Слабость силы. Семен Новопрудский о том, зачем громкие процессы против журналистов, ученых и людей искусства нужны власти именно теперь Спектр
Вторник, 19 марта 2024
Сайт «Спектра» доступен в России через VPN

Слабость силы. Семен Новопрудский о том, зачем громкие процессы против журналистов, ученых и людей искусства нужны власти именно теперь

Иван Сафронов в зале суда 7 июля 2020. Фото Valery Sharifulin/TASS/Scanpix/Leta Иван Сафронов в зале суда 7 июля 2020. Фото Valery Sharifulin/TASS/Scanpix/Leta

С момента завершения исторического голосования по поправкам в Конституцию РФ прошла всего неделя, а основные события в России, кажется, происходят только в одном жанре — уголовной криминальной хроники. И хотя в каждом из этих событий нет ничего принципиально нового для многовековых российских традиций использования правоохранительных органов в качестве орудия устрашения и даже, собственно, для путинских политических обычаев, репрессивные практики в «обнуленной» России по ряду причин могут приобрести невиданный в постсоветской истории страны размах.  

Итак, вот краткий перечень самых громких событий в России за первую неделю после и непосредственно во время голосования по Конституции.

Бывший журналист «Коммерсанта» и «Ведомостей», советник главы «Роскосмоса» Иван Сафронов, один из лучших журналистов страны, писавших о ВПК, работавший также в президентском пуле, задержан и арестован по решению суда до 6 сентября по подозрению в государственной измене. Задержаны десятки участников пикета в его защиту. Сафронов вину не признает. 

Прокуроры запросили 15 лет колонии для историка, главы карельского отделения правозащитного центра «Мемориал» Юрия Дмитриева по обвинению в насильственных действиях сексуального характера в отношении приемной дочери. Дмитриев составил списки более 6000 жертв политических репрессий, расстрелянных сталинскими чекистами в Сандармохе и Красном Бору в Карелии.

Светлана Прокопьева перед оглашением приговора. Фото Twitter @andrey_ezhov

Светлана Прокопьева перед оглашением приговора. Фото Twitter @andrey_ezhov

6 июля суд признал виновной в оправдании терроризма журналистку из Пскова Светлану Прокопьеву и приговорил ее к штрафу в 500 тысяч рублей всего лишь за написанную и зачитанную в эфире «Эха Москвы» колонку с попыткой исследовать мотивы поступка подростка Михаила Ж., который взорвал себя в 2018 году у здания УФСБ по Архангельской области в 2018 году. При этом Гособвинитель Наталья Мелещеня вообще запрашивала для Прокопьевой реальный тюремный срок — шесть лет колонии с запретом заниматься журналистикой.

Издателя правозащитного интернет-СМИ «Медиазона», известного арт-активиста, участника групп «Война» и Pussy Riot Петра Верзилова задержали еще накануне парада Победы 24 июня, а 6 июля обвинили в «неисполнении обязанности по подаче уведомления о наличии иностранного гражданства» (ст. 330.2 УК) всего лишь по факту наличия канадского паспорта. Хотя о его втором гражданстве было давно известно из СМИ и сам Верзилов никогда не отрицал этого. К тому же наличие двойного гражданства не является преступлением по российским законам.

26 июня, уже после начала голосования по Конституции, был оглашен приговор по делу «Седьмой студии». Главным фигурантом этого дела стал едва ли не самый известный сейчас в мире российский режиссер Кирилл Серебренников. Хотя участники дела получили условные сроки, приговор также был обвинительным.

Ничего принципиально нового для Российских реалий ни в одном из этих событий нет. В России и раньше уголовно преследовали и даже убивали за профессиональную деятельность журналистов и блогеров. Кстати, странную смерть отца Ивана Сафронова — известного российского военного обозревателя Ивана Сафронова-старшего, который внезапно выпал из окна 2 марта 2007 года, за неделю до объявленной им публикации скандального материала о тайной продаже российских ракетных комплексов Ирану через Белоруссию — многие его товарищи и коллеги считают убийством. О чем прямо написал в своем фейсбуке известный российский журналист Михаил Зыгарь.

В России есть целая вереница странных шпионских дел — особенно против ученых. В России есть практика фабрикации уголовных дел против журнаистов и даже публичного признания властью этого факта (дело Ивана Голунова). У нас по достаточно странным делам сажали даже федеральных министров (дело Улюкаева).

Но политическая реальность в России после 1 июля 2020 года поменялась драматическим образом по сравнению со всем, что мы видели до сих пор в разные «эпохи Путина», включая медведевскую «квази-оттепель». Дело в том, что, хотя в самом Кремле официальные итоги голосования по Конституции назвали тримуфом, сама власть и политические элиты по всей России отдают себя отчет в том, что эта победа была достигнута фальсификациями невиданного масштаба. С большой доле вероятности на основании математических моделейц можно сделать вывод о том, что более 20 миллионов голосов за Конституцию были приписаны, а реальная поддержка поправок составила не более 50% от общего количества избирателей, как следует из официальных итогов, обнародованных Центризбиркомом, а около трети.

В результате в российском политическом ландшафте появились две принципиально новые детали. 

С одной стороны, у Путина больше нет никакой необходимости «играть в демократию», сохранять хотя бы видимость закона и соблюдения конвенциональных процедур в своих политических поступках и в не прекращающемся при нем произволе спецслужб. Он больше ничего не должен  избирателям. Теперь он Избранный в другом смысле. Если президент захочет избираться еще раз, уже есть опыт растягивания голосования на неделю, проведения его на пеньках в лесу и в багажниках авто, вбрасывания десятков миллионов голосов «за». Если президент захочет вообще отменить президентские выборы — не остается никаких реальных законных механизмов противостояния такому решению.

При этом Путин освободил себя от юридической обязанности искать преемника и оставлять ему страну в каком-то четко определенном конкретном виде. После 1 июля Россия стала «страной Путина» в буквальном смысле. Она юридически пока не существует за пределами его правления, при том, что эти сроки никак внятно не ограничены.

Но, с другой стороны, впервые за все время своего правления Путин начал терять легитимность — то есть, готовность беспрекословно исполнять все его решения и беспрекословно подчиняться ему как абсолютному лидеру — в глазах самих политических элит. Если раньше любой официальный кандидат в депутаты или губернатор в России понимал, что можно использовать имя Путина как «локомотив» для собственного продвижения на выборах и рейтинга, то теперь наоборот рейтинг Путина существует только благодаря его искусственному «надуванию» государственной машиной. Причем в новой конструкции власти Путину критически важно сохранять влияние именно среди элит — любовь и поддержка народа его теперь не интересуют в политическом смысле.

Сочетание этих факторов лишает российскую политическую систему последних тормозов, сдержек и противовесов. Элита прекрасно понимает, что пока Путин у власти, санкции не отменят, Крым Россия Украине не вернет, а вопрос о власти в России не будет решаться ни на каких выборах. При этом, мягко говоря, слабая юридическая позиция обновленной Конституции позволяет власти игнорировать и ее, и любые другие законы в целом.

Теперь уже практически официально главной и единственной задачей власти становится самосохранение. А главной опасностью — угроза внесистемных протестов, ибо внутри системы после 1 июля ничего нельзя поменять «по закону». И репрессивные практики (фальсификация любых выборов тоже, если вдуматься, репрессия — только против народного волеизъявления в целом, хотя можно и просто сломать руку журналисту прямо на избирательном участке, как это случилось с петербургским корреспондентом  «Медиазоны» Давидом Френкелем после встречи с полицейским) отныне становятся станлдартным прикладным инструментом защиты политического статус-кво.

Иными словами, если до 1 июля репрессии и произвол все-таки были отклонением от писаных правил, то теперь они становятся самими правилами. Потому что единственная задача существования государства по новому варианту Конституции - удержание у власти одного человека, которому можно все. А политические элиты непременно воспользуются этой вседозволенностью первого лица, распространив ее на себя. Поскольку прекрасно понимают, что отныне именно они теперь — единственная опора режима и даже отчасти сам режим.