Политик, экс-депутат Госдумы от партии «Союз правых сил» Борис Надеждин заявил, что планирует принять участие в президентских выборах 2024 года. На данный момент он занимает должность депутата Совета городского округа Долгопрудный (Московская область). Надеждин открыто говорит, что планирует стать оппозиционным кандидатом, если сможет добиться регистрации в этом качестве.

Для этого у него есть два пути: стать выдвиженцем от группы граждан России в количестве минимум 500 человек или заручиться поддержкой от зарегистрированной политической партии. В первом случае придётся собрать 300 000 подписей — притом что на один субъект РФ их должно приходиться не более 7500. Во втором случае автографов понадобится в три раза меньше, а на один регион может приходиться 2500 подписей. Ещё проще стать кандидатом в президенты для представителя парламентской партии, но для Надеждина этот путь закрыт.

В сентябре в СМИ появилась информация о возможном участии в президентской кампании либерального кандидата. Называли даже кандидатуру признанного в России иностранным агентом экс-главного редактора радиостанции «Эхо Москвы» Алексея Венедиктова. Однако, в отличие от Надеждина, Венедиктов сразу опроверг такой вариант развития событий.

Борис Надеждин в интервью журналу «Спектр» честно признался, как оценивает свои шансы в грядущей политической битве, объяснил, какими сложностями чревато урегулирование конфликта России и Украины, и оценил перспективы появления на политическом поле других демократических кандидатов на пост президента РФ.

— Под какими лозунгами вы планируете идти на президентские выборы?

— У меня большие разногласия с политикой Путина — как внешней, так и внутренней. Если начать с внешней, то Путин отворачивается от Европы и планирует двигаться в сторону Китая или ещё куда-то. Мне эта затея кажется совершенно неправильной. Россия, без всякого сомнения, европейская страна. Более того, крупнейшая европейская страна. И многие сотни лет мы связаны экономикой, культурой и человеческими связями именно с Европой, а не с Китаем.

Что касается российской внутренней политики, мои разногласия с Путиным совершенно очевидны. Система власти, которая сложилась при Путине, не предполагает реальной политической конкуренции. Парламент не представляет всё общество по ключевым вопросам, к сожалению.

Если отвлечься от деталей, то суть проста: в стране живут десятки миллионов людей, которые думают примерно так, как я, — и по поводу бегства от Европы, и по поводу «специальной военной операции» и так далее. Но эти люди не представлены ни в парламенте, ни в государственных СМИ, ни в исполнительной власти. Получается, что везде господствует одна точка зрения, конкуренция устранена. И это большая проблема.

Я убеждён, что следование этим курсом ведёт страну в тупик и может привести к катастрофе по образцу гибели СССР.

—  Вы упомянули про десятки миллионов своих единомышленников. Каковы качественные характеристики вашего потенциального электората на выборах–2024?

—  Есть разные социологические данные на этот счёт. «Институт региональных проектов и законодательства», который я возглавляю, постоянно проводит исследования в Московской области, где я выдвигался в губернаторы и много лет уже являюсь местным депутатом. Это большой регион, кстати, — там проживает больше 8,5 миллиона человек.

Социология нам говорит, что поддерживают Путина и ключевые направления его политики (в том числе «СВО») пожилые люди. В сегменте 60+ у него подавляющая поддержка. Россия — пожилая страна; кстати, как и вся Европа. У нас избирателей старше 60 лет заметно больше, чем тех, кто моложе тридцати. Хотя мне и самому уже шестьдесят, но, конечно, хотелось бы, чтобы было побольше молодых.

Пожилые люди сейчас определяют ситуацию с голосованием, но если вы спросите про Путина и «СВО» у тех, кому меньше тридцати,— а это будущее страны, — то среди них особой поддержки ни того, ни другого нет.

Голосование во дворах Новосибирска, 26 июня 2020 года. Фото Kirill Kukhmar/TASS/Scanpix/Leta

— Неизбежный вопрос вам как кандидату в президенты: что делать с войной в Украине, которую вы, по понятным причинам, вынуждены называть «спецоперацией»?

— История, конечно, очень сложная. Если кому-то кажется, что можно просто сказать «Стоп!» — и все перестанут стрелять, то это не так. Не перестанут ни Россия, ни Украина. Потому что война — это такое дело, в которое люди сильно втягиваются. Если вы сидите в окопе с одной стороны, а с другой вас пытаются убить, то вы, естественно, искренне ненавидите врага и тоже будете убивать.  

Но рано или поздно придётся конфликт останавливать. Придётся объяснять людям и в России и в Украине, почему это необходимо. И надо как-то конструировать выход из этой ситуации, который будет принят российским обществом. Это не так просто, как кажется.

— Это понятно. Но с чего всё-таки вы бы начали, если бы стали президентом? С немедленного объявления перемирия? С мирных переговоров?

— Когда вы произнесли слова «перемирие и начало мирных переговоров», то сразу возникает проблема: ни Украина, ни Россия на сегодняшний день не хотят ни того, ни другого, потому что каждая из сторон конфликта уверена, что может победить.

На мой взгляд, цена полной победы запредельна — как для России, так и для Украины и стоящего за ней Запада. Нужна политическая конструкция, при которой прекращение огня и начало мирных переговоров станут возможными. Естественно, я буду двигаться в этом направлении, но наивно думать, что это можно осуществить за час.

— Какие задачи во внутренней политике вы  (как потенциальный президент) считаете первоочередными?

— Во внутренней политике нужно выстраивать институты современного государства, которые Путин, к сожалению, полностью разрушил. У нас нет парламента, который представлял бы разные точки зрения, у нас нет независимого суда (я это хорошо знаю по сотням дел, в которых участвовал), нет конкурентных честных выборов. Со свободой слова большие проблемы — в официальном информационном пространстве господствует единая точка зрения. Знаю об этом не понаслышке: много лет пытаюсь отстаивать альтернативную точку зрения на российском телевидении.

Попытка построить нормальное современное государство была в 1990-х годах. Их можно по-разному оценивать, но тогда у нас был хотя бы действующий парламент. Когда я был депутатом Государственной Думы, там звучали разные точки зрения, реально обсуждались законы, достигались политические компромиссы, иногда даже преодолевалось вето президента. Сейчас ничего этого нет, к сожалению.

— В ходе разговора вы сами упомянули свой возраст. Вы действительно чувствуете в себе силы занять пост президента в 60 лет?

— Я реалист. Когда меня спрашивают: «Какие у вас шансы управлять страной?» — я отвечаю так: «Их заметно больше, чем у Ленина в 1905 году». И это правда, кстати. В России случаются удивительные истории. Из разряда «кто был никем, тот станет всем».

Я понимаю, что шансов быть допущенным к участию в президентских выборах у меня, к сожалению, немного. Но опыт и ответственность за судьбу Родины меня на это дело толкают. В выборах я участвую уже почти 35 лет. С разным итогом — иногда побеждаю, иногда нет. Первый раз выиграл выборы в 1990 году, когда ситуация была похуже, чем сейчас. А что я ещё могу сделать, чтобы как-то помешать Путину вести Россию туда же, откуда она с трудом выбралась?

Голосование по поправкам у забора в Московской области. Фото Evgenia Novozhenina/REUTERS/Scanpix/Leta

— Я правильно понимаю, что смысл вашего участия в предвыборной кампании — это ведение легальной антипутинской и антивоенной агитации с использованием электоральных инструментов?

— Да, конечно. Я иду на выборы в том числе и ради этого. Само выдвижение в кандидаты, даже если потом откажут в регистрации, — это целый месяц полноценной публичной агитации. Отказываться от такой возможности не следует.

— Поговорим ещё об организационных моментах. Оптимальный для вас вариант — выдвинуться от действующей партии (не обязательно парламентской), что подразумевает сбор 100 000 подписей. У вас уже есть с кем-то договоренность?

— Партий, у которых есть реальные организации практически во всех регионах страны, всего две: КПРФ и ЛДПР. Я не беру, конечно, «Единую Россию», она опирается на государственные структуры. Ни одна из этих партий меня, естественно, не выдвинет. У них есть свои кандидаты, и они управляются Администрацией президента. Кстати, многие уже начали писать, что меня тоже «в Кремле согласовали». Не знаю — может, я кого-то расстрою или, наоборот, обрадую, но я не вёл на эту тему никаких переговоров ни с кем из АП.

Возвращаясь к процедуре: российское законодательство устроено так, что выдвигаться от партии гораздо проще, чем организовывать самодвижение. Последнее — малореалистичный проект, потому что тогда требуется собрать 300 000 подписей по всей стране, проводить собрание 500 граждан, от которых выдвигаешься. Подписи каждого из них должны быть нотариально заверены. Неподъёмная процедура.

Я веду переговоры с партиями, которые могут меня поддержать. Это может быть «Гражданская инициатива» Андрея Нечаева, от которой я баллотировался в губернаторы Московской области. Не стал бы исключать вариант поддержки «Яблока» или «Новых людей».

Собрать 100 000 подписей по России — вполне решаемая задача. Например, в 2011 году я собрал 122 000 подписей только в Подмосковье для выдвижения подмосковного списка партии «Правое дело». Задача посильная, но другой вопрос: засчитают ли эти подписи в Центризбиркоме для моей регистрации? Это отдельная история.

Голосование в деревне Луговое (Ивановская область). Фото Vladimir Smirnov/TASS/Scanpix/Leta

— Есть мнение, что Кремлю выгодно участие оппозиционного либерального кандидата, которому «нарисуют» 2−3%, дабы продемонстрировать непопулярность его идей в стране. Что вы об этом думаете?

— Существует тысяча оправданий, почему не нужно участвовать в выборах. Все они хорошо известны, но я не знаю другого хорошего способа повлиять на политику в любой стране, включая Россию, кроме участия в выборах и получения поддержки значительной части избирателей. Может быть, кто-то знает, я — нет.

— Кого бы вы поддержали в случае выдвижения иной кандидатуры из демократического лагеря?

— Я знаю таких людей, но некоторые, к сожалению, уже на том свете. Например, Борис Немцов — мой близкий друг, с которым я работал много лет. Другие либо уехали, либо сидят в тюрьме. Не вижу среди тех, кто остался на свободе и в России, ни одного кандидата, ради которого я мог бы «встать в строй» и помогать ему избираться. Может, кто-то и появится, но пока таких, увы, нет.