«Оккупированные люди». За что в Донецке забирают в концлагерь, кого считают шпионом и как за это судят
15:03, 17.04.2020
Зал творческого пространства «Изоляция» в Донецке до начала конфликта. Теперь здесь камеры для политзаключенных,
«Изоляция» превращена в подобие концлагеря. Архивное фото предоставлено администрацией проекта Spektr. Press.
Преследование по политическим мотивам — особая во всех отношениях статья юриспруденции самопровозглашенной и непризнанной ДНР.
Самая распространенная статья — «три-два-один» (по уголовному кодексу ДНР) — это шпионаж. На втором месте — «возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства» — это «три-два-восемь». Статья «три-два-ноль» (измена родине) применяется к тем, кто уже получил паспорт ДНР.
Обычно арестованные, которым инкриминируются эти преступления, сидят в заключении полтора, а то и два года, после чего предстают перед судом. Сам процесс при этом, как правило, длится буквально один день. При этом наказание по политическим статьям закон предусматривает очень серьезное, от 12 до 15 лет. Но, как ни странно, эти гигантские сроки никого не пугают — считается, что если судили и дали такой большой срок, то, значит, готовят на обмен пленными с Киевом.
«В августе 2019 меня привезли в суд. И в судебном «стакане» (помещение 1,5 на 1,5 метра в подвале суда, где подсудимый, сидя, ждет своей очереди — таких «стаканов» в донецком суде десять, находясь в них, заключенные могут переговариваться. прим. «Спектра») я встретил одного из военнопленных украинских солдат, — рассказывает «Спектру» один из бывших узников ДНР Андрей Кочмурадов. — Он был подавлен, держался за голову и монотонно говорил: «Какой ужас, мне дадут 15 лет за терроризм, как я эту судимость буду потом снимать, что в селе скажут?!» Я сначала смеялся, потом пытался объяснить, что этот суд за пределами Донецка никто не признаёт и его решения для окружающего мира не существуют! Но, кажется, я его не переубедил — на простого человека весь этот судебный антураж, судья в мантии, красивые ритуалы очень давят».
Тюрьма и люди
В Донецкой области Украины располагалось больше мест лишения свободы, чем где бы то ни было еще в стране. Здесь их было двадцать: три больших следственных изолятора в Донецке, Мариуполе и Артемовске (сейчас город переименован в Бахмут) и плюс еще 17 колоний.
В ходе военных действий ДНР получила примерно 1/3 неподконтрольной Украине территории, но зато именно тут находятся 14 из 20 мест лишения свободы: следственный изолятор и 13 колоний. Четыре из них были расположены вдоль линии соприкосновения, их закрыли из-за обстрелов, оставшиеся 9 колоний — работают.
Процесс перехода всех этих заведений под юрисдикцию самопровозглашенных республик был очень непростым, колонии долго не спускали украинский флаг (а значит, получали питание для заключенных и заработные платы для оставшегося персонала в гривне) вплоть до октября 2014 года. В начале ноября надзиратели разделились — небольшая часть (в основном, офицеры) ушла в Украину, оставшиеся приняли присягу ДНР. Низкооплачиваемая охрана не решилась расстаться со своими домами, огородами и местом службы, которое надзирателя традиционно кормит.
В 2014 году ДНР действовало военное положение — нелояльных «русскому миру», людей без документов с местной пропиской и просто любого, вызвавшего подозрение, могли захватить на любом блокпосту, на улице, дома и отправить «на подвал» — так принято было называть место заключения, причем собственное имело буквально каждое военизированное подразделение. Самой плохой славой пользовались «подвалы» казаков и «Русской православной армии», которая использовала захваченное здание службы безопасности Украины как свою базу, а капитальные подвалы как тюрьму. Нередко заключенных отправляли на своего рода исправительные работы — рытье окопов.
К маю 2015 года этот самопальный репрессивный аппарат, который и в ДНР был вне какого-либо правового поля, начал приобретать относительную стройность. С этого момента все арестованные «политические» и «шпионы» попадают в ведение министерства государственной безопасности (МГБ) ДНР, которое заняло помпезное здание областной налоговой инспекции Донецкой области на бульваре Шевченко. Под место заключения МГБ приспособило захваченное летом 2014 года арт-пространство «Изоляция», расположенное на территории бывшего советского завода изоляционных материалов на улице Светлого пути, 3. Еще весной 2014 года здесь в качестве гостей Платформы культурных инициатив выступала российская делегация во главе с Михаилом Ходорковским, а через три месяца образовался концлагерь.
Архивное Фото проекта «Изоляция» предоставлено Spektr. Press
Сначала заключенного помещают в один из подвалов МГБ — под самим зданием или под капитальными корпусами бывшего арт-пространства «Изоляция». Тут проходят первые допросы и выбивают необходимые показания. «Изоляция», по сути, своеобразный следственный изолятор МГБ ДНР для всех пленных украинских солдат, проукраински настроенных граждан и обвиняемых в шпионаже в пользу СБУ, провинившихся ополченцев — как местных, так и граждан России, арестованных граждан иностранных держав… Сотни освобожденных в ходе обменов украинских военнопленных и гражданских оставили множество свидетельств о нравах и порядках этого места.
Любовь Михайлова, дочь последнего советского директора завода изоляционных материалов и хозяйка этого пространства сейчас живет в Лондоне. «Спектр» пообщался с ней. Выяснилось, что ее команда вместе с юристами внимательно изучает все, что происходит сейчас на им принадлежащей территории и собирают документы для последующих исков в украинские и международные суды. Поразительно, но за шесть лет им не удалось найти ни одной бумаги ДНР, подтверждающей статус этого места. «Изоляция» — концлагерь, которого де-юре нет.
Само место, впрочем, вполне символично. У завода, разумеется, были капитальные бомбоубежища, подвалы и железобетонные здания. Подобных солидных советских комплексов в Донецке немало, но только здесь, в том числе, на гранты посольства США, проводились выставки современного искусства. 21 дверь разрисовал француз Даниэль Бюрен, камеруно-бельгийский художник Паскаль Мартин Таю установил в честь женщин Донбасса на заводской трубе свою знаменитую помаду. Эту скульптуру в 2015 году столь же символически взорвали новые «хозяева» «Изоляции», проведя уже свою культурную инсталляцию.
Условия содержания заключенных здесь сегодня такие, что, по словам бывших заключенных, перевод отсюда в официальные СИЗО и колонии расценивается как поощрение.
До суда арестованный может сидеть в донецком СИЗО или 97-й колонии, где есть барак с камерами. После суда и до передачи Киеву во время обмена пленными мужчин обычно ждет 32-я колония в Макеевке, женщин — колония в Снежном. В СИЗО, где работает персонал, оставшийся еще с довоенных времен, можно передать официальную передачу. В колониях два раза в неделю заключенный имеет право на звонок домой с помощью мобильной связи от местного мобильного оператора «Феникс». В целом тут действуют более-менее понятные и устоявшиеся правила.
Арестовать могут каждого
В сегодняшнем Донецке русская народная пословица «От сумы и от тюрьмы не зарекайся» имеет массу живых иллюстраций. Арестовать могут каждого. Здесь шутят, что в донецком СИЗО есть специальный «министерский» этаж для высших чиновников — тут сидели вице-премьеры, министры культуры, транспорта и ТЭК, руководящие сотрудники министерства налогов и сборов. Многие избежали заключения, уехав в Москву — осенью 2019 года, например, уголовные дела открыли на всю бежавшую верхушку министерства связи ДНР.
Проще всего проиллюстрировать широту и абсурдность донецких арестов историями задержаний врачей, которыми они поделились со «Спектром» сами, либо те люди, кто раньше с ними сидел. Они аполитичны по самой сути своей профессии, оказывали и оказывают в Донбассе помощь абсолютно всем вне зависимости от убеждений больного и раненого.
История 1, в которой врач изображает больного, чтобы спастись
Сергей Петрик, известный детский врач-неонатолог из Макеевки, осенью 2015 года поехал к маме и будущей жене через линию блокпостов. Был арестован, провел четверо суток в Кировском РОВД города Донецка, попал после в реанимацию донецкой больницы имени Вишневского. Там его узнал врач-однокурсник. Общими усилиями родственников и друзей Петрика освободили.
«Самое смешное, что задержали меня не потому что я бородатый, одинокий, подтянутый. Просто я никогда не снимаю фонендоскоп с шеи, и одному из этих людей на блокпосту почему-то это показалось подозрительным. Обычно наличие фонендоскопа шло в плюс, а тут и пошло, и поехало… — рассказывает Сергей Петрик «Спектру». — Сказали: «Вы, наверное, товарищ, из «Красного креста», который против республики действует». Красный крест, по-моему, нейтрален и помогает всем и вся, но в тот момент он оказался почему-то красной тряпкой — меня вывели из машины на обочину, попросили показать рюкзак, вещи, документы и все это время потихонечку-потихонечку сами себя накручивали. Вывели всех из машины, повели на блокпост, вызвали опергруппу из Донецка…»
Петрик попал не в МГБ, а сначала в РОВД полиции.
Сергей Петрик уже без бороды, с которой ему пришлось расстаться из-за борьбы с коронавирусом. Фото Spektr. Press
«Само собой, начали допрашивать, раздавали пощечины, воспитывали, нагнетали-нагнетали, страсти рассказывали — сидел, слушал, молчал, головой кивал. Честно, я боялся, что будет страшнее, — вспоминает Петрик. — В первую очередь, мне надо было подать своим весточку, где я. И в итоге, после четырех суток в РОВД, я оказался в реанимации больницы Вишневского, где встретился мой одногруппник. И я ему передал, чтоб он подал весточку моим родным. Во-вторых, мама подняла всех, кого могла, у нас соседом по дому оказался человек в чине майора МГБ, возможно, он в итоге и помог — главное было понять, где меня держат. Пока мой коллега не позвонил, никто найти не мог».
Чтобы вырваться из камеры, Петрик симулировал в РОВД приступ эпилепсии. Играл профессионально, убедил не только полицейских, но и бригаду скорой помощи, и врачей в приемном покое больницы. Все выглядело настолько убедительно, что его отправили в реанимацию, интубировали и поставили зонд в желудок (это весьма мучительные для пациента манипуляции, но врач понимал, что иначе не спастись).
«А куда мне было деваться, как умею, так и делаю, хочешь жить — приходится терпеть! По итогу, сыграл хорошо, все поверили», — подводит итог своей истории Сергей Петрик.
Сейчас он лечит детей в больнице районного центра Покровское под Мариуполем — это подконтрольная Украине территория.
История 2, в которой врач выращивал кактусы, а его обвинили в шпионской деятельности
Врач Донецкого диагностического центра Юрий Шаповалов был показательно и жестко арестован в январе 2018 года. Он типичный «ботаник»: худой, интеллигентный и в очках. И хобби у него такое же — он председатель донецкого клуба любителей кактусов «Ислайя».
Ролик с его арестом и признанием в проукраинской активности выложило в социальные сети МГБ ДНР.
Бывшие сокамерники Юрия рассказывают, что доктора, пока он не признался в сотрудничестве с разведкой, пытали током и сломали несколько ребер.
Юрий Шаповалова в ДНР содержат без суда в заключении более двух лет. При этом его нахождение в местах лишения свободы ДНР официально не подтверждают в гуманитарной подгруппе Трёхсторонней контактной группы в Минске — а это необходимый шаг на пути к обмену. Юрий Шаповалов не работал на украинскую разведку, но он вел из Донецка популярный в твиттере акаунт под именем «Залишенець донецький» (залишитися — остаться-укр) — украинцев с патриотической позицией в самопровозглашенной республике преследуют особенно жестко.
История 3, в которой студент из Иордании обвиняется в покушении на экстравагантного милиционера
Гражданин Иордании Хальдун Найеф Саил Харахшех проходил специализацию как уролог в Донецком медицинском университете, после начала войны выехавшем в Краматорск, на подконтрольную территорию. У иорданца просто не было вариантов — чтобы получить диплом международного образца, который признает международное сообщество, он должен был учиться в университете на признанной этим сообществом территории.
Чтобы ездить через линию соприкосновения к жене и дочке из Краматорска в Харцызск (неподконтрольная Киеву территория), он должен был получить электронный пропуск в СБУ. Граждане Украины его получают в режиме онлайн. Но иорданцу, как решили в МГБ ДНР, нельзя было обойтись без личного собеседования в украинской спецслужбе.
Его арестовали в 2018-м году при пересечении линии соприкосновения. В сети есть ролик, где Хальдун Найеф Саил Харахшех признается в подготовке покушения на спикера народной милиции ДНР полковника Эдуарда Басурина.
Басурин — личность известная, нередко делает яркие и, мягко говоря, экстравагантные заявления. Недавно, например, объявил об обнаружении на Донбассе «военных медиков из Центральной медико-санитарной службы Бундесвера». По его словам, немцы сотрудничали с ВСУ и занимались «сбором информации о наличии высокопатогенных возбудителей различных болезней на востоке Украины». По словам Басурина, «основные усилия немецких медиков сосредоточены на выявлении возбудителей, вызывающих африканскую чуму свиней, туляремию и сибирскую язву».
Прежде Басурин частенько находил на передовой с украинской стороны чернокожих американских снайперов, норвежцев, шведов и украинских киборгов с «живой водой», которая действовала ровно 10 дней и позволяла бойцам атаковать даже после потери головы.
Доктора Хальдуна тепло вспоминают сидевшие с ним вместе в одной камере в «Изоляции», освободившиеся по обмену украинские узники — он даже в таких условиях пять раз в день совершал намаз и пытался оставаться настоящим мусульманином. С просьбой о его включении в списки на обмен обращаются к Украине многие мусульманские религиозные общины, иорданское землячество пыталось организовать передачи через Москву (посольство Иордании обслуживающее Украину находится там), но прогнозировать как повернется ситуация с подданным короля Иордании уже два года томящемся в тюрьме ДНР довольно трудно.
Мамы и адвокаты
Татьяна Станиславовна Подвезко в Донецке на площади Ленина демонстрирует фото арестованного сына. Фото Spektr. Press
«Паше моему в приговоре написали пять статей: шпионаж в пользу «иностранных государств», покушение на шпионаж, разжигание межнациональной розни и ненависти, печатание экстремистских материалов, действия, направленные на свержение конституционного строя — и дали 14 лет, — рассказывает корреспонденту Спектра Татьяна Станиславовна Подвезко, мама Паши Подвезко. — Реально же он в группе на Facebook участвовал «Донецк — это Украина». И футболку с такой надписью у него возле компьютера нашли при обыске — позиция у него была такая, он этого от следствия и не скрывал. А что он там им потом наговорил-то такое… Он у меня ни разу за всю войну из Донецка не выезжал, я все ждала, как же они на суде выкрутятся? А они с жесткого диска сняли информацию, человека, с которым он чаще всего говорил, определили, и сказали, что вот он-то с «иностранной разведкой» и был связан!»
Говорили мы с Татьяной Подвезко на центральной площади Донецка. Ждет своего Пашу Татьяна Станиславовна уже 17 месяцев. Паша Подвезко был арестован в мае 2018, в ноябре 2019 его судили, в январе 2020 приговор вступил в силу. И только почти через месяц о приговоре сообщили местные СМИ. Почему с такой задержкой — никто в Донецке подобными вопросами не задается.
Мамы — главные защитники своих сыновей, ничего не боятся, открыто говорят по телефонам, обивают все мыслимые начальственные пороги и все время ищут деньги — на регулярные продуктовые посылки. Татьяна Станиславовна считает, что ей еще повезло — Пашу взяли не на улице, а когда он играл в футбол в районе бывшего Дома пионеров — это практически напротив здания МГБ. И после этого в квартиру, где они жили с девушкой, сразу пришли с обыском. Девушка сразу позвонила матери Павла. Получилось, что сын не пропал бесследно на месяц-два, как у других, а сразу стало понятно — арестован! Повезло.
Большинство обвиняемых в политических преступлениях арестовывают на месяц, согласно указу Захарченко от августа 2014 года «О защите населения от бандитизма и проявлений организованной преступности». Этот месяц потом даже в документах не учитывается, родственникам тоже сообщают о пропавших далеко не сразу, по почте и только в ответ на официальный запрос.
Мамы арестованных политических тут все друг друга знают, перезваниваются, делятся опытом. Мама Паши Подвезко на связи с матерями всех ребят, которые были сокамерниками ее сына. Только на суде мама выяснила, что до сына из посылок в основном доходила только сухая китайская лапша «Мивина», а после приговора в колониях все строго, по описи — в одно окошко передачу сдаешь, в другом сын ее получает.
Прямой связи с сыновьями матери не имеют. Нелегальные, но распространенные в постсоветских тюрьмах мобильные телефоны у заключенных, охрана, готовая за мзду передать весточку из камеры в камеру и прочие возможности коммуникации в ДНР не работают.
Матерям приходится одновременно быть и настойчивыми, и осторожными. 29 декабря 2019 из самолета с освобожденными пленными, который встречал в Киеве Владимир Зеленский, вывезли на коляске Зинаиду Николаевну Мальцеву. Ее сын был арестован МГБ ДНР. И она так разозлила госбезопасность самопровозглашенной республики, пытаясь помочь сыну, что ее арестовали. Она провела в заключении 7 месяцев, после чего и ее передали Киеву. А вот сына ее, Максима Тимофеева, показательно оставили в Донецке — он получил стандартный приговор как «шпион СБУ» еще в августе 2019 и до сих пор ждет решения своей судьбы в 32-й колонии в Макеевке.
Прошедший 16 апреля обмен пленными не затронул ни одного открытого или анонимного героя нашего текста. Как-то так получилось, что все политические узники ДНР со стажем в местах лишения свободы более полутора лет, в обмен не попали. Из «обменной» 32-й колонии в Макеевку для передачи Киеву вывезли только двоих солдат, взятых в плен в январе и мае 2019 года. Интересно, что все кто вышел по обмену на этот раз не поехали в Киев вообще, по сообщению главы Донецкой военно-гражданской администрации Павла Кириенко обсервацию освобожденные в течении 14 дней будут проводить в местных больницах.
Адвокатов для политических заключенных в ДНР нет. Точнее, есть, но их назначает только МГБ и только из числа своих доверенных лиц. Правда так происходит только с конца 2017 года. До того обычные адвокаты и «специалисты по праву» иногда еще могли выступать в судах над политическими в качестве защитников, что приводило к неприятным для силовиков инцидентам. Например, адвокат Виталий Омельченко рассказывал «Спектру» о своем участии в суде над Ольгой Политовой, которая была арестована 15 ноября 2015 года на одном из блокпостов при перевозке в ящике медикаментов пластида и взрывателей к нему. В судебных дебатах вдруг всплыло, что «таможенник» отправивший машину с Политовой на досмотр не боялся «мины» и совершенно спокойно полез в ящик с какими-то проводами, взрывателями и брусками взрывчатки, а оперативники МГБ, выбившие из женщины признание по какому телефону она должна позвонить в Донецке, спокойно отключили ее трубку на целую неделю — стало очевидно, что сотрудники МГБ знали всю комбинацию заранее от своего агента и зряче ждали женщину в определенное время в определенном месте. Политову освободили по обмену через два года и два месяца — 27 декабря 2017-го.
Лидер местных адвокатов от МГБ — Елена Шишкина — даже удостоилась должности депутата народного совета самопровозглашенной республики (их тут назначают и свободно ротируют из списка руководство двух аффилированных с властью общественных движений).
Мы спрашивали бывших «шпионов», и они смогли назвать пять фамилий адвокатов от МГБ.
«Речь об адвокате зашла, когда меня держали в подвале «Изоляции» уже месяц, — рассказывает «Спектру» о своем юридическом опыте в ДНР осужденный за шпионаж в пользу СБУ Андрей Кочмурадов. — Поначалу в голове туман полнейший. Следователь тебе говорит: «За твое преступление вообще-то тебе положен расстрел, но будем работать!». Адвокатом от МГБ мне и жене заодно назначили Алину Стреленко, с ней в паре работает Елена Шишкина. В начале весны 2018 года меня отвезли к следователю, который мне сообщил, что у меня теперь появился платный адвокат — Елена Николаевна Шишкина, та самая, которая была у меня до этого бесплатной. Я тут же попытался отказаться, но мне сказали, что так решила моя мама, и единственный раз за все время в тюрьме, мне вдруг дали ей позвонить».
«Адвокаты были в той ситуации как прокуроры, я эту свою Стреленко за все время видела два раза — в самом начале и на каком-то из допросов потом»,- говорит жена Андрея, Елена Лазарева.
Елена Лазарева и Андрей Кочмурадов, апрель 2020 года. Фото Spektr. Press
Елену Лазареву, врача специализированной нейрохирургической реанимации ОКБ имени Калинина, схватили одновременно вместе с ее мужем, Андреем Кочмурадовым, 16 декабря 2017 года.
«Меня арестовали прямо под домом, возле забитой продуктами машины — я возвращалась из Покровска, много чего купила из того, что в Донецк не поступало. Бить начали сразу в машине, надевали пакет на голову, заставили позвонить мужу, чтоб он вышел «помочь с вещами», — рассказывает Елена.
«Я не хочу вспоминать тот день и как это было. Но потом, уже в подвале «Изоляции», мне вдруг бросили «передачу» — странный пакет с разрозненным набором продуктов, там был любимый лук-порей Лены, она любила все эти полезные салаты. И я понял, что это остатки из ее багажника. И что она тоже арестована!» — рассказывал «Спектру» Андрей.
«Я пытался как-то задать вопрос своему адвокату о наших украденных машинах и пропавших ключах от квартиры, она открыла блокнот и спросила: «У тебя есть техпаспорт на автомобиль?» — вспоминает Андрей Кочмурадов. — «Ну, откуда он у меня в тюрьме? Шишкина тут же закрыла и свой блокнот, и эту тему вообще».
Андрей и Елена по меркам ДНР были довольно зажиточной семьей. У них было два автомобиля «Рено» — «Лагуна» и «Меган». Супругов арестовали, когда они были рядом со своими машинами. Больше автомобили в деле нигде не фигурируют. На суде они узнали, что через год после ареста в их квартире прошел обыск, ключи от квартиры пропали. Приговора на руках у супругов нет, в Киев они увезли только обвинительное заключение и опись изъятого имущества, среди которого автомобилей нет.
Муж и жена сидели в концлагере «Изоляция», примерно через год во время получения еды через «кормушку» (маленькое окошко в дверях камеры для подачи еды) они смогли первый раз за долгое время друг друга увидеть — их камеры в тот раз оказались напротив. Судили их в августе 2019. На суде не были предъявлены показания свидетелей. Согласно обвинительному заключению, ими являются бойцы подразделения «Пятнашка», которые обнаружили у семьи фотографии двух якобы засекреченных персонажей: снятого на территории больницы Калинина своего комбата, Олега Мамиева («Мамай») и числящегося при подразделении «ротным» бывшего народного депутата Украины Александра Бобкова.
Май 2014 года, площадь Ленина, Донецк, Олег Мамиев «Мамай» в центре с автоматом в правой руке, спиной к нему стоит Александр Ходаковский. Фото Сергея Ваганова для Spektr. Press
Бобков — совсем не засекреченный персонаж с большим количеством публичных фотосессий, «Мамай» тоже очень часто попадал в объектив с мая 2014 года, когда в качестве телохранителя неотлучно находился при командире батальона «Восток» Александре Ходаковском. Олег Мамиев «Мамай» и погиб 17 мая 2018 года с открытым лицом, прямо во время съемки сюжета для «России-1».
Лена и Андрей получили по 15 лет как «шпионы СБУ» и были переведены в колонии — в Макеевку и Снежное. 29 декабря 2019 года они вышли по обмену пленными на свободу, проведя больше двух лет в заключении.
После суда Елена Лазарева пыталась писать жалобы по поводу пропажи автомобилей. Тут-то система один раз и дала сбой — на руках у семьи есть ответ из МГБ о том, что их автомобили все же существовали и на них был наложен арест. Но это скорее моральная победа. Имущество, конечно, никто не вернул.
11 марта 2020 года, придя в себя, пройдя реабилитацию и поправив здоровье, врач Елена Лазарева вышла на работу в отделение нейрохирургической реанимации Александровской больницы города Киева. Как раз тогда, когда мэр Киева Виталий Кличко включил это медицинское учреждение в число семи базовых для лечения зараженных коронавирусом.
Интересно, что работающие в Донецке миссии ООН, Международного Красного Креста и ОБСЕ отслеживают судьбу военнопленных, иногда передают им посылки от родственников, но к судьбе гражданских арестованных ДНР «шпионов СБУ» никакого отношения не имеют. К тем же военнопленным пускали в колонию народного депутата Надежду Савченко, солдат обменивали, чтобы поднять политический вес внутри Украины политика Виктора Медведчука, на их фоне иногда демонстрирует свою работу омбудсмен ДНР Дарья Морозова. Но «гражданские политические» всегда за рамками даже этих процессов.
Узники МГБ ДНР, выходя на свободу, дают интервью, пишут книги, разноголосицей рассказывают о нарушениях своих прав, фальсификациях и пытках.
Среди них, кстати, практически нет «полезных» хоть как-то информированных о кухне ДНР «шпионов» — государственных служащих, военных, полицейских, сотрудников МГБ… Абсолютное большинство узников — далекие от «государственнических» реалий ДНР люди.
Именно эта, мало похожая на правовую, практика борьбы с инакомыслием и лояльными к Украине гражданами вкупе с жестким шестой год не отменяемым комендантским часом ежедневно наполняет наглядными примерами украинское определение самопровозглашенных республик как «оккупированных территорий Донбасса».
При поддержке Медиасети
