Сандро Миллер. История фотографии XX века в одном лице

Новый выставочный сезон в Риге начался с экстравагантного и смелого проекта «Малкович, Малкович, Малкович…». Под крышей Национального художественного музея Латвии развёрнута впечатляющая выставка портретов знаменитого американского фотохудожника Сандро Миллера, где во множестве образов и исторических персонажей представлен выдающийся американский актер и режиссер Джон Малкович. По счастливому совпадению и сам фотограф, и его модель оказались вместе в Риге, благодаря чему открытие выставки стало одним из самых ярких событий художественной и светской жизни Латвии.

Накануне вернисажа в Национальном художественном музее Сандро Миллер выступил с лекцией. Он начал с того, что в 2014 году перенёс рак гортани. Публика в лектории, где проходила встреча с мировой знаменитостью, немного опешила.  Каких ещё откровений ждать дальше? На самом деле Сандро всего лишь хотел предупредить, чтобы мы не пугались, если в какой-то момент он вдруг начнет  сипеть, и что без бутылки Evian полтора часа лекции ему никак не выдержать. Впрочем, во время нашего разговора он закашлялся всего один раз. И тут же к нему бросилась его красавица жена Клод-Алин Назер-Миллер, чью нежную и неназойливую опеку чувствует каждый, кто так или иначе попадает в круг общения с Сандро. Красивая пара.   

Фотограф-экстраверт

По натуре Сандро — типичный экстраверт. Для фотографа, который всю жизнь снимает людей, это определяющее и наиглавнейшее качество. Чтобы тебе поверили и открылись, ты сам должен быть максимально распахнут. Чтобы кадр получился тёплым и живым, ты сам должен излучать энергию жизни. Недаром когда Сандро здоровается, он всегда смотрит тебе в глаза. И рукопожатие у него тёплое, будто каждый раз притрагиваешься к печке.

Ему 65. Типичный беби-бумер. Застал эру Кеннеди. Помнит, как убили Джона. В тот вечер по телевизору отменили детскую программу. Плакал, когда убили Роберта.  Знает, из какого окна стреляли в Мартина Лютера Кинга. Может перечислить все победы Мухаммеда Али, даже когда тот ещё был Кассиусом Клеем. Много лет спустя, когда они встретились, Сандро успел прошептать Али на ухо, какой тот великий и как поменял ему всю жизнь. Он так это сказал, что Али аж прослезился и сжал его в своих исполинских объятиях. В подтверждение этой встречи есть и фото Мухаммеда Али с закрытыми глазами. Лицо слепца перед самым главным боем жизни — с болезнью Паркинсона, — который он в конце концов, увы, проиграл. 

Сандро на самом деле не слишком жалует победителей. И совсем не любит, когда ему улыбаются белоснежными фарфоровыми зубами по американской привычке. Он любит людей с надломом, с тайной, иссечённых морщинами и ледяными бурями прожитой жизни. Один из его лучших проектов — о тех, кому за 90: «I’m 90 now». Возраст всегда проявляет характер и отсекает всё лишнее. 

Например, Сандро специально поехал на Кубу в поиске старых людей, на себе испытавших все радости построения социализма. На острове Свободы до глубокой старости дано дожить только избранным счастливцам. Хотя по ним, может, этого и не скажешь. Такие сморщенные, обугленные картофелины вместо лиц, когда даже уже не старость, а одна только дряхлость смотрит пустыми глазами в объектив.

— Вы не поверите, — рассказывает Сандро, — в поиске моделей для этих портретов я исколесил половину острова. Большинство из них прожили очень трудную жизнь, полную лишений. Но при этом я снимал портреты счастливых людей. В кубинцах чувствуется ген счастья, который отличает их от других латиноамериканцев. Они искренне радуются тому немногому, что у них имеется. Они никогда не унывают. Они не стесняются своих морщин и отчаянной бедности. Они и бедностью это не считают. Скорее какая-то счастливая необременённость бытом, недвижимостью, финансами, которые так заботят их западных сверстников.

Впрочем, и в благословенной Америке тоже попадаются типажи. Например, фотограф Барбара Крейн, с которой Сандро сделал целую серию портретов после мастэктомии.  Эти её фото с отсечённой грудью напоминают хроникальные кадры жертв Освенцима или Дахау.  Плоть, ставшая духом.  И только нежная улыбка освещает таинственным светом всё еще прекрасное женское лицо. 

Сандро волнуют эти метаморфозы, переходы, смены обличий и возрастов, игра в чужие маски и имиджи. И выставка, которая открылась в Купольном зале Национального художественного музея Риги, как раз об этом.

Игра в классиков

В качестве её главного героя выступает любимый актёр Сандро и его давний друг Джон Малкович. Актёр-хамелеон, многоликий Протей, прирождённый комедиант из породы священных чудовищ, Малкович может играть всех и за всех. И женщин, и мужчин, и исторических персонажей, и вымышленных героев. В проектах Сандро он нашёл себя, попеременно меняя маски Мэрилин Монро и Адольфа Гитлера, Пабло Пикассо и Сальвадора Дали,  Альберта Хичкока и Альберта Эйнштейна… Не выставка, а какая-то сплошная «Жизнь замечательных людей». Принципиальное отличие от знаменитой книжной серии — здесь один автор и один герой.

На самом деле Джон Малкович — гений фотографических преображений. Проект Сандро дал ему шанс прожить все эти великие жизни. При этом не надо было учить текст, подчиняться режиссёрским указаниям. Он просто надевал парик, приклеивал усы или нацеплял накладные ресницы. Лицо как холст. Рисуй что и кого хочешь!

Не может не умилять та увлечённость, с которой Джон и Сандро копируют классиков мировой фотографии. Перед нами не только исторические персонажи, но и их классические имиджи. По сути, Сандро попытался впихнуть в один проект «Малкович, Малкович, Малкович…» всю историю ХХ века.

— Трудно поверить, что этот проект сделал один человек. Сколько времени у вас на него ушло?

— От момента, когда мы решили это делать, до того, как стало понятно, что проект состоялся, прошло семь лет. Но этому предшествовали 18 месяцев поисков и подготовительной работы. Ведь все изображения сделаны без применения фотошопа. Это был наш выбор и принципиальное решение.  

— Почему вы решили, что именно Джон Малкович должен стать главным героем, способным объединить всех этих исторических персонажей?

— Не скрою, мы с Джоном были знакомы и прежде. Я рассказал ему о своём замысле. Потом у него нашлось несколько свободных дней. Он позвонил мне в Чикаго, где у меня студия, и мы решили начать на свой страх и риск. Первым был портрет Пабло Пикассо, снятый Ирвингом Пенном в 1957 году. Если честно, нам обоим захотелось немного развлечься. Это была в каком-то смысле затея на «слабо». А слабо тебе перевоплотиться в Пикассо, или в Че Гевару, или в Мерилин Монро? Со стороны больше походило на детскую игру.

— У вас был спонсор или, может, какая-нибудь галерея заинтересовалась вашим проектом?

— Нет, мы не хотели, чтобы наша затея становилась коммерческой историей. Не хотелось связывать себя никакими финансовыми обязательствами. Вообще все свои арт-проекты я предпочитаю делать на собственные деньги. Никогда не прибегаю к помощи разных фондов или поддержке спонсоров. Мне надо чувствовать себя абсолютно свободным. И Джону тоже!

— Как отразились на ходе работы ваши личные обстоятельства? Вы ведь как раз тогда тяжело заболели….

— Да, моя личная ситуация была довольно сложной. В 2011 году мне диагностировали рак. Пришлось немало времени провести в постели, пока я восстанавливался. У меня была полная возможность подумать о своей карьере и вообще о жизни. До этого времени всё у меня развивалось довольно бурно и вполне успешно. И в этом была не только моя заслуга. Я с благодарностью думаю о тех великих мастерах, которых вправе считать своими учителями, — таких как Ирвинг Пенн, Ричард Аведон, Анни Лейбовиц, Патрик Демаршелье… Мне захотелось сделать что-то вроде своего приношения им всем. Выразить им собственное восхищение и любовь. Но как? Просто взять и написать какие-то благодарственные слова в начале или на последней странице своего фотоальбома? Слишком банально. Так делают все. Я же поставил перед собой более сложную задачу — выбрать их самые яркие  образы, чтобы на этой основе сочинить и запечатлеть свой имидж. Нет, не просто копировать их манеру или стиль, но следовать духу их произведений, добиваясь абсолютного сходства. Как ни странно, этот проект давал мне надежду. Мне предстоял путь через очень длинный чёрный туннель, но где-то  впереди маячила фигура Джона Малковича и очередная фотосессия с ним. И сама перспектива нашей новой встречи наполняла мою душу светом, а жизнь, за которую я боролся, — смыслом.

— Хочу спросить о Джоне Малковиче. Какой он в работе? Любит ли он фотографию?

— Джон любит всё, что так или иначе связано с искусством и культурой. У него гениальное чутьё на прекрасное. Он выдающийся актёр, режиссер.  Прекрасно разбирается в музыке. Он создатель собственного бренда в одежде. Великолепный знаток тканей. Для меня Джон — образец Артиста в самом высоком смысле этого слова. Не знаю никого другого, кто бы так чувствовал свет, композицию, схватывал на лету твой замысел. Для меня он сам по себе идеальный объект искусства. Если бы сейчас сказали: у тебя больше не будет возможности снять ни одного актера в своей жизни, зато отныне ты будешь снимать портреты только Джона Малковича, — я бы искренне посчитал, что о большем подарке судьбы не стоит и мечтать.

Чёрный блюз

Впрочем, одним выставочным проектом «Малкович, Малкович, Малкович» творчество Сандро не исчерпывается. За ним множество других фотографических историй, сделавших его классиком и поставивших Сандро в один ряд с лучшими фотографами его поколения.

Это было понятно уже с самого начала, с первого его портфолио «Музыканты, играющие блюз» («Blue musicians»), которое он снимал в неполные 20 лет. Музыканты там у него все пожилые, чёрные, словно присыпанные антрацитовой пылью. Монстры джаза. Смотрят в объектив по большей части хмуро, недоверчиво, отстранённо. Чего от них хочет этот итальянец? Что ему надо? Но в какой-то момент выражение их лиц меняется. Они будто подпитываются то ли энергией Сандро, то ли собственной музыкой, звучавшей из динамиков во время фотосессии. Их мрачные лица светлеют. Глаза начинают весело сверкать. От мрачной безысходности не остаётся и следа. И тогда начинается джем сейшн, который режиссирует сам фотограф.

Или серия «Байкеры», ставшая абсолютной сенсацией, — чёрно-белый проект, навеянный воспоминаниями о знаменитом фильме Дениса Хоппера «Беспечный ездок». Именно эти портреты, снятые для журнала New Yorker, сделают Сандро национальной знаменитостью. Он до сих пор с придыханием произносит: «Семь миллионов!» Именно такой тираж был у журнала с его фотографиями. Или проект «Боксёры», где не было выдающихся атлетов или видных силачей. Одни худенькие мальчики в трусах до колен, выглядывающие из-под своих кожаных шлемов так жалобно и грустно, будто их сейчас увезут на убой.

Когда поют и плачут

Вообще Сандро очень чувствительный фотограф. Видно, что его легко разжалобить. Что он умеет сочувствовать чужому горю, но при этом никогда не забывает выставлять правильный свет. Это же какие надо иметь нервы, чтобы отснять портреты 27 женщин, только что потерявших своих сыновей! Большинство их убили в случайных перестрелках, пытали в полицейских участках, скосили шальной пулей только потому, что у них был чёрный цвет кожи… Остались матери. Они плачут, клянут судьбу, призывают своего чёрного Бога покарать белых убийц. Сам того не подозревая, Сандро предсказал общенациональное движение «Black lives matter».  

— Чикаго — сложный город. Здесь всегда были сильны расистские настроения. Ещё недавно людей убивали на улице только из-за цвета кожи. Это было в порядке вещей. Мне известны случаи, когда полицейские стреляли в молоденьких чернокожих ребят без всякого повода и причины. Их матери, пришедшие ко мне в студию, рассказывали мне чудовищные истории избиений, насилия, беззакония… Причём речь шла не о хулиганах, не о бандах уголовников, орудующих в опасных районах Чикаго. Речь о простых, скромных ребятах, чья вина заключалась лишь в том, что они попались на глаза белым полицейскими и вызвали у них подозрение. Невозможно было слушать эти истории без слёз на глазах. А когда матери, выплакав свое горе, не сговариваясь начали петь спиричуэлс, это было, наверное, одно из самых сильных и страшных мгновений, которые мне довелось пережить.  

Фотограф-провидец, фотограф-визионер, фотограф-шаман, умеющий так заглянуть вам в глаза и выбрать такую интонацию, что отказать ему невозможно. Это ведь тоже особый дар — располагать к себе, подчинять и добиваться невозможного. Сандро сам признаётся, что ему легче и вольготнее работать там, где боль и страдания. Он всё про это знает. И не боится смотреть несчастьям в глаза.

Почему-то в нашем разговоре Сандро вспомнил, как осенью 1964 года они вместе с мамой ждали отца. А тот всё не шел и не шел… Поздно вечером в дверь постучали двое мужчин в одинаковых плащах и шляпах. Они пришли с горьким известием: папа погиб в автомобильной катастрофе. «С этого момента моя жизнь уже не была прежней», — скажет Сандро. На самом деле эти две тени из его прошлого никуда не делись. Они всегда остаются за кадром. Сандро о них никогда не забывает, но старается не слишком часто смотреть в их сторону.

Что его сейчас больше всего волнует? Засилье серости на всех уровнях. Буквально во всех областях и сферах. И индустрия фотографии, увы, не является исключением, несмотря на успехи новейших компьютерных технологий.

— То, что мы сейчас наблюдаем, — абсолютное торжество посредственности, возведённой в культ. Я постарался исключить из своего обихода слово «mediocrities», но это не значит, что её нет в нашей индустрии. Сейчас все считают себя профессионалами. Но я-то знаю, через какие испытания надо пройти, чтобы заслужить звание фотографа. Это больше, чем профессия. Это образ жизни, которому ты должен подчинить всего себя без остатка. А мне то и дело встречаются молодые люди, которые сделали пару удачных снимков на айфон и считают, что достигли вершин мастерства. На самом деле фотография — это призвание. И ещё некое задание свыше, которое ты должен выполнить максимально добросовестно и честно. Что я и пытаюсь делать последние почти пятьдесят лет.

Выставка Сандро «Малкович, Малкович, Малкович: дань уважения мастерам фотоискусства» осуществлена при поддержке мецената Дмитрия Крупникова и продлится в Национальном художественном музее Латвии до 29 октября 2023 года.