Путин снова признан рукопожатным. Владислав Иноземцев о главных итогах встречи в Женеве и как она отразится на жизни в самой России Спектр
Пятница, 11 октября 2024
Сайт «Спектра» доступен в России через VPN

Путин снова признан рукопожатным. Владислав Иноземцев о главных итогах встречи в Женеве и как она отразится на жизни в самой России

Джо Байден и Владимир Путин на переговорах в Женеве. Фото EPA/Scanpix/Leta Джо Байден и Владимир Путин на переговорах в Женеве. Фото EPA/Scanpix/Leta

Прошедшая накануне встреча Джо Байдена и Владимира Путина в Женеве уже вызвала массу полярных оценок — от мысли о том, что американский президент смог сплотить страны свободного мира и вел переговоры с Россией от его общего имени, до рассуждений о стратегической победе Кремля, открывающей ему путь чуть ли не к завоеванию вселенной. На мой взгляд, все куда менее драмати­чно, хотя саммит позволяет сделать некоторые выводы и предположения о состоянии и перспективах американской и российской политики.

Сейчас многие говорят о том, что саммит «организовал» Байден, хотя в целом американской стороне он был не так уж и нужен. Мне все-таки ка­жется, что западным лидерам было важно оценить нынешнее состояние и настроение Путина, прямых контактов с которым не было уже более полутора лет.

И определенный результат здесь, несомненно, был получен: на мой взгляд, российский президент вел себя неуверенно и отчасти жалко — в отличие от американско­го. В аэропорту он прошмыгнул в машину без торжественных приветствий и по­жимания рук, а на саму встречу явился вовремя практически в первый раз за всю историю своих внешнеполитических встреч.

Стоит отметить и отно­сительно «вальяжный» режим длившейся почти неделю поездки Байдена в Европу и семичасовое пребывание Путина в Швейцарии с его паранои­дальным опасением даже переночевать вне своего «бункера». Самолюбова­ние на пресс-конференции, которая продолжалась почти вдвое до­льше байдено­вской, выглядело лишь попыткой самоутверждения после, ве­роятно, не сли­шком приятного и обнадеживающего разговора.

Таким об­разом, я бы риск­нул сказать, что у Байдена была возможность высказать Путину свои претензии и получить достаточно материала для ответа на вопрос «Who is Mr Putin of the 2020s». Ключевыми в этом контексте я считаю неполит­коррект­ные, но крайне важные слова американского лидера о том, что Рос­сия нахо­дится в сложном, очень сложном положении, сказанные им у трапа самолета перед отлетом из Женевы.

Однако даже несмотря на такое впечатление от партнера, Байден не стал, насколько можно судить, серьезно давить на Путина во время пере­говоров. Стороны заранее согласовали список тем, которые не должны бы­ли спровоцировать излишнюю напряженность, и договорились по трем пози­циям: о продолжении взаимодействия в процессе ограничений вооружений, возвращении ранее отозванных послов в страны пребывания (с высокой ве­роятностью нормализации консульского обслуживания) и обмене заключен­ными в тюрьмах граждан обеих стран.

Они явно подробно обсу­дили тему кибербезопасности, наиболее болезненную сейчас для США в их отношениях с Россией — и, хоть я и не уверен в том, что этот диалог приведет к серьезному прорыву в будущем типа заключения некоего договора или кон­­венции о предотвращении кибератак (для этого потребовалось бы участие многих других сторон, вряд ли к тому склонных), Байден очертил контур, за который России рекомендуется не заходить. Вопросы, которые выглядят сугубо вторичными, вроде любимой темы глобальных климатических изменений или освоения арктической зоны, были практически оставлены «за кадром», а большинство отстрых политических тем (Украина, Беларусь, права человека) были попросту оставлены до лучших времен. Такая органи­зация повестки дня представляется практически оптимальной, учитывая, что задачей саммита было знакомство президентов и создание условий для продолжения диалога.

Какими оказались итоги и какими могут быть последствия встречи в Же­неве? Главным результатом я бы назвал тот факт, что Путин снова признан рукопожатным лидером, рассуждения про «убийцу» и «диктатора» отложены в сторону, и теперь следует наблюдать, будет ли это использовано Кремлем в его внешнеполитической повестке. При этом Байден во многом оставил за Путиным «право» проводить ранее избранный курс как в России, так и на части постсоветского пространства.

Относительно Алексея Навального было от­мечено, что Россия подвергнется неопределенным, но серьезным карам, ес­ли он умрет в тюрьме (что, на мой взгляд, и не входит в текущие планы Пу­тина, воспринимающего «этого господина», скорее, как заложника).

По пово­ду Украины указано на необходимость соблюдения нереализуемых в прин­ципе Минских соглашений (показательно, что практически накануне Владислав Сур­ков назвал их максимально, и чуть ли не «неправдоподобно» выгодными для донбасских сепаратистов).

Украинский вопрос активно обсуждался и накануне (Байден говорил о низкой вероятности предоставления стране плана действий по членству в НАТО, приводя в ка­честве довода неискоренимую украинскую коррупцию), а с учетом то­го, что президент Владимир Зеленский, проявив невиданную настырность, все же по­лучил приглашение явиться в Вашингтон, развитие этой части сюжета мы увидим довольно скоро и сможем понять, что именно было сказано (а что не бы­ло) на встрече в Швейцарии.

Касательно Беларуси американский президент даже спросил, может ли он как-то «посодействовать» в разрешении сложив­шейся ситуации. Это означает, на мой взгляд, что ситуация по всем направ­лениям может быть на время «заморожена», но способна резко измениться, если Кремль предпримет какие-то необдуманные шаги.

 

Особенностью женевских переговоров стало, на мой взгляд, именно то, что они не выглядят законченным действом и пока мало что говорят о воз­можных дальнейших ходах сторон. В отличие от некоторых комментаторов, воспри­нявших итоги встречи чуть ли не как капитуляцию США перед Рос­сией, я не стал бы утверждать, что сегодня у Путина «развязаны руки». Да, он попытается извлечь все возможные выгоды от освобождения из «амери­канского плена» Бута и Ярошенко, вернув в Америку совершенно ему не нужных Уилана и Рида, однако в остальном ситуация остается для Крем­ля не слишком благоприятной. Точнее, она не позволяет сделать серьезных внешнеполитических шагов.

Агрессия в отношении Украины выглядит по-прежнему бессмысленной и опасной, присоединение Беларуси — тоже. Для продвижения вперед в сфере контроля за вооружениями (в чем Россия сей­час заинтересована больше всего, так как США намерены ответить на пока­занные Путиным мультики и коллажи реальным развитием новых оборо­нительных систем, для массового производства которых у Вашингтона есть воз­можности, а у Москвы — нет) нужен отказ от значительной части ритори­ки, столь высоко ценившейся Кремлем в последние несколько лет.

Путину для продолжения диалога потребуется продемонстрировать некоторые до­стижения в восстановлении дипломатических служб (а Россия принимала в последнее время много действий, направленных на их подрыв — от запрета на работу россиян в посольстве США до внесения Америки в список «не­дружественных» стран), убедить Вашингтон в снижении подрывной кибер­активности и предложить какие-то инициативы, которые бы сделали новый саммит возможным (а в том, что для Кремля он является крайне желанным, у меня нет ни малейшего сомнения).

Соответственно, я уверен, что никакой войны в Украине или «аншлюса» Беларуси ждать не приходится.

В то же время России сейчас практически дано время на размышление о том, кем она хочет видеть Соединенные Штаты: врагом или партнером.

Пер­вая опция весьма привлекательна с точки зрения внутриполитической логи­ки (а я давно уже отмечал, что в современной России внешняя политика це­ликом и полностью подчинена внутренней), но может оказаться дорогой в реализации. Текущая ситуация в США такова, что Байден не в состоя­нии будет сдержать Конгресс и своих оппонентов из Республиканской пар­тии в случае, если Путин предпримет какие-то резкие шаги за исключени­ем, быть может, словесных эскапад.

Вторая открывает много возможностей, но совершенно неясно, какое влияние на ситуацию в самой России сможет оказать даже минимальное сближение с Западом — экономических успехов в стране не предвидится, повышения уровня жизни тоже, военные требуют продолжения гонки вооружений, и изменение не только курса, но и рито­рики потребует соответствующих объяснений и реверансов.

Завершая, хочу сказать, что встреча в Женеве скорее всего будет иметь боль­шее значение для российской внешней политики, чем первоначально пред­полагалось. В Кремле, надеюсь, понимают, что времена «разговоров по ду­шам» прошли, что предоставляющаяся возможность хотя бы немного исп­равить отношения с США — одна из последних, и потому сделают все, чтобы следующая встреча состоялась, и как можно скорее.

Путину хочется вер­нуться на глобальную политическую арену. Он мнил и мнит себя великим страте­гом, но в последние годы практически превратился в изгоя, с которым мало кто хотел иметь дело. Однако в этот раз возвращение вряд ли станет триумфальным — ни­каких «больших сделок» с Россией в ближайшие годы не предвидится. Впереди либо рутинная и кропотливая работа по восстанов­лению разрушенных отношений, либо новые истерики и попытки агрессии, способные окончательно маргинализировать Россию в мировой политике.

Делая выбор между этими вариантами, Путину следует иметь в виду, что уже через десять лет Россия может оказаться «на грани». Ядерные арсеналы окон­чательно устареют, декарбонизация серьезно ограничит возможности для финансовых маневров, а перспектива ротации поколений в отечественной элите поставит его любимую «стабильность» под угрозу. В такой ситуации с Америкой лучше дружить, чем враждовать. Однако какой выбор сделают в Москве, мы узнаем не раньше, чем через несколько месяцев…