Светлану Давыдову, мать семерых детей, которая в апреле 2014-го догадалась о переброске армейских частей на границу с Украиной, позвонила в украинское посольство и спустя месяцы была арестована, — выпустили под подписку о невыезде. За ее немедленное освобождение высказались несовместимые медийные фигуры, от Аркадия Бабченко до Павла Астахова, от Светланы Бахминой до Максима Кононенко и от Дмитрия Муратова до Натальи Солженицыной. Если не считать некоторых фейсбучных грызунов,  и самовлюбленного Эдичку (Эдуард Лимонов высказался в поддержку задержания Давыдовой, прим. «Спектра»), то волна была настолько сильной, а общественный настрой единодушным, что власть сочла возможным проявить гуманность. Ту самую гуманность, на которую она не шла и не идет в вопросе об усыновлении. В истории с Pussy Riot. В преследовании бунтарей 6-го мая. И в деле Савченко.

В чем причина этого внезапного приказа: выпустить? В желании послать сигнал — да, мы ужесточили ситуацию, но есть черта, которую не переступим? В том, что пошли навстречу обществу? 

Не в этом дело. 

Как минимум, не только в этом. Тут сработали другие механизмы, которые приходят в действие нечасто. Вспомним, как в далеком довоенном декабре 2013 года внезапно был помилован сиделец Ходорковский, вокруг которого уже клубилось третье дело. Не было у Путина особых прагматических причин освобождать опального врага. Олимпиада на носу; европейцы и американцы давно уже определились, ехать им или не ехать; отпускай опального боярина в Берлин, не отпускай, все ставки сделаны. За годы отсидки в поддержку МБХ были поданы десятки обращений, ни одно из них не сработало, а тут… 

Многие тогда заметили, что эта история не про МБХ; эта история про его маму. Только ради нее приоткрылись тюремные двери; только ради нее был послан самолет в Берлин. Любой, кто общался с людьми (особенно в погонах), сформированными городской подворотней, знает: у них есть почти религиозные объекты почитания. Мать — главный из них. Фигура Матери священна; при прочих равных можно никого не пощадить, переступить через судьбы сирот, выписать двушечку, сломать судьбу мальчишке, кинувшему лимон в полицейских, но если ради Матери, особенно когда ей остается жить недолго, лучше прислушаться к просьбе. Страдающая Мать — важней идеологий.

«Материнский капитал» стал главной причиной решения выпустить Давыдову на волю, под подписку о невыезде. Разумеется, общественный порыв помог; те, кто начал сбор подписей, умницы и молодцы, и в следующий раз (за которым дело не станет) нужно будет поступать таким же точно образом, потому что никогда заранее не знаешь, что сработает, а что уйдет в песок. А реальная судьба отдельно взятого человека — не менее важна, чем абстрактные судьбы народов; если можно спасти одного из ста, необходимо действовать. Но при этом, если бы не образ Матери, вряд ли приходится сомневаться, что могучая волна поддержки разбилась бы о камнерез.

Либеральное меньшинство

Но куда интересней и сложней другой вопрос — а почему Давыдову так горячо поддержали «снизу»? Почему случилось массовое единодушие в раздробленной, расколотой стране, где старые друзья и даже родственники боятся обсуждать кровоточащие вопросы, чтобы не рассориться, не разбежаться с воплями «Крымнаш» — «Намкрыш»? Почему ее судьба так взволновала мыслящих несовместимо?

Фото AP/Scanpix

Про либеральное меньшинство понятно; оно способно рассуждать формально-юридически. И вслед за Генри Резником напомнило, что расширительное толкование закона об измене не позволяет осудить Давыдову. Она не подписывала никаких бумаг о допуске и неразглашении; не крала информацию и даже не собирала ее из открытых источников. Она случайно увидела с балкона опустевшую часть и услышала в маршрутке болтовню майора, такого же Свинолупа, как тот, который спустя месяцы придет ее арестовать. Конституция — закон прямого действия, что там намудрила Дума, не имеет ни малейшего значения; важно только то, что написано в статье 29, параграф 4 Основного закона. Мать, не мать, а извольте отпустить на волю за отсутствием события преступления. 

Еще проще с абсолютным меньшинством, которое стоит на почве пацифизма. Для него остановить преступную войну есть подвиг; законно поступила Давыдова или незаконно, какая разница? Подобно Иннокентию Володину, герою солженицынского «В круге первом», она перешагнула через представление о недопустимом ради высшей цели; в истории случаются минуты, когда измена становится высшим проявлением патриотизма. Да, если бы Давыдова указала точное место высадки десанта и помогла тем самым уничтожить русских солдат, это было бы предательство. Но точного места она не назвала и назвать не могла. Потому что никакого десанта не было; была — по официальной версии — операция по укреплению границы, по неофициальной — подготовка к прямому вторжению. «С гуманитарными целями».

Большинство

Но как же объяснить сочувствие к Давыдовой в той разнородной среде, где либеральность с пацифизмом почитаются за смертный грех? Где называют Украину полугосударством, Америку подлым врагом, а Меркель амазонкой реваншизма? Откуда здесь такое снисхождение? Ближайший ответ — человечность и дети. Есть вещи, которые для нас дороже, чем политика. Хозяин исповедает культ Матери; большинство россиян поклоняются культу детей. Часто в комментариях приходится читать: Давыдова мне отвратительна, она на стороне врага, но как же так. Типа мы не знаем и знать не хотим, насколько тяжела ее вина, но твердо знаем, что нельзя наказывать через детей. Младшенькой всего два месяца, в камере холодная вода, как справляться бедному отцу, тем более, когда его тягают на допрос в Москву, из Вязьмы? 

Однако в том и заключается загвоздка, что никто не договаривает до конца. Страна сочувствует отнюдь не всяким детям и не любую мать хотела бы вернуть в семью. А только ту, чье преступление не кажется ей тяжким. Предположим на секунду, что мать огромного семейства совершает серийный грабеж. Или замешана в убийстве. Или торговала органами. Держала наркотический притон. Да хотя бы нарушала установления Трулльского собора и одевши балаклаву бегала по солее. Кто станет требовать ее освобождения — как минимум до приговора, как максимум на веки вечные? Только убежденные правозащитники; на остальных сентиментальные намеки на страдающих детей не будут действовать. Наоборот, еще и проворчат: кощунничала в храме, зачем таким рожать, лучше детей отберем.

Один из сыновей Светланы Давыдовой показывает ее фотографию. Фото Reuters/Scanpix

А применительно к Давыдовой все эти правила не действуют. Негодяйка, хохлам позвонила, но детки-то ни в чем не виноваты, надо ее отпустить. У меня есть только одно объяснение: ум с сердцем не в ладу. Ум по привычке говорит одно, а сердце изменяет оптику. Гуманисты ограниченного действия убеждены, что взгляды их не отличаются от официальных; Украина враг, война справедлива, а нечего было нас обижать. Но на самом деле чувствуют, что ничего особого Давыдова не сделала. Может быть, и глупо поступила, может быть, нехорошо, но преступление ее скорей похоже на проступок. Потому что все запуталось до безобразия. Нельзя ввести войска и не ввести их. Нельзя поддерживать боевиков и быть над схваткой. Нельзя разыгрывать чужую территорию, как карту и требовать соблюдения норм международного права. Нельзя заявлять, что мы не собираемся участвовать в чужих сражениях и обвинять Давыдову за то, что она позвонила в посольство.

Конечно, свою роль сыграла и недавняя история со Сноуденом. Людям очень долго объясняли в телевизоре, что совсем не страшно красть секреты у спецслужб и передавать их неформальному противнику; что если спецслужбы неправы и нарушают закон, сам Бог велит переступить через черту. Люди в это поверили. Но главная причина расхождения ума и сердца совсем в другом. Тотальная истерика войны так и не пробилась в массовое подсознание; сознание она давно уже переформатировала, но залезть в подкорку не смогла. Пока, во всяком случае. В отличие от мистических страхов кощунства и краха святынь; эта взвесь давно уже в подкорке. Но в отношении к войне человеческое продолжает жить и посылает слабые сигналы: в рассуждениях на кухне и в автобусе все кажется таким простым и очевидным, а на самом деле ничего понять нельзя. 

Кроме нескольких совсем простых вещей.

Мать важнее. Дети сильнее. Врать нехорошо. Война не пройдет.