В последние недели в среде российских оппозиционеров не затихают споры о том, принимать или не принимать участие в президентских выборах 2024 года, результат которых известен заранее. Публикаций, дискуссий и предложений более чем достаточно. Один из лейтмотивов: избрание Владимира Путина на очередной срок — процедура абсолютно формальная и лишённая интриги. Так стоит ли принимать в этих выборах участие? И если да, то каким образом?
Изучив очередной пост на эту тему, я вспомнил реальную историю, которая приключилась в воинской части, где мне довелось проходить срочную службу в середине 1980-х. Время тогда определялось двумя обстоятельствами: Михаил Горбачёв был уже у власти, но перестройка только-только начиналась. Власть КПСС была ещё безграничной, Андрей Сахаров томился в горьковской ссылке, дефицит бытовых товаров был абсолютным, а «вражеские голоса» глушили, пусть и без особого успеха.
В Советской армии в ту пору соблюдались все причитавшиеся ритуалы: партийные и комсомольские собрания, выпуск патриотических «боевых листков», политинформации о последних решениях очередного пленума ЦК КПСС, концерты самодеятельности к 7 ноября и прочее. Вот в такой обстановке и произошло событие, которое потом ещё много лет называли в гарнизоне не иначе как бунт.
Началось всё с традиционной сдачи крови донорами-добровольцами. Периодически медики приезжали в нашу часть, и все желающие могли пройти нехитрую процедуру, чтобы не только помочь местной гражданской больнице, но и отобедать по-человечески. Дело в том, что донорам накрывали отдельные столы. К тому же считалось, что после процедуры даётся два выходных. На самом деле выходным оказывалось воскресенье, которое и так традиционно было свободным. В субботу утром поработал, потом сдал кровь, пообедал и спи спокойно. В прямом смысле слова. Донорам разрешалось днём, не таясь, отдыхать в казарме на своих койках.
Однако в тот самый день не успели доноры принять горизонтальное положение, как командир нашего подразделения, явно навеселе, явился в казарму, поднял их всех на ноги и погнал на работу: таскать какие-то тяжести. Когда кто-то из сержантов заикнулся про положенный после сдачи крови отдых, майор попросту обложил его матом.
Возможно, эта история так бы и закончилась, но вечером случилась ещё одна коллизия. В клубе части был запланирован концерт художественной самодеятельности наших шефов из ближайшего городка. Все собрались в клубе после ужина и внимательно слушали, как какая-то девушка читает со сцены стихи, посвященные грядущему увольнению в запас. Последние строчки звучали так:
Меняйте х/б на «гражданку»
И низкий каблук на высокий,
Вас ждут молодые гражданки
И безалкогольные соки!
Поэтическое произведение приняли на ура, овации не утихали минут пять. Затем всех развели по казармам и объявили отбой. Но наши политработники спать не спешили. Тогда была в силе антиалкогольная кампания. С «зелёным змием» боролись все: от генерального секретаря ЦК КПСС до последнего участкового. Кроме того — как это так, «меняйте х/б на гражданку»? Советский солдат должен быть счастлив, что оказался на службе; радость ему должны доставлять не штатские пиджаки, а военная форма.
Короче говоря, политруки устроили нашим полковым музыкантам выволочку по полной программе. Кричали, что стишок — чуть ли не политическая провокация. Партия борется за трезвость, а вы тут иронизируете насчет «безалкогольных соков». Плюс намёки на то, что солдатам служба не в радость. В общем, тяжёлый разговор получился для музыкантов.
В результате ночью они разбудили человек пятьдесят. В том числе и меня. В Ленинской комнате началась самая настоящая сходка, как в советских фильмах про большевиков. Претензий к начальству было две: почему доноров погнали на работу и за что досталось музыкантам? Вспомнились и другие обиды, которых хватало. Эмоции били через край. Кто-то предложил отказаться от завтрака (в армии такая форма протеста бытовала, хоть была и вне закона), кто-то призывал объявить с понедельника забастовку. Дело дошло даже до разговоров о вскрытии оружейной комнаты, чтобы «серьёзно поговорить с начальством».
И тут неожиданно прозвучала очень простая идея: утром в положенное время, после завтрака, собрать… комсомольское собрание. Повестка дня: «О текущем моменте». Сейчас лечь спокойно спать, а утром обзвонить всех офицеров и пригласить на разговор. Когда все соберутся, заявить, что подобное отношение к себе мы считаем нарушением Устава внутренней службы. Затем были распределены все роли и составлены тезисы основных выступлений.
Комсомольские собрания проводились у нас в гарнизоне регулярно, но были совершенно формальными. Даже выступления рядовых комсомольцев сперва писались под диктовку политработников, а затем зачитывались слово в слово. Бойцы под любым предлогом старались избегать этих посиделок.
Поэтому можете себе представить, как утром в воскресенье товарищи офицеры бегом бежали в казарму, когда услышали, что солдаты решили провести собрание по собственной инициативе. По всей части разнеслось: «У них бунт!» Даже караульный взвод оповестили, чтобы там и ночная смена бодрствовала на всякий случай.
Долго мы ждали в Ленинской комнате, пока командирский состав совещался в канцелярии. Затем офицеры вышли к нам и объявили, что собрание проводиться не будет. Мол, всё это чуть ли не мятеж. Тут мои сослуживцы спокойно ответили по пунктам: время по распорядку подходящее, собрание объявило бюро ВЛКСМ, а повестку можно и сменить, если она неуставная. Суть дела от этого не меняется. Нельзя солдат за людей не считать, нельзя доноров гнать на работу, нельзя всех подряд матом крыть, и далее по списку.
Разговор был долгим. Чем только нас не пугали — всех сразу и каждого по отдельности, но в итоге «митинг» закончился в нашу пользу. Собрание разрешили провести, хоть и запретили называть его комсомольским. Все, кто хотел, высказались на злобу дня. В результате нашего майора так «увещевали» в штабе части, что он несколько месяцев потом был как шелковый. Отношение офицеров к солдатам резко изменилось. Не знаю, было ли это уважение или просто страх оказаться на месте главного виновника событий, но хамить и откровенно измываться над подчинёнными они перестали.
Конечно, всех выступавших на собрании рядовых и сержантов вызывали в штаб вслед за майором. На все вопросы они твердили одно: проснулись от шума в казарме, пошли в Ленинскую комнату вслед за остальными, а там — разговор про комсомольское собрание. Кто был инициатором, непонятно. Помучились с ними офицеры и махнули рукой.
Вот так самое заурядное протокольное мероприятие в Советской армии внезапно превратилось в инструмент борьбы за человеческое достоинство людей, которые, казалось бы, за время службы должны были привыкнуть к любому обращению. Не берусь предполагать, как использует современная российская оппозиция инструменты избирательной кампании 2024 года, но раз они есть — попытаться можно. Десятки лет назад мои сослуживцы рискнули обратить против системы то, что она всегда считала своим персональным оружием. Может быть, и оппозиционеры попробуют? Вдруг получится.