Обозреватель «Спектра» Мария Строева в очередной раз встретилась с заслуженным экономистом Российской Федерации, доктором экономических наук, членом совета Национальной фондовой ассоциации, бывшим членом совета ММВБ, экспертных комитетов при Госдуме РФ Яковом Миркиным, чтобы обсудить с ним позитивные моменты в российской экономике.
- Яков Моисеевич, с нашей с Вами последней беседы прошло полтора года.
- Ужас, как летит время!
- Да, мне тоже казалось, намного меньше. Полтора года — приличный срок, и можно уже говорить о том, как ситуация в российской экономике изменилась за это время. Если в эти дни посмотреть российскую новостную ленту, то можно увидеть сообщения о том, что вступили в силу новые антироссийские санкции США, что рубль вновь ослабел к доллару и евро, и что нефтехимические и металлургические компании согласились «добровольно» участвовать в нацпроектах, отдавая сверхприбыль в «интересные проекты» под кураторством государства. Ну, и, конечно же, много пишут о пенсионной реформе. В целом, все звучит довольно негативно, а вы известны своим позитивным и объективным взглядом на происходящее. А позитива очень хочется. Поэтому мы к вам, за разъяснениями.
- Давайте тогда начнем с общей картины. Я скажу странную вещь — сейчас исключительно благоприятная внешняя обстановка для России. Конечно, за исключением санкций. Во-первых, с начала 2016 года постепенно растут цены на сырье. А Россия — это великая сырьевая экономика. Во-вторых, примерно два года доллар ослабляется к евро. Эти две тенденции и создают очень хорошую основу для роста российской экономики. Мы видели мощный рост экспорта в долларовом выражении. Россия по-прежнему поставляет треть топлива в Европейский Союз. Несмотря на заявленную ЕС в 2014 году политику энергетической независимости и ослабления связей с Россией, поставки топлива и сырья в него устойчивы. Плюс, в связи с санкциями после 2014 года отечественная экономика получила и восточный вектор.
- Китай?
- Во-первых, Китай. Во-вторых, несмотря на то, что Южная Корея и Япония находятся в особых отношениях с США, тем не менее, сегодня виден интерес и большая интенсивность связи с этими странами. Плюс Индия, в которой возникает экономическое чудо. Она показывает очень высокие темпы роста, и ей требуется сырье. Следующее — это то, что ослабление рубля плюс точечная помощь государства отдельным отраслям экономики создали новые островки благополучия. И даже роста. Аграрный сектор, фармацевтика, военно-промышленный комплекс. И отдельный островок — где государство пытается заниматься импортозамещением. Если в начале 2015 года по статистике, объявленной Минпромом, степень зависимости России от импорта технологичного оборудования по всем ключевым секторам была 75−95%, сейчас она несколько снизилась. Подчеркну — несколько. Есть все же некоторое движение к восстановлению тех отраслей, которые являются технологичными.
- И какой из всего этого можно сделать вывод?
- Что, несмотря на то, что российская экономика по-прежнему крайне нестабильна и сильно зависит от цен на сырье, от спроса на него, от горячих денег, от carry trade, тем не менее, мы имеем дело с системой, которая способна выживать. Системой сложной, обладающей собственными резервами и маневренностью. Возник вектор на восток — это открыло дорогу к технологиям и оборудованию. Сегодня наши отношения с Китаем такие же, как с ЕС — это обмен сырья на оборудование и ширпотреб.
- А доли сопоставимы с долей ЕС как торгового партнера?
- Если в 2013 году доля Европейского Союза в объеме внешнеторгового оборота России достигала 50%, то сейчас это 42−43%. Конечно, ЕС это по-прежнему ключевой партнер. Несмотря на огромные дискуссии, громкие заявления и санкции — ЕС по-прежнему ключевой торговый партнер России. Это такая история, как с охотником, который схватил медведя, а тот вцепился в него, и разорвать эти объятия они не могут, потому что это смертельно опасно для обоих. Разрыв может грозить глобальным экономическим кризисом. Причем, в первую очередь, этот кризис ударил бы по странам Балтии и Восточной Европы, ближайшим к России. Зависимость этих стран от поставок российского газа и топлива, потому что речь и о нефти, и о каменном угле, очень высока. Таким образом, мы можем сделать вывод, что корабль российской экономики все же плывет. Но как и куда, это вопрос.
- Вы перечислили столько позитивных факторов, что у меня чуть не сложилось впечатление, что он вполне благополучен, этот корабль.
- Дело в том, что он изначально был построен неправильно.
- То есть он плывет задом наперед?
- Не то, чтобы задом наперед, но, хотя он устойчив сегодня, в перспективе он испытывает огромные риски.
- Давайте их назовем.
- Во-первых, технологические. Стратегия отсечения России от технологий очень опасна. Хотя мы знаем, что есть антидот. То есть все тот же восточный вектор. Мы не можем утверждать, насколько качественными и современными будут эти технологии, однако видим, что и Китай, и Южная Корея, и Япония, осторожно говоря, заинтересованы в поставках на российский рынок.
- А можно ли надеяться на то, что этот антидот будет введен вовремя? В данном случае страшно опоздать.
- Да он уже вводится. Доля Китая во внешнеторговом обороте России с 2015 года выросла. То есть экономика России сегодня опирается не только на ЕС, но и на Китай и другие восточные страны, благодаря чему стала более устойчивой. Но все же это пока не снимает технологических рисков. Усилия российского государства, направленные на возрождение своих собственных почти утраченных высокотехнологичных отраслей, требуют огромного времени и доступа к свободному обмену информацией. Кроме того, в стране крайне неравномерно распределены денежные ресурсы. Карта России сегодня — это, в первую очередь, Москва и несколько крупных агломераций плюс новые офшорные зоны в Калининграде и Владивостоке. В целом, это значит, что в нескольких регионах искусственно создаются благоприятные условия для развития. Точки роста. И, с одной стороны, это хорошо, это все-таки происходит на рыночных началах, хоть и с серьезным участием государства. А с другой — это все же отдельные, очень выборочные точки. Не повсеместные изменения в экономическом механизме, которые можно было бы назвать экономической стабилизацией. Россия сама себя превратила в Грецию, бесконечно накапливая резервы и наращивая административное давление на регионы. Вместо политики «полный вперед!» — политика «пока придержим», которая не дает экономике расти и становиться большой. Простая аналогия с семьей, которая не тратит средства на себя и на свою жизнь, а все время откладывает большую часть доходов. И очень часто внешние обстоятельства приводят к тому, что эту самую «подушку безопасности» семья теряет, а вложить в себя так ничего и не успела. А семья должна расти.
- Я поняла Вашу аналогию, но позволю себе ее дополнить. У семьи должны расти финансовые доходы, но семья должна разрастаться и численно, в ней должно становиться все больше людей. И это само по себе требует все больших финансовых вливаний. И образование, и здоровье членов семьи, не говоря уже об одежде, еде и крыше над головой, требует больших денег. И я не вижу сегодня в России с этой точки зрения перспективы создания благополучной и большой семьи ни в переносном смысле, о котором Вы говорили, ни в самом что ни на есть прямом. И если уж мы заговорили о финансовой «подушке безопасности», как Вы оцениваете перспективу возможного более жесткого отсечения России от внешних финансовых потоков?
- Экономика, основанная на жесткой вертикали, офшоризованная экономика, всегда зависит от торга между правительством, крупным бизнесом и населением. И в этом смысле население пока проигрывает. Есть неуклонная тенденция к сокращению бесплатных услуг, которые оказывались государством, с их последующей приватизацией. Население, так сказать, вынуждено само себя как-то кормить. Яркий пример — нынешняя пенсионная реформа. На примере образования это тоже очень хорошо видно. Это длинный тренд, и тут очень много проблем у социальной сферы в целом. Но пока, возвращаясь к Вашему вопросу о страхе отсечения от внешнего финансирования, понимаете, когда страна заливается валютной выручкой, это не так уж и страшно. А страна сегодня заливается валютной выручкой. Россия сегодня в лидерах по поставкам сырья, аграрной продукции, каменного угля. Есть одна отрасль с огромными темпами роста, там просто чудо экономическое. Знаете, какая?
- Заинтриговали сейчас.
- Крабы! Добыча крабов.
- Камчатских?
- Крабов же много, есть на Дальнем Востоке, но мало кто знает, что в начале 60-х годов прошлого века была совершена великая инновация. С Дальнего Востока команда молодых энтузиастов перевезла крабов на Баренцево море. Сейчас там крупнейшая добыча. Крабы расплодились. Норвегия тоже стала активно разрабатывать популяцию. Поставки, в первую очередь, в США. И на растущие рынки, скажем, в Японию. То есть в экономику России вкраплены такие золотые пески. И на фоне растущих мировых цен на сырье и стабильного спроса на сырье, потому что мир находится в ситуации глобального подъема, конечно же, в Россию идет устойчивый поток валютной выручки. Если спросить себя, почему до 2013 года Россия так зависела от международных банков, то все очень просто. Значительная доля валютной выручки выводилась в резервы и за рубеж. А в 2014 году все это начало схлопываться. Крупные компании начали отдавать долги, резервы уменьшились. Но, в итоге, как семья зарабатывала — я имею в виду семью как наш аналог (смеется — прим. ред.), — так и зарабатывает. Зато не занимает, а живет на свои.
– Но еще очень интересно, где же этот поток валютной выручки, где этот поток доходов. Он до реального сектора доходит? Или оседает, скажем, в офшорах?
– По официальной статистике, у России по-прежнему очень низкий государственный долг. Постоянно снижающийся корпоративный долг. При этом Россия, как и последние 25 лет, является страной вывоза капитала. Но валютная выручка, тем не менее, является основой стабильности бюджета, особенно при падении рубля. Эта ситуация устойчива сегодня. Но мы все понимаем, что она недолговечна. Поскольку импорт топлива из России медленно, но снижается. Существует огромный интерес США к поставкам СПГ в Европу. США является крупным конкурентом России и в поставках на этот рынок каменного угля. Кроме того, нет ничего более нестабильного, чем цены на сырье. А спрос на него с одной стороны, со стороны ЕС, скорее всего, сокращающийся, а с другой стороны — не очень определен на восточном направлении, как и цены на него. Плюс в России по-прежнему очень высока роль «горячих денег». В декабре 2016 года я писал о том, что готовится новая девальвация рубля. И как раз мы сейчас мы очень хорошо видим carry trade — иностранцы уходят с российского рынка, и какое давление на курс рубля это оказывает. Но, с другой стороны, было ясно, что рубль был переоценен. Ему как раз хорошо быть на уровне 70 рублей за доллар.
– Сейчас все вздрогнули.
– Да. Но это отлично стимулирует экономику. Короче говоря, если все это попытаться собрать воедино и убрать слово «страх», окажется, что у всего, что происходит, есть две стороны. С одной стороны, ситуация работает на ослабление, на очень высокую волатильность, которая несет риски для будущего. С другой — все, что происходит, заставляет перейти от состояния «жирной экономики» к экономике, которая чуточку думает. Чуть меньше резвится. Но при этом надо помнить, что высокое огосударствление, в перспективе, ничего хорошего принести не может. Я бы сказал, сегодня ситуация, с которой можно и нужно работать. Это такое приключение.
– Боюсь, для многих оно может оказаться очень опасным. Потому что степень огосударствления в экономике уже такова, что можно говорить — это экономика государства.
– Нет, экономика принадлежит обществу.
– Так должно быть в идеале. Но не похоже, что так и есть.
– Давайте тогда поговорим об обществе. Российское общество по прежнему влюблено в государство. Все социологические опросы показывают, что общество хочет, чтобы государства было как можно больше — и в управлении, и в собственности. Люди таким образом хотят быть защищенными. При этом не очень верят, что, когда дело дойдет до «часа Х», эти структуры их защитят. Как и всегда, Россия находится на перепутье. И если говорить о санкциях, я не уверен, что ужесточение санкционного давления поможет выбрать России путь большей открытости и толерантности вместо пути к закрытости и железному контролю. Россию сегодня к этому подталкивают, и она, к сожалению, часто на это ведется. Поэтому будущее зависит, с одной стороны, от спокойной разумности и терпеливости российской элиты, а с другой — от взвешенности и понимания ситуации на Западе и Востоке. В любом случае, все зависит от нас. От нашего умения исключить из нашего общения то, что называется спецпропагандой. От всего того, что ведет к созданию образа врага и нетерпимости. От всего, что ведет к конфронтации и рискам в нашем будущем.