Наперегонки с пандемией. Почему попытки справиться с Cоvid-19 одними штрафами загоняют Россию и другие постсоветские страны в еще более тяжелый кризис Спектр
Четверг, 21 ноября 2024
Сайт «Спектра» доступен в России через VPN

Наперегонки с пандемией. Почему попытки справиться с Cоvid-19 одними штрафами загоняют Россию и другие постсоветские страны в еще более тяжелый кризис

Сотрудник ГУМ в Москве. Фото AP/Scanpix/Leta Сотрудник ГУМ в Москве. Фото AP/Scanpix/Leta

Начало июня для России и большинства постсоветских стран стало време­нем лихорадочного снятия основных ограничений, введенных на фоне эпидемии короновируса, начиная с конца марта. В Москве еще в середине мая заработали основные предприятия и стройки, с 1 июня открываются тор­говые центры и непродовольственные магазины, практически нигде в российских городах не соблюдается пресловутый режим «самоизоляции». Власти готовятся к проведению Парада Победы 24 июня и к голосованию о поправках к Конституции в начале июля.

В Украине карантин начал смягча­ться с 11 мая, и сегодня власти говорят о вероятном переходе ко второй стадии снятия ограничений с 11 июня. В Киеве и крупных городах уже открыты веранды ресторанов, салоны красоты и непродовольственные магазины, а в течение месяца предполагается открыть границы. В Казахстане, где в некоторые моменты ограничительные меры были самыми се­рьезными на постсоветском пространстве, также снят запрет на пере­движение, кроме Атырауской и Восточно-Казахстанской областей, где пока количество заболевших не снижается, в Нур-Султане открыты рестораны и торговые центры, пользоваться которыми можно, лишь соблюдая социальное дистанцирование. В Закавказье процесс идет даже еще более быстрыми темпами: Грузия, где было зарегистрировано всего 750 случаев заболевания, собирается принимать туристов уже с 1 июля. И уж совсем нечего сказать о Белоруссии, где пандемию вообще отказались замечать, чем отчасти сохранили экономику, но спровоцировали ожидание серьезных социальных и политических потрясений.

Железнодорожный вокзал в Ташкенте. CHINE NOUVELLE/SIPA/Scanpix/Leta

Железнодорожный вокзал в Ташкенте. CHINE NOUVELLE/SIPA/Scanpix/Leta

Многие бывшие советские республики продемонстрировали попытку либо не заметить пандемии, либо в той или иной мере исказить ее масштабы. Наиболее впечатляющими примерами являются Туркменистан, утверждающий, что в стране вообще нет заболевших, а также Белоруссия, не вводившая никаких ограничительных мер. При этом в большинстве стран показатели распространенности инфекции и смертности от нее вряд ли могут считаться достоверными. Так, в Европе и США средняя смертность составляет от 6 до 9% от числа заболевших, или 300−600 человек на миллион населения, рекорд в 0,5% и чуть более 100 жертв на миллион принадлежит Германии. Для сравнения, на постсоветском пространстве показа­тели выше 1,5% продемонстрировали лишь демократические страны: Мол­дова, Украина и Грузия (3,64%, 2,99% и 1,62%), тогда как Белоруссия, Узбекистан и Казахстан отчитались о феноменальных 0,55%, 0,41% и 0,37% соответственно. Для сравнения, в Ка­захстане смертность вообще составила 2 человека на миллион жителей — в 300 раз меньше, чем в Италии, Испании или Великобритании. В России фальсификации с показателями смертности уже стали поводом для международных скандалов — в прочих постсоветских странах ситуация вряд ли лучше.

Столь же однотипной является и реакция властей на экономический кризис — элементов сходства в данном случае даже больше. Ни в одной постсоветской стране не были реализованы программы пря­мой финансовой помощи населению, хотя в России элементом таковой можно считать выдачу дополнительных детских пособий, на которые выделено 249 млрд рублей, или 0,2% ВВП. Нигде не были отменены налоги с бизнеса, ко­торый столкнулся с ограничениями, хотя отсрочки были предоставлены во многих странах. По состоянию на 1 июня ни одно правительство не подго­товило действенной антикризисной программы: в России В.Путин приказал ее разработать, но пока ее никто не видел, в Украине кабинет министров ее якобы готовит.

Жители Киева. Фото AP/Scanpix/Leta

Жители Киева. Фото AP/Scanpix/Leta

По сути, все постсоветские правительства: и демократические, и авторитарные — предпочли предоставить гражданам и бизнесу возможность самим справляться с проблемами, во многом вызванными не только эпидемией, но и введенными властями ограничениями. Соответственно был взят курс на отказ от регистрации безработных и выплату им пособий. При этом все «антикризисные меры» были ограничены довольно незначительными суммами, например, в России они составят около 3% ВВП против почти 14% ВВП в период кризиса 2008−2009 годов. Собственного говоря, постсоветский мир — уникальный пример попытки преодолеть кризис без мобилизации существенных средств на эти цели.

Предсказуемым следствием реализуемого в области здравоохранения и в хозяйственной сфере стало повсеместное снижение доверия властям: ни в одной постсоветской стране меры по борьбе с эпидемией и экономическим кризисом не привели к росту популярности правительств и президентов. Политические репрес­сии и стремление изменить правила игры в политике, навязывание зачастую противоречивых и бессмысленных мер, за неисполнением которых следуют штрафы и иные наказания, — все это откровенно озлобляет население и формирует запрос на перемены. Насколько он велик, мы, скорее всего, увидим в России на голосовании по поправкам к Конституции в июле и на вероятных досрочных выборах в Государственную Думу в декабре. В свою очередь в Белоруссии в августе состоятся, вероятно, самые конкурентные президентские выборы в постсоветской истории. В любом случае, коронавирус стал мощным испытанием для политических систем постсоветских стран, продемонстрировав их неготовность к серьезным вызовам, а подчас и боязнь руководителей за свою жизнь, включая переезд В.Путина в подмосковную резиденцию и руководство страной «по те­левизору».

Каким же будет выход из кризиса — в социально-политическом и экономи­ческом отношении? На мой взгляд, ситуация довольно предсказуема. Большинство постсоветских стран (за исключением Армении и Узбекистана, экономика которых «переваривает» относительно недавние политические перемены) не могут похвастаться значительными хозяйственными успехами в последние годы перед кризисом. При этом надо признать, что относительно примитивный характер постсоветских экономик, значи­тельная доля теневого сектора, крайне неприхотли­вое население, которое привыкло воспринимать экономические проблемы как нечто «объективное» и не возлагать ответственность за них на власть, — все это приведет к тому, что кризис на постсоветском пространстве будет в 2020 г. менее глубоким, чем в большинстве развитых экономик, но окажется гораздо более затяжным. Первые цифры, характеризующие ситуацию в апреле, оказались в России, Казахстане и Белоруссии намного лучше ожидавшихся (хотя тут не следует забывать о возможных манипуляциях со статистикой), поэтому я бы оценил общий спад экономик России, Казахста­на и Украины в 6−7%, но в российском случае восстановления докризисных уровней я бы не ждал на протяжении 3−4 лет. Кризис к тому же обнажит огромную избыточность трудовых ресурсов в России, вызовет застойную безработицу и спровоцирует новый отток трудовых мигрантов — что, в свою очередь, отзовется глубоким и продолжительным кризисом в Центральной Азии.

В то же время главным «водоразделом» станет, вероятнее всего, роль энергоносителей и их экспорта в экономиках различных постсоветских стран — и в этом отношении Россия, Казахстан и Азербайджан столкнутся с наибо­льшими сложностями. Экспорт из России по итогам года может сократиться на 25−30%, при этом значительная часть металлургической и химической промышленности, работавшая на энергетический сектор, покажет резкое сокращение производства. Валюты всех постсоветских нефтедобывающих стран серьезно упадут ближе к концу 2020 г. в связи с потребностью ба­лансирования бюджетов. Собственно, здесь можно только повторить, что в данном случае вхождение в кризис будет медленным, а выход из него — нескорым.

Напротив, зависимые от импорта энергоносителей страны, например Украина и Белоруссия, потенциально имеют шанс смягчить свои проблемы за счет удешевления импорта. Так, по расчетам специалистов из компании Ukraine Economic Outlook, Украина сможет в этом году сэкономить на закуп­ках нефти и газа более $5,7 млрд., или около 3,8% ВВП, исчисляемого по рыночному курсу. При этом падающий, как и везде, потребительский импорт обеспечит Украине положительный платежный баланс и сократит потребность в иностранном кредитовании. Разумеется, подобные выгоды для Украины и Белоруссии отнюдь не гарантируют им неизбежной экономической успешности, например, Белоруссия долгие годы зарабатывала на реэкспорте российской неф­ти, возможности для чего сейчас сократятся, но по крайней мере этот момент явно отличает одни постсоветские страны от других.

Однако самой важной и самой сложной проблемой сейчас является скорость выхода отдельных стран из карантина и его возможные после­дствия. Везде на постсоветском пространстве, кроме Белоруссии, различные ограничительные меры были введены довольно рано (в основном в конце марта — начале апреля), когда эпидемия еще не слишком распространилась. Соответственно увеличение числа заболевших происходило на фоне каран­тина и усложнения экономической ситуации. Поэтому выход из «самоизоляции» (а он, следует заметить, сейчас происходит в России, Казахстане и Украине во многом синхронно) пришлось начать в условиях сохранения высоких показа­телей инфицирования (нигде в мире об «открытии» экономики не объявляли в день наивысшего показателя новых случаев заболевания и нигде через две недели после принятия такого решения официальная смертность не вы­растала в 2,5 раза). Россия в этом отношении уникальна — но, на мой взгляд, подобные же проблемы вполне могут обнаружиться и в Белоруссии, и в Мол­дове, и в Украине — везде, где реальная заболеваемость остается достаточно высокой. Снова «закрыть» экономику через два-три месяца после отмены ограничений будет практически невозможно без социального взрыва — и поэтому в случае новой волны эпидемии перспективы могут быть крайне непростыми: все-таки нельзя не признать, что смягчение карантина в Европе началось на намного более далекой стадии борьбы с заболеваемостью, чем в постсоветских странах.

Таким образом, история пандемии на постсоветском пространстве — это своего рода бег наперегонки со временем: власти стран региона сначала стремились ввести решительные ограничительные меры для демонстрации того, что они контролируют ситуацию, а теперь торопятся их отменить в надежде на приходящее само собой экономическое возрождение. Оправдаются ли эти надежды, мы увидим уже скоро, но не вызы­вает сомнения, что бывшие братские республики ждут сопоставимые по своему масштабу и продолжительности испытания.