Спектр

Сутки без слов. Почему российские власти не смогли преодолеть синдром «Курска» и снова попытались скрыть правду о трагедии на «Лошарике»

Цветы в порту Североморска. Фото TASS/Scanpix/LETA

Цветы в порту Североморска. Фото TASS/Scanpix/LETA

Большая беда, что тут еще сказать. Четырнадцать погибших на Северном флоте. Страшная смерть – пожар под водой. 7 капитанов первого ранга, два героя России - эти данные озвучил президент на экстренном совещании с министром обороны. Военные ученые, первоклассные специалисты, страшная потеря. Соболезнования семьям.

И президент, который (случается, будем честными) умеет собраться в критические минуты, отменяет поездку в Тверскую область на форум «Реки России», находит нужный тон и простые слова сочувствия. И обещает помощь семьям, и отправляет Сергея Шойгу в Североморск, чтобы тот лично выслушал доклады всех, кто занимается расследованием причин произошедшего.

Но всегда есть нюанс. О том, что случилось на автономной глубоководной станции, пусть спорят эксперты, настоящие и диванные. Я не готов рассуждать о том, какого именно типа АГС пострадала, точно ли специалисты такого уровня и в таких чинах нужны для рутинной съемки карты морского дна, и чем они на самом деле могли заниматься.

Зато вполне можно поговорить о том, как событие освещалось. В том ведь и нюанс, что между катастрофой и официальным пресс-релизом Министерства обороны прошли почти сутки. Новость о катастрофе, появившаяся утром 2 июля на сайте «Североморск life» загадочным образом исчезла. Но удаляли ее не самые большие мастера работы с информацией, и в выдаче поисковиков заголовок продолжал мелькать. Директор норвежского управления по ядерной безопасности Пер Странд рассказал Reuters: российские чиновники сообщили норвежским властям о том, что на судне произошел взрыв бытового газа, и угрозы радиационного заражения нет. Добавил, что их собственные замеры это подтвердили. А российские чиновники кинулись слова Странда опровергать. Все телеканалы зачем-то повторили, что ни о чем мы перед норвежцами не отчитывались.

Но зачем норвежцу врать, в чем его интерес? И что стыдного в том, чтобы предупредить соседей? Это ведь вроде бы нормальная человеческая реакция. Или весь ужас в том, что не норвежцы, а население собственной страны узнает хоть что-то о деятельности и проблемах военного ведомства?

В общем, выглядит все так, будто военные сначала вообще ничего и никому внутри страны не хотели сообщать. Рассчитывали до последнего отрицать очевидное: технология отработанная, так было и с погибшими «отпускниками» в Донбассе, могилы которых журналисты канала «Дождь» отыскали в свое время на одном из кладбищ Пскова, и с погибшими в Сирии наемниками из ЧВК Вагнера. Занервничали, когда начались утечки, и неуклюже попытались зачистить информационное поле. И только затем, выждав еще несколько часов, стали выдавать по капле информацию, старательно избегая любой конкретики. Всю содержательную информацию, которая стала доступна через сутки (через сутки!) после трагедии россияне смогли получить от президента и от директора норвежского управления по ядерной безопасности.

Встреча Владимира Путина и Сергея Шойгу. Фото EPA/Scanpix/LETA

Впрочем, конкретика у нас тоже особая. Своя. Семь каперангов без имен. Два героя России без имен. Имена почему-то тайна.

И вдвойне больно на все это смотреть, понимая, как любой человек, живущий в России, реагирует на новости о катастрофах на подводных лодках. У нас есть своя рана, у раны есть имя – «Курск». Некуда деться от этих страшных воспоминаний. И об участи экипажа, и о вранье, которым страну тогда тоже поначалу пытались накормить.

Понятно, что сам способ смотреть на мир сквозь прицел, общий для всех военных мира, порождает тягу засекречивать и то, что засекретить стоит, и то, что засекретить просто невозможно. Но у российских военных эта страсть достигает гипертрофированных размеров. И накладывается на нелюбовь всех государственных людей говорить тяжелую правду. Любую трагическую информацию у нас сначала пытаются замалчивать, потом – смягчать, и признают очевидное, только если отступать вовсе уж некуда.

И катастроф, с армией никак не связанных, это точно так же касается. Можно вспомнить хотя бы то, как освещался в первые часы пожар в кемеровском ТРЦ «Зимняя вишня». Или первые официальные сообщения о наводнении в Иркутской области. Или… К сожалению, список может выйти почти бесконечным - бед у нас хватает, а власть, столкнувшись с любой бедой, в информационном поле действует всегда одинаково.

Они целый закон приняли против «фейковых новостей» (кстати, исходным импульсом для его принятия послужили как раз события в Кемерово), и при этом словно не понимают, что главная питательная среда для любых фейков и для любой паники - это их нежелание или неумение работать с информацией. Особенно когда речь идет о вещах тяжелых, страшных, трагических. И 2 июля такие слухи уже успели появиться: утверждалось и то, что пострадала не АГС, а судно более крупное, атомная подводная лодка, которая служит для АГС носителем, и то, что на самом деле случились какие-то неполадки с реактором, а разговоры про взрыв газа на борту – отвлекающий маневр.

Но это же так просто: люди хотят знать правду. Люди имеют право знать правду. И если вы правду пытаетесь скрыть, люди начинают выдумывать невесть что.

Современный мир почти прозрачен, пытаться что-то скрыть в эпоху социальных сетей, в эпоху, когда у каждого в кармане смартфон с камерой и доступом в интернет, - занятие совершенно бессмысленно. Правда все равно выберется на поверхность, и скорее рано, чем поздно. Лучшая политика – это политика открытости. Чем больше скрытности, тем больше у людей поводов думать, что скрывают от них что-то совсем уж кошмарное. Иначе зачем скрывать? Зачем пытаться замалчивать то, что все равно сделается известным?

В российском руководстве – и политическом, и военном, – преобладают люди, совершенно чужие этому новому миру. Их привычки, в том числе информационные, формировались еще в застойном Советском Союзе: скрытность, вранье, стремление вывернуть наизнанку то, что скрыть не получается, - у них в крови. Им это кажется естественным. Они и на переговорах с «так называемыми западными партнерами» ведут себя соответственным образом, а западных партнеров они все-таки хоть немного да уважают. Так чего же стесняться с собственными подданными? Эти все что угодно проглотят.

Хотя не исключено, что все ровно наоборот. Отлично понимают они и специфику нового мира, и свою полнейшую ему чужеродность. Отсюда – курс на изоляцию, отсюда и «закон о суверенном интернете». Если не получается в мир вписаться (а ясно уже, что у путинского государства не получается), значит, нужно от мира отгородиться. И за высоким забором  своим, на которых плевать, врать без стеснения и без оглядки. Они же никак не отвечают перед гражданами. Вообще никак.