Сердце не камень. История издательства, которое спасло русскую литературу, но не дождалось от неё благодарности Спектр
Вторник, 07 мая 2024
Сайт «Спектра» доступен в России через VPN

Сердце не камень. История издательства, которое спасло русскую литературу, но не дождалось от неё благодарности

Карл Проффер, Фред Муди (редактор Ardis), Игорь
Ефимов (писатель, сотрудник Arids), Нэнси Беверидж Бирдсли (cотрудник Ardis), Иосиф Бродский. Фото предоставлено Special Collections Research Center. University of Michigan Library, Mart Foundation Карл Проффер, Фред Муди (редактор Ardis), Игорь Ефимов (писатель, сотрудник Arids), Нэнси Беверидж Бирдсли (cотрудник Ardis), Иосиф Бродский. Фото предоставлено Special Collections Research Center. University of Michigan Library, Mart Foundation

4 декабря в Риге в кинотеатре «Сплендид Палас» в рамках фестиваля АртДокфест состоится премьера фильма «Камень. Ножницы. Бумага». Этот фильм — киноисследование Анны Наринской и Антона Желнова, в центре которого судьба американского издательства «Ардис», оказавшего существенное влияние на несколько поколений читателей как в России, так и за её пределами. Сегодня этот опыт представляется особенно актуальным.

ARDIS — красивое имя в истории русской словесности. Похоже на название какого-то экзотического цветка или вечнозелёного кустарника, веточками которого принято украшать праздничные букеты. На самом деле слово «Ардис» было позаимствовано издателем Карлом Проффером у Владимира Набокова.  Так называлось в романе «Ада» имение главной героини, где разворачивались основные события. Владимир Владимирович был не против. Похоже, ему нравились и очкарик Карл, и его рыжеволосая ирландских кровей жена Эллендея — чудная молодая парочка американских славистов, вдруг с чего-то решивших, что именно они будут спасать великую русскую литературу, томящуюся в подполье безвестности и самиздата. Кажется, Набоков первый догадался, что речь идёт не о заурядном коммерческом проекте, а об очередной Американской Мечте. А эта Мечта на самом деле не обязательно только про деньги. Она про покорение новых вершин, про обретение свободы, про счастье состояться, взлететь, взорлить над унылыми буднями и собственной судьбой. 

Что из этого вышло, можно узнать из нового фильма Антона Желнова и Анны Наринской «Камень. Ножницы. Бумага», посвящённого легендарному издательству и его основателям.

Сразу скажу, что фильм получился грустный. Все давно умерли или уже очень старые. «Ардис» давно продан. Эллендея перебралась в Калифорнию со своим вторым мужем Россом. Тяжело больна её дочь Арабелла. Та самая маленькая девочка в белом, которая возникнет на любительской 16-миллиметровой пленке вместе со своим папой Карлом Проффером. Тяжёлый недуг, рано сведший его в могилу, достался дочери по наследству. Вообще по мере того как погружаешься во все эти грустные подробности, начинаешь осознавать:  всё, что связано с русской литературой, — это почти всегда какие-то страшные диагнозы, абьюзивные отношения, вечные склоки, обиды, неразрешимые проблемы.

Бедные Профферы, конечно, ничего этого не знали и знать не могли. Во время своих коротких визитов в СССР они видели перед собой несчастных, нищих людей, которым надо непременно помочь.

Кадры из фильма. Фото предоставлено Special Collections Research Center. University of Michigan Library, Mart Foundation

Хорошо представляю себе Эллендею в песцовой шубе и Карла в тулупе, которые отправляются в гости к Надежде Яковлевне Мандельштам в Черёмушки или к Иосифу Бродскому в коммуналку на Литейном проспекте в Ленинграде. О, эта вечная русская зима!  О, эта вечная дань всех заморских гостей — шелестящие пластиковые пакеты из «Берёзки» с блоками сигарет Marlboro или Camel, виски Johnnie Walker Red label! Что там было ещё?  Надо было спросить Эллендею.  По сути, она и Карл были посланниками из другого мира, «гостями из будущего», если воспользоваться ахматовской формулировкой. На них так и смотрели: люди с другой планеты. В ожидании их визитов проходил год, проходила жизнь.

Они сделали правильный выбор — начали с Осипа Мандельштама. Репринтный сборник стихов «Камень» оказался в основании их проекта. Это фундамент. «Ардиса» ещё не было, но «Камень» уже был. 

В дыму папирос Надежды Яковлевны Мандельштам (импортные сигареты она, как известно, не курила, предпочитая дымить «Беломором» — «дерьмом из братских могил» — это цитата!) Профферы разглядели своё будущее. Не рассчитали только одного: с мёртвыми классиками и их вдовами иметь дело гораздо проще, чем с живыми писателями.  Недаром лучшая книга Карла Проффера будет называться «Литературные вдовы России». Он не успел её закончить. И вышла она уже после его смерти, в 1987 году. Но образ одинокой вдовы, сберегающей из последних сил наследие убитого или давно умершего мужа-гения, — это главный символ великой русской литературы ХХ века, как себе её представляли американские слависты 70-х годов.

И в общем они не так уж были далеки от истины. Для большинства этих эпохальных женщин не существовало ничего важнее, чем увидеть напечатанными сочинения покойного мужа. Долг перед мёртвыми заставлял жить долго, а умирать с чувством исполненной миссии: сохранила, издала, спасла от забвения. Это и судьба Елены Сергеевны Булгаковой, и Надежды Яковлевны Мандельштам, и даже вполне благополучной по советским меркам Лили Юрьевны Брик…

Со всеми ими Карл Проффер общался, вёл доверительные, долгие беседы, выслушивал их вдовьи жалобы, вникал в наследственные дела. Они-то и были его главными спутницами и экскурсоводами в этом царстве мертвых, в Элизиуме кладбищенских теней, цензурных запретов и советских спецхранов.  

Карл Проффер. Фото предоставлено Special Collections Research Center. University of Michigan Library, Mart Foundation

Но, конечно, Профферов, как людей молодых, больше тянуло в мир живых. Сейчас понимаю, что, наверное, это был опасный шаг. Ведь они могли вполне ограничиться переизданием классиков или публикациями покойных эмигрантов. Тем более что 60% книг, выходивших в «Ардисе», были на английском языке и предназначались для американской университетской аудитории. Но Профферы решили постучаться в наглухо запертую дверь современного им андеграунда. И вот тогда началось всё самое интересное.

В фильме подробно рассказано, как запрещённые рукописи добирались,  издавались, как, минуя все таможни и обыски, они возвращались в СССР уже в виде крепких, хорошо сброшюрованных книжек, отпечатанных на отличной плотной белоснежной бумаге. Не забыта была и роль ЦРУ в дистрибуции этих книг.  В конечном счёте Карл Проффер стал невъездным. Визы в СССР он больше получить не мог. И тем не менее новые книги продолжали выходить

— Вы посмотрите, какая бумага! — восклицала Эллендея, гордо демонстрируя в кадре одно из изданий «Ардиса».

Мог ли обычный советский писатель-диссидент, привыкший к слепому набору печатной машинки «Оптима» или «Эрика», мечтать о такой полиграфии? Да никогда в жизни!

Книжки «Ардиса» — это, конечно, hand made эпохи разрядки. Их хотелось листать, трогать, нюхать, даже пробовать на вкус. Там всё было прекрасно, включая шрифт, обложки и старинный омнибус в качестве изящного экслибриса.  За этими книжками гонялись. Их выменивали на джинсы и западные виниловые альбомы. Их давали почитать на одну ночь. Что могло быть прекраснее ночи с книгой «Ардиса» в обнимку? Ничего! Кто не жил тогда, тому не понять.

Аня Наринская, одна из авторов фильма, очень даже уже тогда жила. Поэтому хорошо помнит, как загорались глаза у её мальчиков-ухажёров, когда она заводила их в кабинет к Анатолию Найману, где на полках стояли те самые книги.  Это был сильный ход, действовавший безотказно. Подробности этих визитов, как и их последствия, остались за кадром «Камня. Ножниц. Бумаги».  Всё-таки фильм больше про американскую жизнь, про то, что малоизвестно или спрятано от глаз российских читателей: маленькое издательство в скромной провинции в штате Мичиган, где-то на полпути к Детройту, столице американского автопрома. Одинаковые добротные дома. Небольшие зарплаты. Тяжёлая, трудоёмкая, утомительная  работа. Бесконечная канитель с налогами, счетами, платежами, правами… На самом деле песцы Эллендеи предназначались для совсем другой жизни. И надевала она их не так уж и часто. Знаю, что они с Карлом любили шикануть и останавливаться в дорогих отелях. Одна ночь в парижском «Ритце» — предел желаний и  возможностей. А так — трудовая, сложная жизнь. Ведь у них на двоих ещё было трое детей. 

Сергей Довлатов. Фото предоставлено Special Collections Research Center. University of Michigan Library, Mart Foundation

Русским писателям было недосуг вникать в эти детали. Многие так и не выучили английский язык, чтобы прочесть свои договоры. Но оставались при убеждении, что Профферы им недоплачивают. Они где-то прочли про гонорары Джона Апдайка и Филиппа Рота. Они знали, что Набоков ловит своих бабочек в Монтрё, а при этом ему капают шикарные роялти. Они потом все люто завидовали Эдварду Радзинскому, которого взялась издавать Жаклин Кеннеди-Онассис в престижном Doubleday. Они были уверены, что их книги достойны украшать списки первых бестселлеров Америки. А это забота прежде всего издателей! На самом деле «другие берега», куда они так дружно все стремились, обернулись для многих из них ничем не примечательным пейзажем Анн-Арбора, похожим на подмосковную Малеевку, и мучительными переговорами о деньгах, которых всегда было мало.

Авторы фильма стараются не слишком акцентировать меркантильные вопросы и обстоятельства. Тем не менее из песни слов не выбросишь. Героическая история Ардиса — это ещё и проигранная битва с советской ментальностью, когда все кругом тебе должны, все виноваты, а ты не должен никому ничего и не виноват ни в чём. «Они так и не покинули Россию», — скажет Эллендея, строго глядя в кадр, предпочитая при этом не называть конкретных имён.

Были и другие проблемы, которые прозвучали в фильме довольно глухо, но их отзвук легко отыскать в книге Карла Проффера: «Для нас оставшиеся после беседы разногласия так же нормальны, как соль на столе, но для русских неразрешённые противоречия зачастую означают дальнейшее молчание в телефонной трубке и конец взаимной откровенности. На смену терпимости пришло презрение, и хрупкие контуры свободного общества грозили распасться. Русские не хотели согласиться с тем, что самое незначительное в человеке — это его взгляды».

Наверное, прав был Василий Аксёнов, с горечью однажды признавший, что все его собратья по перу, как и он сам, родом из одного детдома. И никакая заграница исправить это уже не сможет. Вечно всем недовольные, обиженные дети, они смотрели исподлобья и ждали подвоха. Именно так выглядят писатели на конференции, устроенной «Ардисом» по случаю какого-то юбилея. Документальные съёмки сохранились и частично вошли в фильм. Тут и Бродский, и Барышников, и Довлатов. И, конечно, сам Карл Проффер, которому оставалось жить совсем немного. Именно в те дни случилось очередное обострение, и он узнал о новых метастазах.

Иосиф Бродский, Василий Аксёнов, Нэнси Беверидж Бирдсли. Фото предоставлено Special Collections Research Center. University of Michigan Library, Mart Foundation

Он не успеет дописать своих «Вдов», но закончит мемуары о Бродском. К тому времени их пути разошлись. Теперь Иосиф Александрович  предпочитал другую, несомненно, более влиятельную пару: Александра Либермана, бессменного директора глянцевой империи Conde Nast, и его экстравагантную жену Татьяну Яковлеву, ключевые фигуры светского и артистического Нью-Йорка тех лет. Профферы были для него давно перевёрнутой страницей. Они это знали, как и то, что никогда бы не смогли обеспечить своему бывшему протеже из Советской России тот уровень признания, известности и тиражей, на который он вправе был рассчитывать.

Уже после смерти Карла Эллендея была вынуждена показать его  воспоминания Бродскому. И реакция была оглушительной. И. А. пригрозил судом и полным разрывом всяких отношений. Пришлось убирать главу из уже готового набора. Потом они помирились. И Эллендея даже удостоилась приглашения в Стокгольм на торжества по случаю присуждения Бродскому Нобелевской премии. И. А. было важно её присутствие. Она тем самым как бы придавала легитимность его переходу из отверженных ленинградских поэтов в статус нобелевского почти что классика. Но на самом деле это и был главный официальный триумф подпольной, запрещённой, нелегальной русской литературы, на которую почти 20 лет без устали работал «Ардис».

И был ещё один триумф, о котором подробно рассказано в фильме и который я хорошо помню. 1987 год. Международная книжная ярмарка на ВДНХ. Стенд «Ардиса», оцепленный со всех сторон милицией. Ничего криминального! Просто очередь к стенду растянулась на несколько километров. Никакая охрана не справлялась. Казалось, ещё немного, и хлипкие пластиковые стены будут снесены под натиском книголюбов. Помню, что зайти туда можно было только на  15 минут. Люди, держа книги в руках, что-то лихорадочно переписывали себе в блокнот. Их гнали, они откладывали книгу и снова становились в длинную очередь. Это было какое-то стихийное помешательство. Теперь я знаю, как пахнет свобода. Это запах белоснежных новеньких книг «Ардиса», только вынутых из пачки. Их больше не надо было прятать, скрывать, опасливо заворачивать в газету. Они стояли на полке, гордые, прекрасные, ещё никем не читанные. Только дотянись!

Эллендея Проффер и Михаил Барышников. Фото предоставлено Special Collections Research Center. University of Michigan Library, Mart Foundation

«En ma fin est mon commencement» — «В моём конце мое начало». Когда-то Мария Стюарт, терзаемая плохими предчувствиями, вышила это изречение на парчовом покрове. Грандиозный успех на Московской книжной ярмарке означал конец издательской деятельности «Ардиса». Теперь все эти книги без проблем выходили огромными тиражами на родине их авторов. Из отверженных и запрещённых маргиналов эти авторы становились официальным истеблишментом. Многие из писателей тогда благополучно вернулись. Не знаю, с каким чувством они потом вспоминали городок Анн-Арбор, Карла и Эллендею Профферов. Недолгая эмигрантская ссылка в американскую глубинку? Транзит между Москвой и Нью-Йорком? Короткая передышка перед окончанием холодной войны?

В живых из авторов «Ардиса» мало кто остался. А те, кто мог бы поделиться своими воспоминаниями, почему-то не стали сниматься. Или их не позвали? Не знаю. Опять только вдовы.

Интересно: если раньше Эллендея Проффер была убеждена, что литература — это способ восстановить справедливость, то теперь, по прошествии многих лет, она считает, что литература существует только для одного — для утешения. Сегодня Эллендея говорит об этом подчёркнуто спокойным голосом. Свою миссию она выполнила. И теперь, как сказано в первой книге, которую они издали с Карлом, остаётся

Только детские книги читать,

Только детские думы лелеять,

Все большое далёко развеять,

Из глубокой печали восстать.

Премьера фильма «Камень. Ножницы. Бумага» состоится 4 декабря в Риге в кинотеатре «Сплендид Палас» в рамках фестиваля АртДокфест. Начало в 19.00.