Скандинавский феномен. Режиссер Максим Василенко о том, почему мы так любим шведские или датские сериалы.

 

Режиссер и сценарист Максим Василенко снял детективные сериалы на основе скандинавских оригиналов. Мрачная "сказочная" атмосфера, какой-то особый северный свет, общеевропейские реалии и захватывающий сюжет с неожиданной развязкой - вот, что отличает шведские или датские проекты. О том, как все это интерпретировать в наших условиях и почему нам так "заходят" запутанные северные истории, рассказал сам Максим.

Максим Василенко - режиссер-постановщик сериалов «Преступление», «Мост-2» и других игровых и документальных фильмов. Сценарист фильма «Пирамида» и сериала «Преступление». Ведущий телепрограмм «Живьем с Максом», «Времечко» и др. Лауреат российских и международных теле и кинофестивалей. 

- Ты снял нашумевшие сериалы по датско-шведским оригиналам – это «Преступление» и «Мост». Расскажи об этом.

- Так получилось, что я сначала проглотил целиком американский вариант «Преступления» и только потом заинтересовался датчанами – то есть тем, откуда это все вообще появилось. И через несколько месяцев продюсер Тимур Вайнштейн предложил мне поработать над русской версией. Я тут же согласился, потому что мне фильм (и американский, и датский) очень понравился. Обычно, когда смотрю фильм, я уже представляю, как его можно воплотить по-другому: «А я бы сделал вот так». Это, что называется, болезнь режиссера. В этих же фильмах ("Мост" и "Преступление") я дал себе раствориться. Там нет швов и непонятно, как сделано и даешь себя как зритель обмануть. И не вспоминаешь о том, что ты профессионал, что актеры стоят под светом, ходят по нарисованным режиссером маршрутам и выдают ряд заготовленных эмоциональных узлов, которые проговорены до съемки. Это просто вымывается и если фильм действительно хороший, то ты забываешь о том, как он сделан.

Я старался не думать о том, как проект воплощен у других авторов. Причем, мощнейших. Американскую версию «The killing», которая делалась по той же франшизе, адаптировал для американского и европейского зрителя Ник Пицоллато – один из лучших сценаристов. Который, собственно, сделал «Частный детектив». И соседствовать рядом с таким драматургом было непросто. Не говоря уже о том, что авторы скандинавского "Преступления" безукоризненно выплетали эти мрачные кружева расследования. Из-за чего, собственно говоря, весь сыр-бор, весь нерв, и мы любуемся этими сложносочиненными конструкциями. Потому что скандинавы – многовековые мастера рассказывать черные сказки. Поэтому всплеск интереса к такого рода нуару в сериальном продукте подогрет во всем мире. Это бренд.

Я гонял актеров в обоих проектах, чтобы они не заглядывали в планшет «а как там эта сцена снята у американцев или у датчан», поскольку это абсурд. Если ты увидишь однажды, как это воплотил твой американский коллега, ты уже не сможешь использовать те же приспособления, ты ограничен. Как в той притче об алхимике, который научился выделять золото из ртути по сложнейшей технологии, но которому при этом нельзя было думать о белых медведях.

То есть в таком случае этот акт становился по сути невозможным – потому что заставить себя не думать о чем-то и не принимать во внимание какой-то образ, мизансцену или монтаж практически невозможно. Невыразимо сложно вытеснять из головы изобразительные, актерские или режиссерские приемы, которые уже есть. Хорошо, что я порядком забыл и нарочно не пересматривал оригиналы впоследствии, чтобы иметь возможность изобретать на той же драматургической территории, не боясь скопировать что-либо. Поэтому мои фильмы получились абсолютно непохожими ни на датский, ни на шведский вариант.

- Что интереснее и что труднее – снимать фильм по совершенно новому сценарию или франшизу?

- Естественно я занимаюсь исключительно драматургической франшизой. То есть я не иду по пути подбора той же фактуры или персонажей. Или какого-то операторского выбора, или видеоряда определенного свойства, обработки картинки и так далее. Я все это изобретал заново. Опираясь только детективную историю. Что касается психологической правдивости характеров, взаимоотношений, мотивации поступков героев – тут пришлось все переписывать и я занимался этим в течение года изо дня в день. 

- Насколько можно вообще менять что-то в сериале на условиях франшизы?

- Возможны вариации финала, любые интерпретации внутри. Все это утрамбовывается продюсером и обсуждается с держателем лицензий. Если эти ребята чувствуют, что продукт интересный, даже если он драматургически от оригинала ответвляется, на это абсолютно запросто и с удовольствием идут. Там нет жесткача, что все должно быть слово в слово.

- То есть ради искусства готовы пожертвовать?

- Это не жертва, переносится общий смысл и задачи макромасштаба. А как и куда там герой пошел…Я даже вводил отдельных сквозных персонажей. Допустим, в «Преступлении» я ввел героя, который в оригинале упомянут, но появляется на одно мгновение, мимолетом. Это отец помощницы бизнесмена, баллотирующегося в мэры. Помощницу играла Шкирандо, а ее отца – Костолевский.

Ни американцы, ни датчане не развивали его в дальнейшем сюжете. Я сделал из него персонажа,  контролирующего ситуацию с выборами из Москвы, такого политического тяжеловеса – это вполне естественная картинка для российских реалий. Пришлось перекоммутировать все связи, перебрать всю палитру, конгломерацию героев и персонажей. Заново ее собрать и рассказать историю так, чтобы она была понятна и близка русскому зрителю. Но при этом я постарался сделать так, чтобы история была универсальной, говорила о тех вещах, которые работают вне конкретных узкосоциальных проблем сообщества, обозначенного в кадре.

Я принял решение снимать в Калининграде – потому что это «зона между». С одной стороны европейская архитектура, с другой – нечто надтреснутое, чуть поплывшее, облупившееся, с выпавшей черепицей, проросшими деревьями на крышах. Это Европа, да не Европа. И Россия, да не Россия.

В фильме нет пятиэтажек с объявлениями о сдаче внаем квартир, бабушек у подъездов, того среднестатистического быта, в котором существует большинство населения нашей страны. Между тем, это провинциальное по отношению к городам-миллионникам пространство. Это порт. И еще есть загадочное нечто там, за линией горизонта. И город живет этим загадочным, и постоянно ждет каких-то огромных кусков в виде многоэтажных кораблей, пришедших из-за моря, из-за того зазеркалья, которое так ощущается в портовых городах. И вот это все – европейская архитектура, темный кирпич – образовало некое вневременное пространство и почти внесоциальное. Хотя там существуют типичные русские типажи, понятные узнаваемые герои. Но они, на мой взгляд, - во всяком случае я старался так делать – конвертируемы и в другие культурные коды.

- Ты много всего снимал. Но вот эти оба сериала сняты по скандинавским оригиналам и, по-моему, подряд, да? 

- Да, но хотя они и шли у меня подряд, я очень старался делать их и стилистически, и драматургически разными. Они и жанрово разные!

- Сейчас бы взялся за новый скандинавский сериал или этот этап для тебя уже пройден?

- Иногда нужен перерыв, чтобы не застревать в нише и не обрасти каким-то однобоким взглядом этакой камбалы. И не стать таким узким специалистом по лицензиям. Но я бы все равно с удовольствием снял что-то на основе подобного драматургического материала.

- А чем ты занят сейчас?

- Как раз занят именно авторским фильмом, не связанным с лицензиями. Более того, он не связан с какими-то установленными жанровыми границами. Я начал с документальных съемок обычных итальянцев, закончив досъемками с участием российских актеров. Надеюсь, я не нарушил авторские права! Я часто такое делал - и в жизни, и в кино, но пока прокатывало. Я просто пытаюсь экспериментировать в «серой зоне», где пока еще ничего не понятно. Кино – искусство-то молодое все-таки. Есть слепые пятна, зоны, не разработанные жанрово, как ни странно это звучит. Хотя, казалось бы, снято уже все. Но все равно это не тысячелетняя история существования наподобие живописи, например.

 

- Это авторское кино или что?

- «Авторское кино» это некий шаблон, который четко определяет жанровые границы и представления зрителя о том, что это будет. «А, нудятина, с затянутыми кадрами!». Нет, я хочу удержаться на интересе широкой аудитории, но при этом, чтобы темы, которые поднимаются и способы их воплощения – актерского или изобразительного – были не очень привычными.

Название моей картины «Flight of the Queen» - фильм снят в Италии и России, он на английском языке, поскольку речь о транснациональном общении. Там участвуют и наши соотечественники, потрясающие актеры: Юрий Колокольников, Юлия Снигирь, Юлия Юденич.

- Скандинавские франшизы действительно очень популярны. Это только у нас так или по всему миру?

- У американцев «The killing», по-моему, входил по рейтингам то ли в пятерку, то ли в семерку лучших. Наряду с такими монстрами, как «Декстер», «Во все тяжкие». У моих фильмов тоже были очень хорошие цифры.

- Есть что-то, что отличает их от остальных? Это страсть к мрачным сказкам, к нуару?

- Там не только нуар, там и Кранах, и Босх, и все голландцы вместе взятые. Очень качественно созданный мир, работающий по своим законам, в своем чуть изломленном пространстве. Но при этом его нужно оживить, сделать реалистичным. Чтобы у зрителя не возникало ощущения условной сказочки. У американцев, например, по-моему, работает желание пощипать кончики нервных окончаний. Но при этом безопасно, через экран. А у нас те же вещи могут быть моментом простого узнавания. «А, ну да! Давеча у соседа случилось как раз то же самое». То есть принцип интереса совершенно разной природы. Здесь нет такого эффекта вымещения. Чарли Чаплин еще заметил, что когда на экране кто-то поскальзывается на банановой кожуре, всем смешно, потому что это произошло не с тобой.

Хотя безусловно приятно, когда на экране кому-то хуже, а ты - в безопасности, под тепленьким пледиком, наблюдаешь со стороны. Сочувствуешь, конечно, все равно, потому что мозгу-то абсолютно не важно – ты находишься в настоящей перестрелке или, эмпатируя, внедряешься в нее через экран. Поэтому в послевкусии – а мы же продавцы эмоциональных состояний и путешествий, даже больше, чем трансляторы смыслов – остается ощущение, что он с героями пережил нечто совместное. Хотя в его жизни не было соприкосновения с убийствами или детективной историей, сыщиками и погонями.

- Какие сцены были самыми яркими или трудными (психологически или технически)? 

- Я собрал такой исполнительский ансамбль, что потом уже только «стриг купоны». Просто повезло! Было собрано настоящее созвездие умных актеров, которым не все равно, что они делают. И они интеллектуально и эмоционально насыщали собой роли. Например, Андрей Смоляков в «Преступлении».

Его герой на заправке, сославшись на то, что ему нужно купить машинное масло, увиливает от жены, бежит в туалет рыдать по поводу умершей дочери, с опознания тела которой они едут домой. Но делает это не при жене, потому что ей и так очень тяжело. Я не знаю, кого актер оплакивал, какие у него механизмы и приспособления для этого, но мы сняли сцену с первого дубля. Он это сделал на четыре с половиной минуты, и то я еще сокращал. Но это был один бесшовный кадр. Мы стояли не шелохнувшись, чтобы только это чудо чудесное не прекратилось, чтоб не вырубился свет и вообще ничего технического не случилось. Потому что всем было понятно – второго такого дубля не будет, при всем желании и группы, и самого Смолякова.

Иногда сами ситуации или мизансцены диктуют какие-то вещи. Мы в таких пыльных подвалах тусовались во время съемок расследования, которое вели персонажи Павла Прилучного и Дарьи Мороз, что там и играть ничего не надо. Там рабочие, которые прокладывали кабель, и те ходили в респираторах. В кадре у ребят такие лица, что понятна атмосфера в этом подвале, где находят улики или труп.

- А когда ждать твой фильм "Flight of the queen"?

- Поскольку фильм снят в отсутствии продюсеров, нет четкого тайминга - не висит плита железобетонная и нет секундомера, я его пока полирую. Так что, пока все еще в процессе, но финал близок. Собираюсь сделать премьеру в этом году.