Израильтянка Наама Иссахар, осужденная в России за контрабанду 9 граммов гашиша и приговоренная к семи с половиной годам тюремного заключения, была помилована президентом Путиным и благополучно вернулась домой. За ее судьбу переживали и израильтяне, и россияне.

Все десять месяцев, которые Наама провела в российской тюрьме, за ее свободу неутомимо и неуклонно боролась ее мама, Яффа Иссахар. От поездок через всю незнакомую огромную Москву в  тюрьму в надежде увидеть дочь —  до личной встречи с Владимиром Путиным. О том, как это было, Яффа рассказала в интервью «Спектру».

- Поздравляю еще раз с тем, что все благополучно разрешилось. Как прошел ваш и Наамы первый день на свободе, дома?

- Это самое восхитительное чувство. После 10 месяцев, которые я провела в другой стране, в сложной стране, где мало кто говорит по-английски, — я не могу поверить, что теперь все позади, и моя дочь со мной, дома.

25-летняя Наама Иссахар была арестована московском аэропорту Шереметьево в апреле 2019 года, во время пересадки на пути из Дели в Тель-Авив. В вещах девушки обнаружили 9 с половиной грамм гашиша. Многие комментаторы увидели в аресте политические мотивы: Москва настаивала на обмене Иссахар на российского хакера Алексея Буркова, который был арестован по запросу американских властей в Израиле в 2015 году и дожидался экстрадиции. Израиль отказался пойти на сделку, и Бурков был передан США. Иссахар в Москве приговорили к 7,5 годам за контрабанду наркотиков, несмотря на то, что она привлекла внимание сотрудников службы безопасности в транзитной зоне и не пересекала границу России до тех пор, пока не была задержана. Дело широко освещалось в Израиле, России и во всем мире. С просьбой об освобождении Наамы к президенту Путину обращались ее мама, Яффа Иссахар, президент Израиля Реувен Ривлин, премьер-министр Биньямин Нетаньяху. В декабре 2019 года появились сообщения о том, что в обмен на освобождение Наамы Россия получит историческое Александровское подворье в Иерусалиме, за право владения которым боролась несколько лет. Однако накануне освобождения Иссахар израильские официальные лица отметили, что помилование — жест доброй воли российского президента, а не результат сделки. 30 января Наама Иссахар вышла из тюрьмы и вместе с мамой, премьер-министром Нетаньяху и его женой Сарой вернулась в Израиль. 

 

- Многие считают, и я склонна согласиться, что в этой истории вы — настоящая героиня. Вы посвятили себя борьбе за свободу дочери. Какими были для вас эти 10 месяцев?

- Мне пришлось оставить все — мою работу, все мои занятия, всю мою жизнь. Но у меня не было выбора. Знаете, однажды она мне сказала: «Я чувствую тебя сквозь стены. Я знаю, что ты там». И это дало мне силы. Я встречалась с разными людьми, ходила от одного чиновника к другому, искала кто мне может помочь: один адвокат, второй, Берл Лазар (главный раввин России — примечание «Спектра»), и многие другие люди, и еще люди в Израиле — я ходила от одного министра к другому, звонила..  И все это время кто-то должен был помогать Нааме с самыми элементарными вещами: еда, одежда, теплые зимние вещи. Было время, когда она была в тюрьме номер, кажется, 6 (федеральное казенное учреждение СИЗО-6 УФСИН РФ по Москве, — прим. «Спектра»), и там раввину было разрешено приходить к ней каждую неделю, чаще, чем мне. Я шла с ним, стояла снаружи. Иногда я посто бродила по улицам и думала, что я еще могу сделать. Я знала, что она не сделала ничего плохого, что она хороший человек, я должна была вернуть ее обратно к ее жизни, где она должна быть. Это моя дочь, и я должна ее защитить. Я думаю, любая мать так поступила бы на моем месте.

- Но не у любой матери хватило бы сил и мужества.

- Может быть, мне помог бог — я не знаю, откуда это во мне. 

- За эти 10 месяцев, как часто вам удавалось увидеться с Наамой?

- Вначале мне приходилось ездить на другой конец Москвы. Однажды мне дали разрешение, а потом, когда я приехала, отменили его. Чаще всего мы обменивались сообщениями через раввина. Но большую часть времени я могла увидеть ее дважды в месяц, и мы общались через стекло. Единственный раз, когда я могла дотронуться да нее, был на суде. Когда постановили, что это будет не домашний арест, что она возвращается в тюрьму — не домашний арест, а обратно в тюрьму, они повторили это пять раз — так вот это был мой единственный шанс, до того, как ее увели, мне дали обнять ее. И на этом все. И потом это было просто непередаваемо — обнять ее после стольких месяцев уже в аэропорту, на пути домой.

- Как вы восприняли приговор — семь с половиной лет, которые ваша дочь должна была провести в тюрьме?

- Она была в шоке. Я обнимала ее за плечи через решетку в зале суда, и я сказала — неважно, будет это год или десять лет, это политически мотивированное дело. За тобой стоит правительство Израиля, вся твоя страна, много людей — мы будет бороться за то, чтобы ты вернулась домой. Это ее немного успокоило. Позднее она рассказала, что, вернувшись в тюрьму, она не могла перестать плакать — лежала в углу кровати, и плакала.  Это, конечно, был шок.

ФКУ ИК -1, где содержалась Наама Иссахар. Фото REUTERS/Tatyana Makeyeva/Scanpix/LETA

- Российские тюрьмы «славятся» тяжелыми условиями содержания. Что Наама рассказывала вам о тюрьме?

- В самом начале она поняла, что такова ситуация, ничего не поделаешь. Она решила сотрудничать со следствием, чтобы максимально облегчить свою участь. Главная проблема была в самом начале, что она не понимала русского языка. Даже простые действия — когда надзиратели говорили ей «стой здесь» или «иди туда» — вначале она не понимала. Мы думали, что она пробудет там максимум месяц. Но когда она поняла, что неизвестно, как долго ей придется быть там, она начала учить русский. У нее было много времени. В тюрьме номер 6 (федеральное казенное учреждение СИЗО-6 УФСИН РФ по Москве, — прим. «Спектра»)  были две девушки, которые немножко говорили по-английски. Когда ее перевели в тюрьму номер 1 (федеральное казенное учреждение ИК № 1 УФСИН РФ по Московской области, — прим. «Спектра»), там никто не говорил по-английски. Так что она выучила (русский) язык, и ей стало полегче. Элементарно понимать, что происходит, вести разговор с другими девушками. Она рассказывала, что, когда все смеялись над какой-то шуткой, ей было обидно, что она это не понимала и упускала возможность посмеяться — такие моменты в тюрьме и так бывают нечасто.

- Как вы думаете, относились ли к ней иначе, потому что она иностранка и что-то вроде знаменитости?

- Я как-то задала ей тот же вопрос, и она сказала, что особое отношение здесь не приводит ни к чему хорошему. Она сказала — девушки смотрят на меня, она сказала — мама, пожалуйста, не делай для меня ничего особенного, потому что здесь к этому относятся плохо. Она никогда не жаловалась. К ней относились… нормально. Думаю, она многим нравилась, потому что она решила не создавать никаких проблем. Она решила никогда не говорить ни о ком ничего плохого. Когда ее спрашивали, есть ли у нее жалобы — а жалобы были — то она не жаловалась.

Яффа Иссахар на встрече с президентом РФ Владимиром Путиным. Фото Sputnik/Alexei Nikolskyi/Kremlin via REUTERS/Scanpix/LETA

- Расскажите о вашей встрече с Путиным. Как это произошло?

- Я была в шоке. В моих самых смелых мечтах я не могла подумать, что он захочет со мной встретиться. Я общалась с Биби Нетаньяху (премьер-министром Израиля, — прим. «Спектра) и раввином Берлом Лазаром, который был очень добр ко мне, я была в его коммьюнити, и через него я услышала о том, что я могу встретиться с президентом. Я была поражена. Я очень боялась этой встречи, и была удивлена увидеть, знаете, живого человека — он смотрел мне в глаза, говорил со мной. Я умоляла его, я рассказала ему все о Нааме. Я сказала, что что еврейское сообщество надеется на него. И также он большой друг Израиля и нашего премьер-министра. Это тоже давало мне надежду. И он сказал мне, что все будет в порядке. «Я отправлю ее домой» — вот что он сказал.

- Вы и ваша дочь стали заложницами политической игры между двумя странами и двумя лидерами. Вы вообще-то когда-нибудь интересовались политикой?

- Никогда! Мы очень тихая семья, которая просто хочет жить своей жизнью. Наама сейчас очень переживает, что ее дело настолько наслуху, и все знают о ней все. Она пытается понять, что сейчас здесь, в Израиле, происходит. Хотя она следила за ситуацией, пока была в тюрьме — конечно, насколько это было возможно.

- А сейчас, как думаете, это изменится? Она станет больше интересоваться политикой?

- Я думаю, она просто хочет оставить это все — Путина, Биби, все, что было — позади, и жить свою жизнь.

- Как вам кажется, что все-таки стало главной причиной освобождения? Кто-то говорит о сделке между Россией и Израилем, по которой Москва получает Александровское подворье в Иерусалиме в обмен на Нааму; израильские официальные лица говорят, что это личное одолжения Путина Нетаньяху; кто-то скажет, что причиной стала публичность этого дела и освещение его в СМИ.  Какова ваша версия?

- Я думаю, главная причина — предстоящие израильские выборы. Я не хочу погружаться в политические спекуляции, но те, кто не хотят видеть Нетаньяху премьер-министром, говорят: «О, ты это сделал ради выборов». Я не знаю, какие очки можно на этом заработать. Но я знаю, что-то, что случилось — результат взаимоотношений России и Израиля, президента Путина и премьера Нетаньяху. Берл Лазар тоже очень помог, и даже патриарх Иерусалимский вступился за Нааму. Очень много людей приложили усилия к тому, чтобы это случилось. Кто от этого выиграет политически — для меня это неважно. Но я думаю, что из-за выборов поднялась такая шумиха. Главное, что моя дочь дома. Ее история тронула многих людей в Израиле — и религиозных, и правых, и левых, все объединились, чтобы вернуть ее домой.

Наклейка «Верните Нааму домой!» на улице Тель-Авива. Фото «Spektr. Press»

- Действительно, в Израиле и в России многие болели за вас и вашу дочь, хотели ее скорейшего возвращения. В Израиле повсюду можно видеть граффити и наклейки «Верните Нааму домой!». Вы чувствовали поддержку всех этих людей?

- Все ее друзья — друзья из детства, те, кого она встретила в Тель-Авиве, все ее сослуживцы из армии — собрались и организовали эту кампанию. Конечно, моя семья мне очень помогла, мой брат и племянница. Даже незнакомые нам люди жертвовали деньги, потому что, вы понимаете, мне нужно было нанять адвокатов, а потом других адвокатов, кого-то более опытного; это же очень дорого. Да и просто жить в чужой стране, без работы — это тяжело, так что люди собирали для нас деньги всем миром. И не только в Израиле, но и в Москве — я встретила там столько прекрасных людей!

- Сейчас, когда вы вернулись домой, стало появляться  больше негативных комментариев. Говорят, что случаев, аналогичных вашему, много, но ни за кем больше премьер-министр не вылетает на самолете.

- Я хотела бы, чтобы всем помогали так же, как нам, особенно в случаях несправедливости. Но есть много израильтян, которые, в отличие от моей дочери, действительно нарушили закон. Наама просто хотела сделать эту пересадку в Москве и попасть домой. Она не преступница! Но если кто-то находится в похожей ситуации, в тюрьме, по сфабрикованному политическому делу, то я надеюсь, что они вернутся домой.

Наама, ее мама Яффа, Сара Нетаньяху и Биньямин Нетаньяху перед вылетом из Москвы в Израиль. Фото Gavriil Grigorov/TASS/Scanpix/LETA

- Как этот опыт изменил вас обеих?

- Это полностью перевернуло мою жизнь. Уверена, Наама тоже не сможет остаться той же, что раньше. Ей повезло с характером, она просто очень счастливый, полный света, человек — надеюсь, это останется неизменным. Эта история затронула очень многих людей, всю нашу семью. У меня есть вторая дочь, она живет в Калифорнии, и она тоже бросила все, поставила свою жизнь на паузу, и приехала в Израиль, чтобы помочь мне, и была со мной в Москве на суде. Думаю, жизнь каждого члена нашей семьи никогда не будет прежней. Я просто надеюсь, что мы сможем вернуться к своим нормальным обычным жизням — особенно Наама.

- Кажется, Наама получила назад 7 лет жизни, которые у нее почти отобрали. Вы обсуждали с ней планы на будущее?

- Когда она была в тюрьме, мы говорили об этом. Она думает о том, чтобы написать книгу, когда все уляжется и она сможет подумать обо всем спокойно. Сейчас я не хочу с ней об этом говорить, слишком мало времени прошло.