Конституционный суд (КС) РФ 19 января позволил Москве не исполнять решение Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ), найдя в нем расхождения с основным законом страны. Речь идет о выплате компенсации в $1,866 млрд, назначенной в пользу бывших акционеров нефтяной компании «ЮКОС» в 2014 году. «Россия вправе отступить от наложенных на нее обязанностей, если это единственный способ не нарушить Конституцию», — говорится в постановлении.

Юристы уже назвали это разбирательство уникальным. И хотя взаимоотношения между Россией и ЕСПЧ не складывались легко — европейский суд регулярно признавал ее виновной по множеству дел, — одно оставалось неизменным: РФ всегда была готова выплатить истцам финансовую компенсацию. Теперь же КС недвусмысленно запретил перечислять им денежные средства из федерального бюджета. В Кремле на эту тему высказываться отказались. «Это вопрос судебный, поэтому мы не хотели бы никак комментировать. Разумеется, Россия полностью защищает и продолжит в юридическом плане отстаивать свои интересы», — отметил пресс-секретарь президента Дмитрий Песков.

Кроме того, состоявшийся процесс можно считать особенным еще и потому, что неправительственную организацию, готовившую для КС заключение по этому делу, впервые пригласили озвучить свои выводы в открытом судебном заседании. Помимо государственных СПбГУ и Института законодательства и сравнительного правоведения при правительстве РФ, 15 декабря в суде выступил руководитель судебной практики Института права и публичной политики (ИППП) Григорий Вайпан. Корреспондент «Спектра» встретился с ним, чтобы выяснить, как отразится на России оглашенное в четверг решение Конституционного суда.

Юрист Института права и публичной политики Григорий Вайпан. Фото: Григорий Вайпан / VK

Без оговорок

— В чем специфика этого дела с точки зрения вашей работы?

— Наша задача — доносить до Конституционного суда аргументы, которые не всегда звучат от обеих сторон судебного процесса. Особенность таких дел, как дело «ЮКОСа», в том, что там фактически даже нет противоположной стороны. Как вы могли заметить, при рассмотрении вопроса о возможности исполнения постановления ЕСПЧ заявителем является Министерство юстиции, потому что оно отвечает за исполнение решений ЕСПЧ. Это министерство и является единственной стороной в рамках данной процедуры.

На заседание КС также приглашает представителей государственных органов. Но у них, как правило, схожие позиции, так как они все выступают на стороне государства. Соответственно, трудность для Конституционного суда заключается в том, чтобы обеспечить состязательность в ее отсутствие, то есть компенсировать отсутствие другой точки зрения.

— Обнародованный 19 января вердикт — это не первый случай, когда Конституционный суд разрешает России не исполнять решение Европейского суда по правам человека. Почему вы и многие ваши коллеги называете прецедент уникальным?

— Это дело беспрецедентно по двум причинам, несмотря на его внешнее сходство с предыдущими делами в КС РФ и других странах. Прежде всего, Конституционный суд России впервые без каких-либо оговорок признал исполнение решения ЕСПЧ невозможным. До этого КС рассматривал три других дела, которые связаны с темой исполнения постановлений международных судов.

Два из них (дело Константина Маркина об отпуске по уходу за ребенком для военнослужащих и разбирательство 2015 года, начатое по запросу думских депутатов) не касались конкретного решения ЕСПЧ. В них перед судом ставился абстрактный вопрос о том, что имеет большую юридическую силу — Конституция или международный договор. Суд пытался дать абстрактный ответ на абстрактный вопрос. И его ответ оказывался компромиссным и уклончивым.

Третье дело (Анчугов и Гладков против России) рассматривалось в апреле этого года и относилось к вопросу избирательных прав заключенных. Это был первый случай, когда КС РФ проверял на исполнимость конкретное постановление Европейского суда. Дело было очень сложным, поскольку решение ЕСПЧ о том, что не всех заключенных можно лишать избирательных прав, расходилось с текстом конкретного положения Конституции, где сказано: «Не имеют права избирать и быть избранными граждане… содержащиеся в местах лишения свободы по приговору суда».

Перед Конституционным судом стояла задача, как согласовать это постановление и статью Конституции. В итоге КС не пришел к однозначному выводу, что постановление не может быть исполнено целиком и полностью. Юристы расходятся в трактовке решения, но бесспорно то, что КС указал правительству на возможность либерализировать режим отбывания наказания, то есть переклассифицировать определенные виды исправительных учреждений (включая колонии-поселения), чтобы это было, например, не лишением, а ограничением свободы.

Председатель КС РФ Валерий Зорькин (слева) и президент Владимир Путин. Фото: Sputnik/Scanpix

То есть суд ранее пытался показать, что он стремится к компромиссам с ЕСПЧ. В деле «ЮКОСа» мы не видим никаких намеков на какой-либо диалог. КС прямо запрещает российскому правительству исполнять это постановление.

— А в чем вторая причина?

— Это первый случай в Европе, когда национальный суд признает невозможным исполнение постановления международного суда в части выплаты компенсации. Когда пять лет назад в России начиналась дискуссия об исполнимости решений ЕСПЧ, очень четко обозначалась разница между выплатой компенсации и системными мерами, например законодательными изменениями. Деньги мы платим всегда, а остальное — по возможности. С одной стороны, это самое простое, а с другой — должен быть некий минимум, неприкосновенное ядро международного обязательства.

На двух стульях

— Когда изменилось отношение России к постановлениям ЕСПЧ?

— Это давняя история, но официально дискуссия началась в 2010 году со статьи председателя Конституционного суда Валерия Зорькина «Предел уступчивости». До этого не ставился вопрос о приоритете российской Конституции над международными договорами, в том числе о правах человека. Общее понимание было следующим: если мы добровольно участвуем в международном договоре, то мы должны исполнять решения суда, которому предоставлено право устанавливать нарушения этого договора. Это очень простая логика. Если вы не хотите следовать таким постановлениям, то выходите из соглашения.

— И в результате этой дискуссии мы пришли к тому, что в 2015 году президент подписал закон, наделяющий КС РФ правом признавать неисполнимыми решения международных судов, если они противоречат Конституции?

— Совершенно верно. За пять лет появилась новая процедура, надо сказать, тоже уникальная для Европы. Ни в одной стране, участвующей в Совете Европы, нет механизма проверки решений межгосударственного органа по защите прав человека, то есть ЕСПЧ.

Валерий Зорькин и патриарх Кирилл на заседании XX Всемирного русского народного собора. Фото: Sputnik/Scanpix

— Комментаторы, поддерживающие появление подобной процедуры проверки, часто ссылаются на опыт других европейских стран. Там ведь тоже рассматривался вопрос соответствия ЕСПЧ и национального законодательства?

— Есть национальные правопорядки, где подобный вопрос ставился, хотя таких стран и немного: Великобритания, Германия, Италия, Австрия. Практически везде он ставился в абстрактной форме. И лучший пример — это ФРГ. В рамках дела Гёргюлю, на которое ссылался КС РФ в 2015 году в подтверждение своей позиции, Конституционный суд Германии абстрактно сказал, что Конституция выше международного договора и что они могут в определенных исключительных случаях не исполнять решение ЕСПЧ. Но ирония состоит в том, что решение Европейского суда в этом деле было исполнено в полном объеме, так как отсутствовали исключительные обстоятельства.

При этом, еще раз подчеркну, в Европе никто никогда не ставил под сомнение выплату справедливой компенсации.

В целом же я исхожу из того, что бессмысленно разбираться, что имеет приоритет — Конституция или Конвенция о защите прав человека и основных свобод. Оба документа касаются одного и того же, гарантируют одни и те же права. Между ними нет и не может быть конфликта. Дальше могут быть разночтения между тем, как их толкуют Конституционный суд и ЕСПЧ соответственно. В каждом таком случае и надо смотреть, что это за противоречия и действительно ли они касаются таких важных для страны вопросов, что нам приходится отказываться от ценностей, суверенитета, идентичности. Как в случае Анчугова и Гладкова, так и в деле «ЮКОСа» я такого конфликта не вижу.

— Чем КС РФ обосновывает невозможность выплаты компенсации?

— Основной аргумент — это противоречие между решением ЕСПЧ и постановлением КС РФ десятилетней давности, принятым в связи с делом «ЮКОСа», то есть по статье Налогового кодекса, которая имела значение для дела «ЮКОСа». В 2004 году налоговые органы стали предъявлять нефтяной компании претензии за 4 периода: 2000, 2001, 2002 и 2003 годы, насчитав им три вещи: неуплаченные налоги, пени (проценты от неуплаченных налогов) и штрафы (наказание). «ЮКОС» оспаривал все эти колоссальные суммы, но ЕСПЧ признал нарушения только в части налоговых штрафов за 2000 и половину 2001 года.

Глава «ЮКОСа» Михаил Ходорковский в суде. Фото: Reuters/Scanpix

С точки зрения судей, их начисление нарушает Европейскую конвенцию, поскольку к 2004 году (на момент завершения проверки) истек трехлетний срок давности привлечения к налоговой ответственности. Смысл данного положения в том, что три года достаточно государству, чтобы установить нарушения. Дальше случилась удивительная вещь: именно под дело «ЮКОСа» было сформулировано исключение из этого правила. Конституционный суд заявил, что если «налогоплательщик недобросовестный» и препятствует проведению налоговой проверки, то можно его привлечь к ответственности, несмотря на истечение срока давности. Что особенно примечательно, за полгода до этого КС постановил, что для срока давности по этой статье нет исключений.

ЕСПЧ обнаружил нарушение конвенции не в том, что Конституционный суд допустил исключения из трехлетнего срока, а в том, что это правило было применено к «ЮКОСу» непредсказуемым образом, ретроактивно. Закон же обратной силы не имеет.

Круги на воде

— Чем эта история может обернуться для России в Совете Европы?

— Поскольку мы говорим об исключительном решении, в практике Комитета министров Совета Европы (в частности, контролирует выполнение государствами международных обязательств) нет каких-либо прецедентов, которые касались бы такого демонстративного отказа государства следовать решениям ЕСПЧ, причем в их основной части, включая выплату справедливой компенсации. Комитет министров имеет право направить это дело обратно в Европейский суд, который может установить факт невыполнения страной взятых на себя обязательств. Это полномочие ЕСПЧ никогда ранее не реализовывалось.

Обычно решения застревали на уровне дипломатических переговоров. К примеру, в деле Хёрста против Великобритании (о лишении осужденных избирательных прав) все делают вид, что процесс продолжается. Парламент отказался менять закон, но отказ парламента — политический акт, который теоретически не мешает в будущем принять иное политическое решение. В этом смысле наша ситуация гораздо более тупиковая, поскольку постановления Конституционного суда — это юридически обязательный акт. И КС прямо запретил российским должностным лицам что-либо предпринимать.

— Могут ли Москву исключить из Совета Европы?

— Могут, но даже в этом случае обязательства, возникшие в период членства, не перестанут существовать. Не думаю, что у РФ есть истинное намерение покинуть Совет Европы. Если бы такое желание было, мы бы давно вышли из этой организации. Задача Москвы состоит в том, чтобы максимально извлекать выгоду и ощущать как можно меньше ограничений.

Невыполненное обязательство — это также репутационное, финансовое и политическое бремя, которое будет с Россией. Теперь можно, например, предпринимать шаги по розыску и аресту российского имущества за рубежом.

В начале 2000-х годов «ЮКОС» был одной из крупнейших компаний страны. Фото: AFP/Scanpix

Не все понимают, что решение Конституционного суда действует только внутри Российской Федерации. Обязательства страны по Европейской конвенции, в свою очередь, имеют международный характер. То, что кто-то внутри России не может перевести средства, не означает, что он не обязан эти деньги платить. У Минюста теперь полностью связаны руки. Возможно, конкретные сотрудники в краткосрочной перспективе этому рады: с них сняли ответственность, но в долгосрочной перспективе это большое обременение для нас всех.

— Опросы об отношении россиян к делу «ЮКОСа» давно не проводились. Но, вероятно, если спросить у россиян, поддерживают ли они КС в решении не платить компенсацию акционерам этой компании, то многие выступят на стороне суда. Не беспокоит ли вас, что отказ России от выполнения постановлений ЕСПЧ, вполне вероятно, получит поддержку в стране?

— Все зависит от того, как вы спрашиваете россиян о Европейском суде. Если вы поговорите с тысячами людей, которые хотели добиться правосудия в российских судах и для которых суд в Страсбурге оказался единственной защитившей их инстанцией, то они дадут вам другой ответ. Я возражаю против того, чтобы представлять граждан страны как группу, которая имеет единое мнение. Та реакция, о которой говорите вы, связана с тем, что люди не примеряют решения Конституционного суда на себя.

На мой взгляд, это упущение, потому что озвученное постановление выходит далеко за рамки дела «ЮКОСа». Оно потенциально бьет по каждому из нас, поскольку в нем обозначены принципы, которые позволяют не исполнять любое постановление ЕСПЧ. Например, прозвучал тезис, что можно не платить компенсацию, так как от этого пострадает российский бюджет и государству будет сложнее выполнять социальные обязательства. Но ведь любую компенсацию можно назвать бременем для бюджета. Получается, каждому истцу могут заявить: «У нас кризис, у нас операция в Сирии, держитесь там».

— Считаете ли вы, что решение Конституционного суда было политически мотивированным?

— Я исхожу из того, что любое постановление любого суда имеет политическую или идеологическую подоплеку. Я не могу утверждать, что на судей кто-то влияет, потому что не владею этой информацией. Более того, мне это совершенно не интересно. Решения надо делить не на политизированные и неполитизированные, а на обоснованные и необоснованные. С моей точки зрения, нынешнее решение будет иметь долгосрочные негативные последствия.

Необходимость подобных мер часто обосновывают возвращением суверенитета. Тем не менее в это слово вкладывается ложный смысл. Мы декларируем защиту национальных интересов, но, когда мы спускаемся с уровня абстрактных выражений на уровень конкретных дел, мы видим, что именно неследование решениям, например, ЕСПЧ усугубляет наше положение в мировом сообществе, затрудняет общение с нашими партнерами, подрывает репутацию, усложняет жизнь нашим гражданам.

В чем смысл суверенитета, если не в гарантиях прав и свобод, благополучия населения? Людям должно быть комфортно жить в своей стране. Если мы не исполняем постановления, призванные сделать правовую систему государства более человечной, то я не вижу, в чем здесь выигрыш для наших национальных интересов.