Пощечина КГБ. Юля Варшавская о том, как советская власть заставила феминисток эмигрировать (часть 2) Спектр
Суббота, 21 декабря 2024
Сайт «Спектра» доступен в России через VPN

Пощечина КГБ. Юля Варшавская о том, как советская власть заставила феминисток эмигрировать (часть 2)

Иллюстрация Екатерина Балеевская / Spektr.Press Иллюстрация Екатерина Балеевская / Spektr. Press

«В нашей стране хватит женских имен, и женщин в ней больше, чем работников КГБ» (Предисловие к номеру фем-альманаха «Мария», 1979 год).

Почему в Советском Союзе было формальное равноправие, но был запрещен феминизм? В первой части этой колонки мы попробовали разобраться в истоках вопроса: еще с начала ХХ века женское движение условно разделилось на социалисток, которые считали гендерный вопрос классовым, и на западный феминизм, который в СССР всячески противопоставляли истинному равенству. В итоге на протяжении всей советской истории феминизм был формой диссидентства и признаком буржуазного мышления.

Но, несмотря на все запреты и маргинализацию, к 1970-м годам появились активистки, которые называли себя «русскими феминистками», издавали альманахи, создавали клубы, где женский вопрос рассматривался совершенно иначе, нежели в рамках официальной риторики. Они писали правду о положении женщин в СССР, что неизбежно приводило к критике режима. А некоторые из них считали, что политическая часть повестки даже более важна, чем собственно феминизм. «Именно женщины впервые заговорили о тотальном насилии, совершающемся над человеком в советском обществе, и заговорили с такой откровенностью, что весь мир увидел: ГУЛАГ для советского человека не ограничен лагерем или тюрьмой. ГУЛАГ — это его повседневная жизнь», — писала Татьяна Горичева, одна из основательниц подпольного движения.

Неудивительно, что ими сразу же заинтересовались в КГБ. Это привело к тому, что к началу 1980-х большая часть активисток были буквально изгнаны из страны. Но даже под угрозами и давлением они не планировали сдаваться и продолжали свою активистскую работу до последнего. Во второй части мы и поговорим о том, как этим смелым женщинам удавалось раздавать пощечины КГБ даже из-за границы.

Итак, в 1979 году вышел первый номер фем-альманаха «Женщина и Россия», идея которого пришла художнице Татьяне Мамоновой. Она собрала в Ленинграде круг единомышленниц, которые выполняли в самиздатовской «редакции» все функции сразу — от журналистики до типографских работ. Среди них были Татьяна Горичева, Наталья Мальцева, Наталья Малаховская и Юлия Вознесенская. Последняя вначале не поддержала инициативу: «Мне понадобилось пройти через женские лагеря и тюрьмы, чтобы убедиться в том, что положение женщины в нашей стране требует особого разговора», — признавалась она потом.

С тех пор, как напишет годы спустя Наталья Малаховская, «жизнь кардинально переменилась в самой своей сути. Если коротко говорить о том, в чем это изменение, то я сказала бы так: мне стало не скучно жить».

Любопытно, что в первую очередь издательницы столкнулись со скепсисом в своем же диссидентском движении, представители которого буквально говорили им: «Ваш альманах никому не интересен. Женское движение в России невозможно и никому не нужно». Отношение к ним в этой среде изменилось только «благодаря» преследованиям КГБ. А преследования были жесткими и в своих методах даже изощренно жестокими: в частности, нескольким феминисткам угрожали отобрать детей, а Юлии Вознесенской — отправить ее сына в Афганистан. Сама художница в конце 1970-х находилась в тюрьме в Новосибирске за свою активистскую деятельность и поначалу отправляла свои статьи в альманах письмами из-за решетки.

Иллюстрация Екатерина Балеевская / Spektr. Press

Из-за давления силовиков, а главное, из-за концептуальных расхождений между Мамоновой и другими участницами (в том числе, на религиозной почве, об этом я писала в первой части), редакция раскололась, и одновременно с альманахом «Женщина и Россия» появились женский клуб «Мария» и одноименный журнал, который продолжил освещать проблемы советского строя, но при этом много писал о религии, вере и духовности как пути освобождения женщин. «Мы назвали свой клуб и журнал именем Той, от которой пришло спасение миру, именем земной и небесной заступницы России», — так объясняли выбор названия сами издательницы.

Но проблемой для властей было не только то, что активистки выпускали крамольный самиздатский журнал внутри страны, но и их стремление передавать номера альманаха на Запад. То есть, по сути, рассказывать миру о том, как на самом деле живут женщины в СССР, разрушать главный «позитивный миф» о равенстве. О репрессиях, в частности, узнали французские феминистки, которые публично поддерживали своих советских единомышленниц. Случилось это благодаря Наталье Малаховской, которая передала материалы альманаха во Францию, и он моментально стал очень популярным в европейских феминистических кругах. Все это — особенно накануне Олимпиады и в разгар войны в Афганистане — было совершенно лишним для советской власти.

В итоге под давлением КГБ Малаховская была вынуждена эмигрировать в Вену. Тогда же из-за угроз уехала и Татьяна Мамонова. «Мамонову вызвали в КГБ и заставили подписать какой-то документ о том, что у нее отнимут ребенка, если она будет дальше выпускать журнал», — рассказывала потом ее коллега Наталья Малаховская. Парадокс заключается в том, что именно после тяжелых родов в 1975 году художнице и пришла идея журнала, который будет честно говорить о таких проблемах. Но продолжать свою работу ей пришлось уже за границей: в Париже она опубликовала еще три номера альманаха «Женщина и Россия». В 1983 году Мамонову пригласили в Гарвардский университет, благодаря чему она переехала в США, где стала выпускать новый альманах — «Женщина и Земля» (Woman and Earth).

А в СССР продолжалось давление на ее бывших соратниц. Хотя с мая 1980 года по март 1982-го вышло шесть самиздатовских номеров «Марии», последние делались уже «на выживание». К сожалению, большая часть тех экземпляров пропала при обысках. Но издательницы не сдавались, даже когда их работу уничтожали. «1 марта при обыске у нас забрали макет первого номера журнала „Мария“, но уже в мае он был полностью восстановлен. В июле был сделан второй самиздатский номер. Дополненный материалами, собранными у афганских беженцев на Западе, он в ближайшее время должен выйти в Париже на русском языке. Третий номер готовится параллельно в Ленинграде и в Германии — силами ленинградского клуба и его филиала на Западе», — описывала те события Юлия Вознесенская.

Иллюстрация Екатерина Балеевская / Spektr. Press

Даже сегодня поражает смелость этих женщин. Несмотря на угрозы КГБ, они не сбавляли оборотов. В частности, первым документом клуба «Мария» стало «Обращение к матерям», где говорилось об агрессии в Афганистане. Многие встречи были посвящены религиозным дискуссиям, что уже само по себе было «антисоветчиной». В день открытия клуба, 1 марта 1980 года, сразу к трем основательницам пришли с обысками. Однако, несмотря на эмиграцию лидеров движения, облавы и притеснения, клуб продолжал работать. Как писала Вознесенская, одним из секретов успеха были горизонтальные связи между «сестрами» — так себя называли участницы, —  поэтому, когда КГБ выдавливали из страны или сажали тех, кто казался им «главными», общее дело не прекращалось.

Параллельно возникали заграничные «филиалы»: в январе 1981 года во Франкфурте при Немецком Обществе защиты прав человека был создан немецкий клуб «Мария», который должен был «оказывать помощь движению женщин в России и способствовать обмену информацией между немецкими и русскими женщинами». Судьба советских феминисток, вероятно, выглядела для западного фем-движения как увлекательный шпионский роман. Только вот на кону стояли реальные судьбы: к сыну той же Юлии Вознесенской однажды пришли из военкомата с вопросом: не хочет ли он сгонять в Афганистан, раз уж мама так любит писать в журналы?

В итоге в 1981 году за границей оказались почти все издательницы альманахов. Западная общественность ждала их, как звезд: женщины сразу появились на обложке американского феминистского журнала Ms., а Наталья Малаховская приняла участие в конференции ООН в Копенгагене (где официальным представителем советской женской делегации в тот год была Валентина Терешкова, поэтому опальную феминистку на официальный съезд сначала просто не пустили, но после скандала, поднятого журналистами, принесли извинения за недоразумение).

«Мощная пощечина пропаганде КГБ, которая велась за рубежом о том, что, да, — права человеческие как-то нарушаются, но зато у нас все хорошо в быту. Мощнейший резонанс. Очень сильный был повод для всей Европы подумать, как живется женщине в Советской России на самом деле. С 1980 по 1983, когда эти женщины приехали в Европу, этот материал был очень взрывной», — так исследовательница Олеся Бессмельцева оценивает эффект, который произвела за границей история советских феминисток.

Все это, конечно, не облегчало участь тех, кто еще оставался в Советском Союзе. Последние дни существования альманаха «Мария» были связаны с именем художницы Натальи Лазаревой. За ней КГБ следил несколько лет с особым рвением. В 1980 году в ее мастерской провели обыск, обнаружили материалы журнала и приговорили к десяти месяцам заключения в «Крестах», а затем — в женской колонии «Саблино». И хотя за ее освобождение выступали европейские феминистки, члены конгресса США и Европейский парламент, это не помогло.

Впрочем, Лазареву угрозы и тюрьма не напугали. Она вышла из колонии и продолжила работу над «Марией». Последние номера журнала должны были переправить для печати в Германию, в издательство «Посев»: все делалось с огромными рисками и в тайне. Номера должны были печатать во Франкфурте-на-Майне, а потом так же тайно пересылать в СССР. Но вдруг случился провал — действительно, как в шпионском романе. Предателем оказался переводчик, посредничавший между Натальей Лазаревой и иностранцем, который должен был передать за границу материалы. В 1982 году художницу снова арестовали и на этот раз осудили на 5 лет. Несмотря на попытки западных феминисток и эмигрировавших коллег добиться замены тюрьмы на изгнание из страны, Лазарева отсидела 4 года в женском политическом лагере в Мордовии.

В том же 1982 году еще одна участница клуба Наталья Дюкова была вызвана на беседу в КГБ, а затем уволена с работы. Других участниц продолжали запугивать и выдавливать из страны, и стало понятно, что дальнейшая подпольная работа будет смертельно опасной. После вынесения приговора Наталье Лазаревой клуб и журнал в СССР прекратили существование.

Иллюстрация Екатерина Балеевская / Spektr. Press

Судьба женщин, сумевших выбраться за границу, сложилась по-разному. Многие продолжили рассказывать западному сообществу о реальной жизни советских женщин. В том числе, в первые годы они рассказывали о судьбе тех участниц «Марии», которые остались в СССР. А, например, Татьяна Горичева создала религиозно-философский журнал «Беседа», который издавался в двух редакциях — Ленинграде и Париже с 1983-го по 1991 годы, с периодичностью один раз в год. В нем православные философы и публицисты говорили, в том числе, на тему женского предназначения и духовного освобождения.

Другие советские активистки открывали для себя мир западного феминизма. «Мы оказались в совершенно новом для нас мире, в мире чужом и непонятном, Может быть, как те лягушки, которые в банку с молоком попали, или как та девочка из сказки, которую в колодец прыгнуть заставили, — писала Наталья Малаховская. — Начав больше понимать западную жизнь, интересы тамошних женщин, я обнаружила нечто совершенно неожиданное для себя, нечто такое, что полностью перевернуло все мое мировосприятие, способ мышления, способ подхода к миру».

Та же Малаховская уже в эмиграции выдвинула теорию об особом типе женщины — «фемина совьетика», которая описывается как грубое и беспринципное существо: «Это женщина-судья, женщина-административный работник, женщина-надзирательница. „Фемина совьетика“ жестока и фанатична, слепо исполняет чужую волю и беззастенчиво попирает тех, кто слабее». И это описание, кажется, до сих пор идеально описывает тех женщин, которые настолько срастаются с авторитарной системой, что забывают о человечности и справедливости, вынося самые жестокие приговоры и становясь надзирательницами — как в прямом, так и в переносном смысле.

Короткая, но трагическая история советских феминисток была несправедливо быстро забыта в последующие годы: вскоре западное общество нашло новые инфоповоды, а на их родине началась перестройка и совсем другая жизнь. Поэтому я хочу выразить огромную благодарность современным гендерным исследовательницам — особенно Александре Талавер и Анне Сидоревич, которые сделали невероятно важную работу по возвращению имен советских феминисток и выпустили книгу «Феминистский самиздат: 40 лет спустя», опубликовав в ней ключевые работы советских фем-альманахов.

Именно сегодня мне кажется важным прочитать эти тексты, потому что в судьбе этих женщин, в их работах и оценках можно найти многие ответы на вопросы, которые волнуют нас сегодня. Сегодня, когда в России феминизм и феминитивы предлагают признать экстремизмом; когда активистки движения вынуждены эмигрировать из-за угроз и преследований; когда официальная политика направлена на контроль за рождаемостью и другими аспектами жизни женщин. Когда на официальном уровне все говорят о достигнутом равенстве и преобладающей роли женщины как ответственной патриотической гражданки. Потому что женский вопрос всегда был, есть и будет вопросом политическим.