Известный актер Виктор Сухоруков приехал в Ригу, где 7, 8 марта в театре «Дайлес» он сыграет в спектакле «Римская комедия», о противостояния вольнодумного римского поэта-сатирика Диона и умного коварного императора Домициана. Кристина Худенко поговорила с Виктором  Сухоруковым о его понимании того, как следует взаимодействовать художнику и власти, какая власть лучше — с топором или с дудочкой — и каким он видит «Брата-3».

«Спектр» публикует это интервью в сокращении. Смотрите оригинал материала на сайте Rus. Delfi. Lv.

- В Ригу вы едете со спектаклем «Римская комедия». Пьеса была написана 50 лет назад, но сегодня звучит особо актуально — противостояние художника и власти.

- Спектакль — красивый, нарядный, масштабный, одна волчица чего стоит — она отдельно на рефрижераторе приедет! Я очень рад, что мы везем этот спектакль именно в Прибалтику и, несмотря ни на что, обмениваемся культурой, везем продукт для возбуждения фантазии людей, чтобы те, кто придет на спектакль, стал счастлив, а те, кто не придет, пожалел об этом.

Написанная в 1964 году комедия Леонида Зорина для того времени звучала необычайно бунтарски, была полна тайных смыслов и метафор — такая схватка интеллигенции с властью, которую я в этом спектакле олицетворяю. И неважно, речь идет о древнем Риме или о нашей эре. У каждого из героев — своя правда. А вы, зрители, заплатив за это деньги, будете вправе соглашаться с нашей трактовкой или нет, становиться на ту или иную сторону, выбирать позицию. По-моему, это очень демократично и по-европейски. И гораздо интересней, чем, если бы мы сразу дали понять, кто хороший, а кто — плохой.

- Как для себя вопросы отношения с властью решаете? Взаимодействуете как-то или живете по принципу «мухи отдельно — компот отдельно»?

- А кто для вас компот? Всяко ведь бывает: и компот можно выпить, и муху прихлопнуть. Отделять что-либо от власти, государства, народа — никак нельзя. Даже кусок хлеба, который произрастает из земли колоском, потом печется в печи, продается в магазине, берется в руки человеком — один съедает целиком, а другой — выбрасывает. Но даже тот выброшенный кусок идет на удобрение или на корм скоту твоего государства, твоей страны, твоей жизни. Все это происходит в одной плоскости. И я себя не хочу отделять ни от чего! При этом хочу сохранить честь и личностное.

- Что для вас это значит?

- Значит, с чем-то соглашаться, а с чем-то — не соглашаться. Но запомните, одно дело — несогласие, а совсем другое — ненависть. Одно дело — понимать по-своему. Другое — навязывать всем свое мнение, агрессивно и воинственно, как единственно верное. По-моему, такая агрессия унизительна.

Нам всем надо вдумчиво вглядеться друг в друга и научиться слышать друг друга. Потому что гнев, ненависть, злоба — это сиюминутные взрывы характера или поведения. Они проходят, а остается после этого у одних — выжженное поле, у других — смерть, а у третьих — опустошение, растерянность и чувство вины… Ведь после ночи всегда приходит рассвет, когда все сделанное во тьме становится видным — не только у природы так происходит, но и в отношениях людей, стран.

Когда на мой народ изрыгается грязь, боль, ненависть, недобрая память, хочется напомнить, что у каждого из нас, без исключения, есть скелеты в шкафах, раны, трещины и затрещины, правда и вина… Но давайте не будем жить только этим. Ведь жизнь так коротка.

- Когда писалась эта пьеса, несправедливость обсуждали на кухне и шепотом. Сейчас все, что кому-то кажется неправильным, выносится на всеобщее обсуждение и осуждение. Интернет буквально стонет под накалом страстей. Скажем, Лия Ахеджакова высказывает свое мнение обо всем, что ей кажется неправильным, нечестным. А как вы реагируете на несправедливость?

- Если говорить конкретно про Лию, мою любимую артистку, то она меня воспитала своими образами пионеров и комсомолок. А сегодня вдруг прозрела. То ли живет она плохо, то ли клопы у нее по стенкам бегают — не знаю, откуда у нее эта активность…

Я бы не назвал себя пассивным, но стараюсь оценивать свою нынешнюю жизнь с позиции прошлой своей жизни — это не дает забыться. Когда сталкиваюсь с несправедливостью, говорю себе: «стоп, Сухоруков, а что могло случиться тогда, в твоей прошлой жизни, в подобной ситуации?!» Нет, сегодня я никем не обижен и не брошен. Да, мне трудно, но когда нам всем было просто?

Мне много лет. За время моей жизни цивилизация ушла далеко вперед. В первый класс я пошел с карандашом, перьевой ручкой мне разрешили писать во втором классе, шариковой в третьем… Сегодня я еду в метро — все сидят в компьютерах, планшетах, смартфонах, все увешаны агрегатами цивилизации. Я в них мало что понимаю и не хочу туда.

Однажды я попал в тот мир компьютера, зашел в интернет — и пропал. Я потерял там лицо, характер, язык — там сплошное гав-гав-гав и ми-ми-ми, какие-то глупые рожицы, сокращенные слова, все поверхностно, глупо и очень зло. Там нет масштаба жизни, нет лица, нет образа, нет любви, зато грязищи — по самые небамухи. Сплошное ж-ж-ж. Компьютер — это разговор комаров, безликих существ!

Там точно не разобраться, где правда, а где ложь, там все рассуждают по-дилетантски, с таким пафосом, как будто им доступны тайные знания, но мы ведь многого не знаем.

- А вы пытаетесь разобраться, где правда?

- Пытаюсь, но все больше и больше натыкаюсь на неприятие, несогласие. Мне говорят: «ну у тебя и вкус, ну ты даешь, что ты такое несешь — так ты угодишь в нерукопожатные!» Слова-то какие появились, тьфу! А где свобода мысли, где дискуссионность, где терпимость, где толерантность? То, что я перечислил, принадлежит всем — этим должен владеть каждый. А значит, первое, что мы должны делать — слышать друг друга, видеть друг друга и оставаться если не друзьями, то людьми.

Надо сталкивать не людей, а их правды, с желанием не победить, а разобраться, где находится истина в понятии космоса, жизни на земле и человеческих отношений. А вражда — это античеловеческие отношения, которые ни к чему хорошему не приведут.

Позвольте, я сделаю заявление прибалтийскому народу, а если не нравится вам слово При-балтика, то скажу «народу Балтики». А хотите, скажу «народу Латвии», это слово звучит для меня, как песня, как звонкий колокол… Чем в очередной раз взбрыкивать бурным недовольством на то, что нас что-то не устраивает, давайте пытаться что-то исправлять, выпрямлять и улучшать — мудро и тяжело, может и жизни на это не хватит. Но разбрасывать всем приговоры — мол, это мне нравится, а это не нравится — это сеять лишнюю злобу.

Тот, кто придет на спектакль «Римская комедия», увидит, как я, император Домициан, подойду к своему другу поэту Диону и буду пытаться донести до него ту секретную правду, о которой, может, никто и не догадывался. Также и в современных государствах, мы, простые смертные, обязательно чего-то не знаем… Там, во власти, под крышей, куполом — другой воздух, другое давление, другая пыль, другой звук человеческий. Они чего-то нам сбрасывают вниз, а что-то прячут от нас. И вот там, под куполом, я скажу своему другу Диону такую невыносимую правду, которая его ошеломит и после этого мы расстанемся. И слава богу, что я его не убил, а отпустил восвояси. Давайте, все же, останемся друзьями. От этого больше пользы.

- В спектакле «Царство отца и сына» вы играете царя Федора Иоановича — правителя совсем иного типа, чем его грозный отец. На ваш взгляд, какой правитель лучше — диктатор-самодержец или человек мягкий, способный услышать и понять других?

- Если говорить современным языком, то в спектакле речь идет о диктатуре и толерантности — что лучше? Но там нет примитивного противопоставления добра и зла, скорее показаны разные типы любви: один любит топором, а другой — свирелью, дудочкой, песней…

- Дудочкой-то поприятнее будет!

- Но усыпляет. Там умерщвляет, а тут — усыпляет. И я рад, что режиссер Юрий Еремин тему поставил шире, не с готовыми ярлыками: это — хорошо, а это — плохо. Везде нужна норма, мудрость, равновесие, золотое сечение, о котором мы все забыли. Увы, оно не достигается нигде, может, потому мы так сумбурно и живем — это не только от жадности или зависти. Сегодня даже страны завидуют друг другу — вот, у тебя больше, а у меня — меньше, они такие, а мы сякие, у них есть, а у нас нет, а давайте отберем. Главное — не сбиваться в стаи, это очень опасно.

- Так что для России лучше — топором или свирелью, или… помахал-поиграл?

- Знанием! Все говорят о России, а вы ее знаете? Так узнайте для начала! Узнайте ее географический размер и состояние — что это за геологическое плато, на котором вибрирует страна? Что это за народ? Что в нем намешано? Отчего он плачет? Отчего тоскует? Чему радуется? Прежде чем давать оценку — войдите внутрь. Да, не каждый может это сделать — кто из нежелания, а кто от страха, глупости, неведения…

Есть поговорка: еду-еду — не свищу, а наеду — не спущу. И еще: утро вечера мудренее, цыплят по осени считают, не плюй в колодец — придется водицы напиться… Какие мудрейшие выражения! И все это о нашей России. Поверьте, у России — не только женское имя и женское лицо, но и душа у нее бабья.

- И что из этого следует?

- Мы очень терпимы. И щеку подставляем, когда ударили. Но… почему нас сравнивают с медведем? Он терпит, когда стегают, урчит и рычит, не показывает боли, а в какой-то момент, не меняя выражения лица, бьет наотмашь.

Так и Россия. Она нежная, трепетная, сочувственная, чувственная, влюбчивая… Мы и вас любим — да здравствует Латвия! Да здравствует Эстония! Будьте счастливы. Но поверьте, что, если про нас скажут, что мы агрессоры, то же самое можем сказать и мы.

Я не хочу вступать в политические разговоры — я не политик. Знаете, сколько меня звали в разные партии — я отказался. И не потому, что я весь такой из себя свободный художник, а потому, что моя партия — публика, мой партбилет — мои роли, мое понимание мира — общее, в нем есть место красному, белому, голубому, розовому…

Я хочу любить людей, а не видеть во всех врагов, хочу видеть в них ясность ума, чувствовать их жар сердца, тепло ладошки, за которую я возьмусь и скажу: «Ну здравствуй, какой прекрасный день!» Конечно, это все звучит поэтически и даже демагогически. И все же. Давайте будем соревноваться и конкурировать в спорте, в искусстве, в экономике, но делать это красиво, а не воинственно и кровопролитно. Хватит уже революций и крови. Разве нет?

- Тут, к слову, вспомнилось, что 20 лет назад латвийский фестиваль «Балтийская жемчужина» дал вам главный приз за роль в эстонской картине «Все мои Ленины» — вы сыграли Ленина, который разваливает Российскую империю…

- У меня от тех съемок самые радостные воспоминания. Тогда свирепствовал страшный кризис, в России кина не было. И тут в Эстонии нашлись средства. Многие эстонские актеры пробовались на роль Ленина, а получил ее россиянин Виктор Сухоруков. Съемки были страшно тяжелыми — я мучился язвой желудка, но никому не признавался. Эстонцы реагировали на моего Ильича по-разному, некоторые старушки всплескивали руками и готовы были в обморок упасть.

Во время премьеры вокруг кинотеатра полыхали красные знамена, люди стояли с революционными транспарантами, играл духовой оркестр, меня осыпали наградами, даже что-то вроде эстонской Госпремии выдали. Я тогда непьющий был, а тут — загулял не на шутку, меня еле вывезли назад в Ленинград.

- Осталось не так много русских актеров, которых идентифицирует современная латышская молодежь. Вы тот редкий экземпляр, благодаря фильму «Брат». И дружелюбным этот образ России назвать трудно…

- Мне жаль, если они о России судят по одному фильму и тем суровым парням. У нас ведь и гениальная картина «Летят журавли» есть, а там какая Россия? Есть у нас «Иван Грозный» про Смутные времена, а есть светлейшая «Весна на Заречной улице». А если хотите из современных, то недавно приз «Золотой орел» получил совершенно чудесный фильм «Любовь» Анны Меликян — и все это тоже Россия. Она большая и очень разная.

Смотреть только «Брат» и думать о том, что мы только такие — это нечестно. Да, мы и такие тоже, но это не значит, что мы на этом начинаемся и заканчиваемся.

- Не хотите оправдать как-то «брата»?

- Не-а. Он мой брат — и все тут. Как-то я спросил свою близкую знакомую: если твой сын нарушит закон и ему будет грозить тюрьма — что будешь делать? Она мне: я сделаю все, чтобы он туда не попал. И я ее понимаю, потому что это мать говорит о своем сыне. Также и я о брате скажу: да, он совершил очень плохое, я зажму его в угол, набью ему морду, залью глотку водкой, выскажу все, что о нем думаю, запру его в комнате… (Это я образно выражаюсь.) Но, в обиду — не дам.

Наверное, также поступают латыши, эстонцы, литовцы, немцы — все. Ведь посмотрите, что вокруг творится? Санкции, санкции… У власти стоят взрослые люди, и они за все свои народы делают мне такие страшные заявления. А я им говорю: за что, что я вам такого сделал? И пусть они мне расскажут, в чем дело? Какие ко мне претензии? Только не надо сочинять страх, придумывать кошмары, сознательно раздувать беду, чтобы всех напугать! Я-то знаю, с какими целями это делается.

Недавно тут наткнулся на высказывания президента Литвы. Ни в коем случае не хочу ее обидеть или оскорбить, но я не понимаю, почему она сегодня такая рьяно антироссийская — все ее слова и инициативы. Загляните в ее биографию — там предательства полна бочка. Она же была красной насквозь. Хлебала жизнь свою большой ложкой из этого котла коммунизма, «ложного» и «примитивного» — выкормилась, выросла и стала, почему-то, врагом моей России, которую я так люблю и строю. Да не того боитесь, дорогой президент Литвы!

Тут меня могут упрекнуть: а что вы, россияне, делаете со своими соседями? А я опять вам напомню про людей под куполом. Наверное, они про это знают больше, чем мы с вами. И может, там кто-то совершил великое непонимание, может, это был выброс великого предательства, обмана, непорядочности и мошенничества, но мы же всего не знаем — что там у них под куполом.

- На ваш взгляд, почему у любимого нами режиссера Балабанова Россия с каждым фильмом становилась все мрачнее и жестче. Лично я последний фильм даже смотреть не смогла — тяжело…

- Может, он того и добивался. Он художник, провокатор, он хочет разбудить, чтобы ты вздрогнула, чтобы на что-то обратила внимание, а если не смогла — значит, что-то не понимала или не готова к тем суровостям жизни, которые могут ожидать тебя. Очень мало таких художников, которые нас могут так сильно возбудить. При этом в жизни он был нежнейшим и очень одиноким человеком. Был бы броненосцем — жил бы до 150 лет, а умер в 50 — сжег сам себя.

Не все его фильмы были мрачными. Начинал-то он знаете с чего — с картины «Счастливые дни». Я в ней играл суперодинокого человека, который бежит по этой жизни, а ему в лицо плюют. Он вам ничего не сделал, он пришел жить своей жизнью, а вы его отторгаете — за что и почему? И даже могилой ему стала стоящая во дворе лодка без воды.

Думаю, эти фильмы отражали внутреннее развитие Балабанова и не имели отношения к развалу государств и оскорблению народа.

- Вы хотели еще у него сняться?

- Я с ним расстался после «Жмурок», а потом всякий раз при встрече спрашивал: почему ты не зовешь меня? Он отвечал: «Для тебя нет роли, ты стал таким крутым». А однажды просто вскочил и убежал, не ответив. Не знаю, почему.

Мы были очень близкими, практически родными людьми, жили в одной коммуналке. Я пил — он не пил, потом он стал пить — я бросил, потом я уехал в Москву, а он остался в Питере. Я не давал ему повода обижаться, а вот списать меня на берег повод дал. Мы сделали очень много хорошего, внятного и удачного. Все наши картины имели народный и фестивальный успех. Если бы он меня позвал снова — я бы пошел. Но он не позвал. Почему? Спрошу, когда встретимся.

- Вы предлагали ему продолжить «Брата». Каким вы видели «брата-3»?

- Мне хотелось сбежать из американской тюрьмы, вернуться в бочке из-под солярки в петербургский порт, поискать брата… Только представьте себе, что в конце фильма мы идем друг другу навстречу — я и Сережа Бодров, который постарел, завел жену и детей, возможно, от него родила трамвайщица из первого фильма или та девка, которой он в «Макдональдсе» оставил пачку долларов. Мне это развитие было бы жутко интересно.

«Скажи, как ты себе это представляешь, Сухоруков?» Но ведь Том Хэнкс в своем фильме встречался со всякими президентами — в кино можно все. Я часто спрашивал об этом Лешу, каким он видит продолжение — он ответил лишь однажды: «Я не знаю этого времени. Если кто-то другой за это возьмется — я не против, но сам не стану».

- В картине «Про уродов и людей» во всей жути прослеживается трансформация людей в уродов. Сегодня мы наблюдаем сплошь и рядом, как человек, с которым ты еще недавно нормально общался, вдруг звереет на глазах, начинает писать злобные посты, всех поливать своим ядом, судить… Почему так происходит?

- Как я уже говорил, все это следствие цивилизации. Просто невероятно, как быстро тупеют люди, опутанные проводами, и с ушами, заткнутыми наушниками. Люди гоняют по экранам шарики, палят из пулеметов, гоняются наперегонки с чертями — они так погружены в этот нереальный мир так, что реальный мир для них становится помехой. Девочки и мальчики начинают ненавидеть своих родителей, которые отвлекают их от того мира.

Вы хотите, чтобы, увлекшись этими роботизированными обществами, человек остался чистым и восприимчивым к другим? Нет, люди погружаются в эту матрицу и больше не видят, не слышат и не чувствуют. Хочешь уничтожить государство — завали его бесплатными ноутбуками.