Один большой «перегиб». Президент фонда «Свободная Бурятия» Александра Гармажапова о том, как мобилизация и глава республики выдавливают бурятов из России в Монголию Спектр
Пятница, 13 декабря 2024
Сайт «Спектра» доступен в России через VPN

Один большой «перегиб». Президент фонда «Свободная Бурятия» Александра Гармажапова о том, как мобилизация и глава республики выдавливают бурятов из России в Монголию

Акция бурятских активистов против войны в Украине в Сан-Франциско. Фото Mariya Vyushkova/Facebook Акция бурятских активистов против войны в Украине в Сан-Франциско. Фото Mariya Vyushkova/Facebook

После объявленной в России 21 сентября «частичной» мобилизации на карте страны появилось несколько «горячих точек». Это национальные республики, в которых местные жители выходили на протесты или начали массово покидать насиженные места. Одной их таких точек стала Бурятия, где военные потери одни из самых высоких на душу населения. Оттуда за несколько дней тысячи мужчин бежали в Монголию.

28 сентября глава республики Алексей Цыденов заявил, что про бегущих от частичной мобилизации «читать и слушать неприятно, позорно». Традиционно для руководителей регионов (так же поступил глава Дагестана Сергей Меликов), Цыденов списал всё на внутренних и зарубежных «провокаторов». Последние, по его словам, «профессионально отрабатывают американские подачки и изображают из себя пострадавших».

Александра Гармажапова. Фото из ее личного архива

Александра Гармажапова. Фото из ее личного архива

О том, сколько бурятов планировалось мобилизовать, почему они эвакуируются в Монголию и почему на войну в Украину российское руководство бросает нацменьшинства, рассказывает «Спектру» президент фонда «Свободная Бурятия» Александра Гармажапова. Она после 21 сентября занялась оказанием разнообразной помощи потенциальным призывникам, в том числе организацией их выезда за рубеж. Уже после интервью 30 сентября Цыденов заявил, что «частичная» мобилизация в Бурятии завершена — республика «выполнила задание», так и не признав масштабные нарушения в республике. И, вполне вероятно, другие задания последуют — численность, сроки мобилизации неизвестны.

Александра, нет сомнений, что когда Алексей Цыденов говорил про «ажиотаж в соцсетях», «фронт в информационном пространстве», он имел в виду и деятельность вашего фонда.

— У меня сразу вопрос: у Алексея Цыденова есть совершеннолетний сын, где он сейчас, не прячется ли он за мамину юбку и папину спину и воюет ли он на передовой? Кроме того, у Алексея Цыденова есть братья, не старые, к слову, они тоже не на фронте. Самому Алексею Цыденову, если не ошибаюсь, 46 лет. Вроде тоже вполне себе пригоден для того, чтобы повоевать. Пока я не увижу Алексея Цыденова, его братьев и его сына на фронте, подобные заявления он может делать сколько угодно.

Во-вторых, вчера я собственными глазами видела ребят, которые уехали из Бурятии. Было такое впечатление, что их родители буквально катапультировали своих сыновей из России. Родители воспитывали детей не для того, чтобы их использовали в качестве пушечного мяса.

Вчера я им тоже самое сказала: никогда не слушайте тех, кто вам пытается внушить, что вы трусы и дезертиры. Вам до сих пор не объяснили цели этой войны. Денацификация Украины, как мы уже многократно повторяли, это полная ахинея. С тем уровнем ксенофобии, расизма и шовинизма, который есть в России, наша страна не имеет никакого права учить Украину антифашизму и толерантности.

Кроме того, пока вы не увидите на фронте детей всех российских чиновников, депутатов и других медийных лиц, поддерживающих войну, даже не думайте о том, что вы кому-то что-то должны показать и доказать. Вы никому ничего не обязаны. Это государство преступное, все его действия сегодня преступны.

То, что сегодня делает Алексей Цыденов, само по себе очень показательно. Русскоязычный Владимир Зеленский, после того как стал президентом, за три года начал прекрасно говорить на украинской мове. Цыденов пять лет назад, когда впервые стал главой Бурятии, обещал выучить бурятский язык. За пять лет он не удосужился выучить ничего. Это говорит о его отношении к народу. Он его не уважает, потому что язык — это способ выразить свое уважение. Когда ты хочешь поддержать человека, даже находясь в другой языковой среде, в украинской или в казахской, то стараешься какие-то хотя бы минимальные фразы выучить, потому что людям, чьи языки пострадали, это важно.

Конечно, очень жаль, что такие люди сегодня оказываются во главе российских регионов. Но время таково, что только такие там и оказываются. Это люди, которые ставят перед собой единственную задачу — делать все, чтобы угодить Владимиру Путину. Вы прекрасно знаете, что, если Владимир Путин тому же Цыденову или любому другому нынешнему главе одного из регионов России скажет, чтобы они станцевали стриптиз перед ним, они это сделают, потому что это всё абсолютно бесхребетные, беспринципные люди. Конечно, такие персонажи никогда не окажутся на фронте. Алексею Цыденову, который сам фактически прячется за юбку Владимира Путина, не стоит говорить таких вещей. Просто потому, что это всё может вернуться бумерангом и сделать так, чтобы его больше не было.

В центре Улан-Удэ. Фото: Andrei Ogorodnik / TASS / Scanpix / Leta

В центре Улан-Удэ. Фото Andrei Ogorodnik/TASS/Scanpix/Leta

 —  После 21 сентября из Бурятии стали приходить сообщения о нарушениях во время мобилизации. Цыденов в такой ситуации не пытался вмешаться в процесс? Его коллега глава Якутии Айсен Николаев добился возвращения домой 120 призывников.

— Цыденов пытался сказать, что это «перегибы на местах». В районах. Главное, чтобы тень не пала на Владимира Путина. Это его задача и задача всех губернаторов. Цыденов аккуратно пытался снять с себя ответственность. Это же вообще признак сегодняшнего руководства — абсолютная безответственность. Эти люди не готовы ни за что отвечать.

Что происходит в таких случаях? Какие-то мелкие нарушения в регионах по мобилизации они, может быть, исправляют и таким образом делают вид, что справедливость где-то можно найти, что это — «перегибы на местах». Однако это никакие не «перегибы на местах». Это общенациональная мобилизация, которая происходит вот таким образом.

У нас в целом государство состоит из таких «перегибов на местах», как они пытаются показать. У нас один большой «перегиб» по стране фактически. С теми же повестками почему всё так обстоит? Они использовали устаревшие списки, которые используют на выборах, когда тоже выясняется, что у нас голосуют мертвецы или люди прописаны в другом районе. Можно проголосовать по 2 раза, потому что из одного места тебя не выписали, а в другое вписали. Это ситуация тотального бардака.

Пример того, как «голосуют мертвецы». У меня есть хороший знакомый — Майрбек Вачагаев (бывший пресс-секретарь Аслана Масхадова). Он давно уже гражданин Франции и отказался от российского паспорта. Майрбек шутит, что он «самый законопослушный житель Чечни», который голосует на всех выборах. Его родственники приходят на избирательные участки и видят всегда, что он уже проголосовал. И это говорит о состоянии путинского государства, которое абсолютно не имеет никакой системы. Просто сейчас этот хаос усилился и проявился более очевидно, но он был всегда.

— Вам известно, сколько людей призвали в республике? Какие нарушения были самыми распространенными?

Согласно источникам, которым мы можем доверять, план у них стоял 6,5 тысяч мобилизованных. За первые сутки, как мы видим, раздали 5 тысяч повесток. Поэтому я думаю, что за эти несколько дней 6,5 тысяч они соберут.   

Нарушения при мобилизации продолжаются. Например, повестки пытались вручить умершим. Это был не только один случай с братом Натальи Семеновой. Было и такое, что вообще принесли повестку матери, у которой сын умер 10 лет назад. Ее спросили, где ваш сын? Она ответила: сходите на кладбище, вручите. Естественно, она очень удивилась их визиту.

Самые вопиющие случаи продолжаются в том плане, что по-прежнему вручают повестки на работе. Человек стоит или сидит, спокойно работает, и к нему приходят на работу с этой повесткой. В деревнях облавы устраивают, по-прежнему. У них там квоты [нормы, сколько нужно набрать]. Опять же, мужчинам разного возраста вручают повестки. Мне писали из Бурятии журналисты и общественные деятели, что «гребут всех». Это цитата. Вообще не волнует, бронь не бронь, молодой, старый, пригодный, непригодный — без разницы.

Я думаю, что они всё делают с запасом, на тот случай, если вдруг кто-то там не придет, сбежит и так далее. Мне сообщила знакомая с места событий, что в деревнях по-прежнему ходят по дворам, стучат, пытаются забрать. В улусе (селе — прим. ред.) 400 человек живет, пришло 22 повестки.

В первые дни была такая история: к мужчине пришли с повесткой, он сказал, что ничего подписывать не будет, днем поехал заправлять машину, мимо проезжал автобус с мобилизованными, его увидели, резко затормозили, запихали в автобус и увезли без документов и без вещей. Машину потом забирали родственники. Такое ощущение, что хватают просто с улицы кого могут.

Атмосфера в Бурятии сейчас, мне кажется, описана очень хорошо матерью моей знакомой. Она владелец стоматологической клиники в Улан-Удэ. По ее словам, до молодых клиентов невозможно дозвониться. Они, скорее всего, поменяли номера или уехали. Востребована только одна процедура — снятие брекетов, за которыми нужно постоянно ухаживать.

— Как вы с коллегами по фонду действовали после 21 сентября, когда наступил очередной день X?

— На днях мой коллега так ответил на вопрос как дела: «Отлично. Кроме того, что наша работа каждый раз врезается в отбойник». Мы активно, например, занимаемся расторжением [военных] контрактов, и у нас получается. Мы радуемся, что молодые люди возвращаются живыми, и они, помимо своей, сохранили жизни других людей, но каждый раз власть придумывает что-то новое — и нужно начинать всё сначала.  

Когда объявили мобилизацию, нам пришлось сначала, естественно, выпускать очень активно карточки с консультациями и разъяснениями: кто имеет право на то, чтобы избежать мобилизацию, на отсрочку, какие есть законные основания для того, чтобы не приходить в военкомат, как можно не получать повестку. Поясняли все эти юридические нюансы. Первые сутки мы занимались этим направлением, а вторые сутки нам стали активно писать [и спрашивать] о том, как можно уехать в Монголию. Ежесекундно стали поступать такие обращения. Стало понятно, что нам нужно тоже в этом направлении что-то делать.

Мы запустили программу эвакуации из Бурятии. Деньги собирались с помощью краудфандинга. Буряты, которые живут за рубежом, например, в США, стали активно жертвовать деньги на то, чтобы вывести своих земляков в Монголию. Мы порядка 10 автобусов отправили. Наш волонтер стоял на границе со стороны Монголии, встречал там людей с чаем, какими-то продуктами. Фактически мы неделю были в авральном режиме. Сейчас мы завершили экстренные эвакуации. Исходим из того, что те, кто хотел, покинули Российскую Федерацию.

— Почему из национальных республик, сопоставимых по численности населения с другими регионами, в процентном отношении мобилизуют больше мужчин? Например, по информации депутата Госдумы Сарданы Авксентьевой, в Курской области забирают 0,9% мужчин призывного возраста, а в Калмыкии — 1,41%. В Якутии еще больше — 1, 66%.

Главная причина в том, что империя в первую очередь кидает в мясорубку войны национальные меньшинства, национальные кадры, потому что их не жалко. Я думаю, что все-таки это ключевая логика [позднее депутат Авксентьева назвала эти данные ошибочными]. Вторая причина в том, что, к сожалению, буряты, возможно, зарекомендовали себя в глазах Кремля, как люди, которые стерпят. Я считаю, конечно, что наша задача — научиться отвечать и снова сформироваться как этнос, который умеет отстаивать свои права. Как глава фонда «Свободная Бурятия» я вижу в этом ключевую задачу.

Сейчас очень много бурят в США, несколько дней подряд напротив здания ООН [в Нью-Йорке] проходили митинги с требованием остановить геноцид бурятского народа. Здорово, что они это сделали. Сейчас очень много бурят выехало в Казахстан, Монголию, другие страны. Я считаю, что везде мы должны кооперироваться, усиливаться и потом пытаться влиять на то, что происходит внутри России. Если мы не начнем защищать себя, то нас никто не защитит.

Причем военные эксперты объясняют, почему сейчас набирают людей, которые не имеют боевого опыта и оружие в руках особо не держали. Они нужны просто для отвлечения внимания ВСУ, чтобы, пока в них стреляют, профессиональные военные могли увидеть точки, откуда ведется огонь, и, соответственно, бить по ним. Это использование людей, как пушечного мяса. К сожалению, то, что происходит сегодня — это геноцид и украинского народа, и бурятского, и других.

 — Александра, вас хорошо помнят в Санкт-Петербурге как журналистку, от которой доставалось все чиновникам, начиная с губернатора. Затем вы работали в Праге на «Радио Свобода». Когда и как появилась идея создать фонд «Свободная Бурятия»?

Наверное, вы помните, с 2015 года появился такой ярлык, как «боевые буряты Путина». Одно прокремлевское движение выпустило видеоролик, в котором «боевые буряты» обращаются к «перепуганному народу Украины».  В 2014-м Путин под видом донецких ополченцев отправлял в Украину, в том числе, и бурят. Там были псковские десантники, но они визуально могут затеряться среди местного населения и сойти за донецких ополченцев, бурятские танкисты — азиаты. Естественно, они очень сильно выделялись, и тогда местное население стало говорить о том, что это российские военнослужащие бурятской национальности. Потом появился этот ролик, который я упомянула.  

К слову, в этом ролике девушка, которая произносит фразу «мы любим нашего президента Владимира Путина», сейчас живет в Германии. Ее зовут Алтана. Я, после того как Россия вторглась в Украину 24 февраля, ее нашла и спросила, не стыдно ли ей за это видео семилетней давности. И она честно сказала, что стыдно. Алтана объяснила, что им за это заплатили. Своеобразная проституция — любишь Путина за деньги.

В результате этот образ «боевых бурят Путина» пребывал на протяжении 7 лет в таком в «спящем режиме». Когда началось полномасштабное вторжение на территорию Украины, первыми в самую мясорубку, как ударную силу, бросили опять же бурятских танкистов. Украинцы снова их увидели, и у них пазл сошелся: вот буряты, которые нас преследуют. Понятно, что это просто, к сожалению, военнослужащие российской армии. В этой ситуации мы хотели показать, что есть буряты, которые против войны, которые не поддерживают агрессию России.

Начиналось все с 5−7 человек. Мы просто созвонились и решили, что нужно ответить на этот нарратив о «боевых бурятах Путина». Решили снять видео против войны и ограничиться этим. Высказать свое мнение и разойтись. Внезапно наш ролик собрал много просмотров. Его распространяли Илья Яшин, Владимир Кара-Мурза, Павел Ходорковский, Владимир Милов и другие лидеры российской оппозиции. Кстати, украинский политик Антон Геращенко опубликовал этот ролик.

Буряты стали активно нам писать из Бурятии, Москвы, Петербурга с одним посылом: наконец-то хоть кто-то сказал, что мы против войны. Мы поняли, что таких людей много, в том числе и в Бурятии, но они друг друга не видят и не слышат. Дальше к нам стали обращаться буряты, живущие в Европе и США, которые сказали, что они хотят тоже выступить против войны и сняться в подобном видео. Стало очевидно, что одним роликом не ограничиться. Нам нужно снимать «Буряты против войны — 2». Потом мы выпустили ролик «Украинские буряты против войны». В Украине они тоже живут.

Потом к нам стали обращаться родственники контрактников, которые спрашивали, как их близким расторгнуть контракты. Мы стали искать правозащитников и поняли, что, оказывается, это возможно. Мобилизация в тот момент не была объявлена.

Стало очевидно, что ты не можешь всем этим людям сказать: знаете, ребята, мы хотели вообще-то один ролик опубликовать, а дальше как-нибудь без нас разбирайтесь. Это было бы безответственно и легкомысленно. Мы решили преобразоваться в фонд. Сейчас мы уже не представляем, из какого количества людей он состоит, потому что есть не только минимальный костяк, но и десятки волонтеров.

— Какими были первые шаги вашей организации? Начало войны вызвало у миллионов людей самые противоречивые эмоции и настроения.  

— Начиналось всё с просветительской деятельности. Мы стали объяснять, что буряты разные, как и все люди. Что они никакие не дикари и не обязательно готовы умереть за Путина. Это было основное, с чего мы начали. У нас есть аналитический отдел, который занимался полным анализом данных по открытым источникам: сколько погибло из Бурятии контрактников, потому что поначалу говорилось — в российской армии сплошь буряты. Мы объясняли, что этнические буряты в России составляют лишь 0,3% от населения страны. Невозможно, чтобы вся армия состояла из только бурят. Мы разоблачали фейки о бурятах. Например, о том, что в Буче зверствовали именно они. Объясняли, что это были псковские десантники, и это не история про бурятов.

В какой-то момент правовое направление стало у нас основным. К нам стали обращаться сами контрактники, их родственники и активно консультироваться, узнавать, как можно расторгать контракты. Этим пришлось заниматься 24 часа в сутки 7 дней в неделю. Мы фактически стали первыми, кто в июле сообщил, что в российской армии, в частности, контрактники из Бурятии массово отказываются от участия в войне и расторгают контракты. На примере Бурятии мы демонстрировали, что речь идет о сотнях случаев. После того как мы фактически пробили эту стену, разные медиа стали писать об отказниках в других регионах. Независимые медиа.

После этого, вы помните, стали создавать лагеря для отказников, их помещали в СИЗО, всячески удерживали. Был большой скандал по этому поводу. Властям пришлось расформировать эти лагеря. Фактически получилось, что мы открыли «ящик Пандоры», и показали, что желающих воевать, на самом деле, нет.

— Как вы с коллегами определяете для себя миссию фонда?

— Мы говорим не только о войне, мы говорим о том, что она носит имперский характер и фактически является следствием политики. Из Украины хотят сделать часть империи, и пытаются это осуществить силами национальных меньшинств. Империя, как правило, использует меньшинства, потому их не жалко. Всё одно с другим связано.

Мы выступаем как раз за полноценную федерацию, где все народы будут иметь равные права, когда не будет в той же Конституции такой формулировки, как «государствообразующий народ». Не должно быть такой ситуации, что у нас все ресурсы сосредоточены в центре, а национальные окраины живут плохо, из них всё выкачивают и обратно кидают какие-то подачки. Соответственно, люди вынуждены идти на контрактную службу и потом погибать во имя империи. Все одно с другим связано. Это не такая история, когда здесь отдельно война, отдельно буряты, якуты, тувинцы, еще кто-то.