряд организационных мероприятий», — пояснил Роман Котельников, добавив при этом, что возглавляемый им Центр лесной пирологии уже занимается выработкой рекомендаций и уточнения критериев зон контроля.
Кто и как тушил
Не хочется ностальгировать по СССР, но в Союзе система охраны и ухода за лесом была налажена на порядок лучше. Тогда лесных инспекторов насчитывалось около 85 тысяч. Сейчас в России их в четыре раза меньше — около 23 тысяч, и самый большой дефицит кадров — в Сибири. Федеральный центр уже принял решение о необходимости довести штат лесничих хотя бы до необходимых 39 тысяч, чего предполагается достичь за несколько лет.
Финансируют лесхозы и лесничества тоже слабо, поэтому техника изношена и ее парк до последнего времени практически не обновлялся. То же можно сказать и об инвестициях в лесную инфраструктуру Сибири в последние годы: государство практически не финансирует строительство лесных дорог, поэтому пожарные далеко не везде могут использовать автотранспорт. Труднодоступные территории составляют миллионы гектаров. Добраться туда можно только с помощью авиации, а каждый час работы самолетов и вертолетов стоит около сотни тысяч рублей.
«Никто не задумывается о системе дорог и транспортной доступности лесов, чтобы на ранней стадии можно было ликвидировать очаг возгорания. В первые сутки для его тушения достаточно команды из 4-х человек, а через двое-трое суток пожар может развиться так, что никаких людских и технических ресурсов не хватит. В этом году неоднократно наблюдали из космоса горящую кромку длиной 10 и более километров. Ни ИЛ-76, ни команда трактористов-бульдозеристов и пожарных-спасателей с таким пожаром уже не справится», — говорит Алексей Борисевич из центра «Космические решения».
Лесной пожар в труднодоступной местности Красноярского края, август-сентябрь 2019. Фото Алексея Шатрова для Spektr. Press
Система координации пожарных служб также далека от идеала. Полномочия между лесопожарным центром и МЧС разделены настолько строго, что доходит до абсурда. Рассказывают, что сотрудники МЧС стоят и ждут, пока пламя подступит на 5 км к деревне. Лесные пожарные, в свою очередь, не имеют права (!) тушить пожары в полях, возле сел или даже на лесистых участках, которые не относятся к лесному фонду. Иначе — нецелевая трата бюджетных средств. Узнают — начальство по головке не погладит: замучают проверками, выпишут кучу предписаний.
«О каком можно говорить межведомственном взаимодействии МЧС, лесопожарного центра и поселковых пожарных станций, если его нет даже внутри лесопожарной структуры», — задается вопросом в беседе со «Спектром» старший инструктор КГАУ «Лесопожарный центр» Александр Будилин, 30 лет проработавший в «Авиалесоохране».
«По регламенту, — продолжает он, — для тушения лесных пожаров авиаподразделения (пожарных-парашютистов и десантников) можно привлекать только в авиазоне, куда нельзя добраться наземным транспортом — из экономических соображений. Логично: зачем использовать самолеты и вертолеты, когда можно проехать на машине. Но есть ситуации, когда самолет возвращается с патрулирования, в авиазоне пожаров нет, а по пути следования маршрута — пожар в наземной зоне. Раньше высаживали парашютистов, а самолет возвращался на базу. После окончания тушения группу парашютистов забирали на машинах. Так удавалось выиграть время и потушить огонь, пока пожар не разросся. Время — пожалуй, самый ценный ресурс в схватке со стихией, а пока доедет машина — пройдет несколько часов».
К примеру, в сорока километрах от краевого центра — возле Дивногорска — случился незначительный пожар возле воинской части, где расположены склады с боеприпасами. Чтобы быстро справиться с огнем, сотрудники красноярского лесопожарного центра для доставки лесных огнеборцев на свой страх и риск привлекли вертолет, стоимость летного часа которого около 130 тысяч рублей. На этот раз повезло: за смелое решение контролирующие органы сделали только замечание. То, что пожар действовал вблизи военного склада, в учет не приняли, а если бы огонь добрался до военного склада, а там недалеко и до Дивногорской ГЭС — еще одного стратегического объекта — кто знает, чего могла стоить региону такая погоня за экономией, могла бы повториться история с взрывами и эвакуацией жителей под Ачинском.
Лесопожарные структуры всегда маневрируют на грани дозволенного. Использовали авиацию столько-то часов, пусть и по регламенту, — высокие затраты — обвиняют в разбазаривании бюджетных денег. Другая крайность: почему не пролетели — надо наказать.
Но главное орудие в борьбе с лесными пожарами — обыкновенная лопата. По словам специалистов Красноярского лесопожарного центра, до сих пор не придумали ничего лучше. Лесные пожарные с помощью лопат копают специальные траншеи — опорные полосы, которые отсекают горящий участок леса, а затем пускают встречный огонь с помощью специальных устройств, тем самым отжигают по кромке лесной горючий материал и лишают пожар горючей «пищи». Иногда огонь «переходит» этот рубеж по корешкам или веткам, и приходится копать ещё одну опорную полосу — и так несколько раз.
Профессии лесного пожарного не позавидуешь — работа опасная, физически тяжелая, а у пожарных-парашютистов и десантников она связана еще и с сильными перегрузками, сравнимыми с теми, что испытывают космонавты.
Вместо того чтоб отдыхать в сезон отпусков, лесные пожарные почти все лето проводят в командировках — с одного пожара их перебрасывают на другой. Живут они в палаточных лагерях, питаются на полевой кухне. И все это за скромную зарплату около 30−40 тысяч рублей в месяц, поэтому в отрасли работают или энтузиасты, или те, кому больше пойти не куда. Зимой они уходят в отпуска. Кто-то в это время подрабатывает, кто-то охотится, чтобы прокормить семью.
Несколько лет назад подход к начислению зарплаты был другим — при напряженной работе за летний месяц лесной пожарный-десантник мог заработать до 100 тысяч рублей и не думать с тоской, как собрать ребенка в школу. Сейчас бывает так, что участвующие в тушении пожаров, получают меньше «кабинетных» работников. Порядок начисления зарплаты перешел в ведение региональных властей. Когда лесопожарный центр входил в федеральную структуру, финансировали лучше, как и все федеральные структуры. Это сказывалось на всем: от качества спецодежды, до провианта.
Часто люди думают, что пожары в лесу тушит МЧС. Между тем, практика привлечения военных и МЧС для борьбы с огнем в лесу — исключение, а не правило. Обычно же лесные пожары тушат специалисты лесопожарного центра с помощью арендаторов лесных участков, ведущих заготовку леса.
Почему горим
Однако арендаторы и лесопромышленники не всегда бывают добросовестными, и зачастую вопреки официальному запрету они оставляющие на делянках порубочные остатки — ветки, верхнюю часть деревьев и низкосортную древесину, которые со временем высыхают и способствуют распространению огня.
«Мы придерживаемся такого мнения, что горит не потому, что кто-то курит неосторожно, шашлык жарит, а все-таки потому, что есть чему гореть. К этому приводит неконтролируемое обращение с отходами заготовки леса, вне всяких регламентов находящихся на лесосеке. Много леса пострадало от шелкопряда, полиграфа и прочих вредителей. Когда дерево гибнет, через какое-то время оно высыхает, падает и становится прекрасным горючим материалом для очередного пожара. Чтобы этого не было, нужен уход за лесосеками», — говорит Алексей Борисевич.
Алексей Борисевич август-сентябрь 2019. Фото Елены Скуратовой для Spektr. Press
Но бывает и так, что под видом санитарных рубок поврежденных деревьев с ведома лесничеств по факту нередко выпиливают деловую древесину, из которой производят доски. А сухие, мертвые деревья остаются в лесу и становятся прекрасным горючим материалом — отсюда и масштабы пожаров.
Именно на это и просил следственные органы, как мы помним, обратить внимание премьер-министр Дмитрий Медведев, который, надо полагать, знает, о чем речь, ведь он был одним из учредителей крупнейшей российской целлюлозно-бумажной компании «Илим», и являющейся одним из основных арендаторов тайги.
Показательным был разразившийся в Красноярском крае на фоне лесных пожаров коррупционный скандал, когда председатель Счетной палаты региона Татьяна Давыденко раскрыла теневые схемы в лесной отрасли, после чего ее сняли с поста.
По ее мнению, сложная ситуация с пожарами была связана с халатностью региональных чиновников, в частности, губернатора Усса и министра лесного хозяйства Дмитрия Маслодудова. Громкие доводы Давыденко подтвердила экс-министр лесного хозяйства Красноярского края Елена Вавилова, которая заявила в СМИ, что лесная отрасль региона была и остается криминогенной. Она рассказала, как под видом санитарных рубок заготавливают ценную древесину.
По ее словам, краевые лесничества получают из федерального бюджета на содержание учреждений и выполнение госзаказа только 40% необходимых средств, которых едва хватает на мизерную заработную плату. Поскольку край денег не выделяет, то недостающие 60% лесничества должны зарабатывать. Но как, если коммерческую заготовку древесины из их полномочий убрали? За счет санитарно-защитных рубок.
«Можно ли на древесине, которая не имеет товарной ценности, лесничествам заработать 500 миллионов? Нет. По моим подсчетам, древесины, которая реально подпадает под понятия санитарно-защитных мероприятий, процентов 30. Все остальное, как я предполагаю, — товарная древесина, которую реализуют по цене 170 рублей, хотя на рынке хвойная древесина стоит минимум 3–4–5 тысяч рублей за кубометр», — рассказала Елена Вавилова в интервью Андрею Караулову.
Залили деньгами
Так что стоит ли удивляться, что никто годами не обращал внимание на полыхающую тайгу, раз огонь к тому же мог еще и уничтожать следы недобросовестной эксплуатации лесных ресурсов? Зато после шумихи в СМИ и флешмоба в соцсетях с хэштегом #сибирьзадыхается с целью привлечь внимание общества к пожарам в Сибири денег уже не жалели.
На следующий день после визита Дмитрия Медведева в Красноярск (31 июля премьер-министр провел экстренное совещание в аэропорту Емельяново) для борьбы с пожарами прибыла целая армия: десять военных танкеров Ил-76, пять вертолетов МИ-8 с водосливом, два самолета-амфибии МЧС Бе-200, АН-26. В ночное время на осмотр пожаров привлекали даже «Су-24», которые с помощью тепловизоров считывали точки, где находятся крупные лесные пожары, которые в дальнейшем могли бы отработать авиагруппировки.
Без преувеличения можно сказать, что эта операция по спасению леса была беспрецедентной по масштабам и обошлась бюджету в миллиарды рублей. Самолеты и вертолеты Министерства обороны и МЧС сделали в сумме около 1000 вылетов. Налет Ил-76 составил порядка 250 часов, а ведь этот самолет за один раз заправлял водой два бака, общий объем которых 42 тонны. Заправку производили в аэропорту Емельяново.
Самолет-амфибия Бе-200 забор воды производил на Ангаре: курсируя по поверхности реки, за 10 секунд набирал 12 тонн воды. Авиация работала весь световой день, но насколько эффективными были эти эффектные меры?
«Применение авиации МЧС и Минобороны носило преимущественно психотерапевтический характер. Этим успокаивали телезрителей. Ну и денег из бюджета эти ведомства в итоге получили, — считает руководитель противопожарной программы Гринпис России Григорий Куксин. — А основную реальную работу делали лесники: десантники и парашютисты „Авиалесоохраны“, региональных организаций. Там, где их помогали перевозить до мест работы авиацией других ведомств, была реальная помощь. Сбросы воды помогали в исключительно редких случаях, когда была координация с наземными силами, и сбросы проводились чётко по запросу наземных команд, но такое случается при межведомственной работе редко. Большая часть сброшенной воды была сброшена впустую, если внизу люди не работали на кромке».
Авиагруппа заливает очаг пожара в Красноярском крае, август-сентябрь 2019 года. Фото Татьяны Вишневской для Spektr. Press
«С помощью масштабного привлечения авиации Министерства обороны и МЧС удалось снизить интенсивность пожаров, что и было их главной задачей. Это позволило справиться с огнем людям, которые тушили на земле. Объединенная группировка состояла из лесных пожарных-парашютистов, десантников, арендаторов лесных участков, военных, сотрудников МЧС, в том числе переброшенных из других регионов (Хакасии, Кемеровской, Омской, Томской областей и Алтайского края). В Красноярском крае в общей сложности было задействовано около полутора тысяч человек. Работы по тушению лесных пожаров силами лесопожарного центра начинались с 5 утра и длились до позднего вечера», — рассказал «Спектру» командир Центрального авиазвена КГАУ «Лесопожарный центр» Александр Киселев.
В итоге
Правительство уже приняло распоряжение о нормативах обеспеченности регионов пожарной техникой, оборудованием и инвентарем. Рослесхоз отчитался, что новая лесопожарная техника поступает в регионы, и Сибирский федеральный округ — лидирует по объёмам закупок. Сибиряки в рамках проекта «Экология» приобрели 232 единицы спецтехники. Это вахтовые и пожарные автомобили, вездеходы, лесопатрульные комплексы, тралы, колесные и гусеничные тракторы, бульдозеры, моторные лодки, седельные тягачи и другие виды спецтранспорта.
Министр природных ресурсов и экологии РФ Дмитрий Кобылкин поручил Рослесхозу и органами исполнительной власти пересмотреть границы зон контроля, и не только исключить вероятность перехода лесных пожаров на населенные пункты и объекты экономики, но и предотвратить задымление городов и сел, в том числе и в соседних регионах.
В Бурятии зону контроля уже сократили на 1,8 млн га. Это значит, что почти два миллиона гектаров леса будут под защитой — там будут проводить авиамониторинг и тушить пожары. Конечно, на проведение авиапатрулирования и тушение лесных пожаров в труднодоступной местности, где доставка сил и средств для тушения лесных пожаров невозможна, потребуется дополнительное финансирование. Сейчас идет работа по подготовке всей необходимой документации.
«Масштабы лесных пожаров связаны с несовершенством систем мониторинга, раннего обнаружения и сопровождения. Наше министерство лесного хозяйства уповает на „Авиалесоохрану“. Конечно, мы с этим не спорим. На ранней стадии дымок от любого костра опытный летчик-наблюдатель всегда увидит, но спутниковый мониторинг тоже должен в этом процессе участвовать. Спутники летают над Землей 10 раз в сутки и видят все термоточки, в том числе и в ночное время суток, чего не делает лесоохрана. Мы видим пожары, когда все в дыму и видимость не превышает нескольких сотен метров. Система мониторинга должна состоять из трех компонентов: наземное обнаружение, авиапатрулирование и космический спутниковый мониторинг», — убежден Алексей Борисевич, технический директор научно-технического центра «Космические решения», осуществляющего спутниковый мониторинг лесных пожаров
«Масштабы лесных пожаров можно сократить, несмотря на негативные изменения климата, которые мы уже наблюдаем. Большинство пожаров вызвано деятельностью людей, а на их поведение мы можем влиять. И тут огромная работа ведется совместно общественными и государственными организациями. Особенно хочется отметить роль „Авиалесоохраны“. Новая социальная реклама, партнерство с мультипликационными брендами, всероссийская кампания „Останови огонь!“. В результате уже сейчас весной начали меньше поджигать траву, например», — говорит Григорий Куксин, руководитель противопожарной программы «Гринпис» России.
«Еще один важнейший фактор — правдивая информация о пожарах. В этом году, при всей сложности ситуации, Авиалесоохрана обеспечивала через систему ИСДМ объективные данные. И на их основе можно было принимать решения. Решения в масштабах страны можно принимать только на основе объективных космических данных. И тогда возможны системные сдвиги. Сейчас по итогам сложного сезона принимаются важные решения. Это сокращение зон контроля, увеличение финансирования лесной охраны. Если бы мы видели только абсолютно не имеющие отношения, но очень успокоительные данные от МЧС или Минобороны, мы бы сейчас выглядели как Бразилия со своими пожарами. А у нас есть шанс занять новое, выгодное для страны положение на международной арене в том, что касается борьбы с пожарами в условиях меняющегося климата», — подытоживает он.
Но зная, как легко у нас забывают о катастрофах и бедствиях, как только фокус общественного внимания перемещается на что-то другое, хочется добавить, что шанс этот будет крепче, если и следственные органы страны доведут свою работу до конца, и за выгоревшими лесами последуют и соответствующие «лесные посадки» в места не менее отдаленные и тоже именуемые «зонами».
Читайте также
