Депутаты Госдумы разрешили губернаторам создавать региональные армии не для того, чтобы эти армии поддержали российскую группировку в Украине, а потому, что губернаторы собственные региональные армии уже создали или прямо сейчас создают. Если вы учреждаете в стране Средневековье, возите иконы туда-сюда, не даете женщинам учиться, преследуете геев и вольнодумцев, то вот же и получите феодальную раздробленность — никуда не денешься.

Когда центральная власть ведет страну в тупик, если не сказать в пропасть, да еще и собирает на это безумие с регионов деньги, даже у самого лояльного, даже у самого встроенного в вертикаль губернатора так и чешутся руки завести себе собственную дружину на всякий случай.

Иллюстрация Алиса Кананен/SpektrPress

И то сказать — Тюмень надобывала себе нефти, но на полученные деньги не строит себе заполярный рай, а вынуждена отдать кровно заработанное, чтобы черт знает где разносили в пыль неведомый тюменцам Торецк или Бахмут. Владивосток наловил себе рыбы и крабов, но из этой рыбы Путин понастроил ракет и утюжит неведомую жителям Приморья землю, до которой десять часов лёту, и в которой ночь, когда во Владивостоке день. Зачем им это? Зачем эта война Сибири, Уралу, Татарстану? Про Туву понятно, в Туве денег нет, а тем регионам, в которых есть деньги, зачем эта война?

И вот под видом верноподданнического патриотического рвения каждый губернатор, имеющий на это средства, сколачивает собственную армию — номинально в поддержку воюющей Родины, а на самом деле на будущее, когда Родина станет разваливаться на кусочки.

Боюсь ли я этого распада? Да, боюсь. Куски разваливающейся империи всегда воюют друг с другом, а тут еще у некоторых разваливающихся кусков окажется в руках ядерное оружие — неприятная перспектива, мы еще никогда не видали гражданской войны в ядерной стране.

Жду ли я этого распада? О, ужас! Да, жду.

Хотелось бы ошибаться, но полтора года войны совершенно убедили меня в том, что Россия не способна взяться за ум, пока остается огромным Левиафаном. Целиком для России я не вижу никакого выхода, никакого света в конце тоннеля, только, пусть и медленное, но уничтожение страны, народа, культуры, языка.

А по частям я вижу выход. Я представляю себе страну Сибирь, страну Урал, страну Татарстан и даже страну Ингрию, на которую возлагаю особенные надежды, потому что вырос там, потому что для меня пейзаж Родины — это не «то березка, то рябина», а валуны, озера и сосны, Ингрия, одним словом или, если вам так удобней, Ленинградская область.

Иллюстрация Алиса Кананен/SpektrPress

Они будут очень разными эти страны, в которых русский будет одним из государственных языков. Я верю, что те из них, которые окажутся подемократичнее, сравнительно быстро добьются успехов. Но это ничему не научит те русскоговорящие страны, в которых продолжат править удельные князьки — они будут настаивать на традиционных ценностях, скрепах и особом пути, пока не доведут свой народ до полного обнищания.

Я, слава Богу, ничего этого уже не увижу просто по возрасту. Возможно, хотелось бы надеяться, что совсем уже под старость я увижу свободной Ингрию.

Я так никогда не думал. Я всегда воспринимал Родину страной от Калининграда до Владивостока. А за полтора года войны Родина съёжилась для меня до размеров Ленинградской области, Ингрии, Ингерманландии. По ней я тоскую, в нее мечтаю вернуться, о ней готов заботиться, а вся остальная страна или вскоре, возможно, все остальные русскоговорящие страны — я просто не могу заставить себя о них думать.

Министр прошлого. Валерий Панюшкин о здравоохранении и феминизме