«Россия — это не Путин». Михаил Лобанов о будущем левой российской оппозиции
15:30, 12.07.2023
Протестующие в Санкт-Петербурге. Фото: @REUTERS/Scanpix
Доцент механико-математического факультета МГУ Михаил Лобанов покинул Россию. Этому предшествовала долгая история преследования оппозиционного политика. Широко известен Михаил Лобанов стал в 2021 году, когда фактически выиграл выборы в Государственную думу по 197-му избирательному округу в Москве. Он победил на большинстве избирательных участков, но благодаря результатам электронного голосования мандат получил представитель «Единой России», телепропагандист Евгений Попов.
Лобанов активно продолжил свою общественную деятельность — вместе с единомышленниками создал платформу «ВыДвижение», для участия в новых избирательных кампаниях. Полиция задерживала доцента МГУ за то, что он вывесил на своем балконе транспарант «Нет войне» после начала российской агрессии против Украины. Затем летом 2022 года его отправили на 15 суток административного ареста по статье о дискредитации ВС РФ за посты в соцсетях.
В декабре 2022 года силовики не только обыскали его квартиру по делу, возбужденному против бывшего депутата Госдумы Ильи Пономарева, но и сильно избили политика. К тому же его вновь отправили 15 суток административного ареста по статье «о неповиновении сотрудникам полиции». В мае 2023 года в квартире Лобанова прошел повторный обыск, а 23 июня его признали иностранным агентом.
В интервью «Спектру» Михаил Лобанов рассказал, кто в Московском государственном университете сохранил честь и достоинство, чем он планирует заниматься в вынужденной эмиграции и каким видит возможное взаимодействие с украинскими единомышленниками.
Политик и преподаватель МГУ Михаил Лобанов. Фото из его телеграм-канала
- В последние дни вы часто попадали в сводки новостей. Сперва из-за истории с увольнением из МГУ, затем, когда покинули Россию и объявили о формировании новой политической структуры. Давайте начнем по порядку. Отъезд планировался давно или это было спонтанное решение?
- Само решение принималось быстро, но возможность отъезда обсуждалась с женой и единомышленниками почти год. Мы всегда считали, что если у нас есть возможность продолжать внутри России заниматься какой-то созидательной деятельностью — политической, общественной, просветительской — то стоит это делать, несмотря на риск.
При этом я прекрасно понимал, что в любой момент следующий административный арест может обернуться для меня СИЗО. До недавнего времени эти риски были сопоставимы с тем положительным эффектом от наших действий, от моего присутствия в Москве в публичном пространстве. Буквально неделю назад мы пришли к выводу, что теперь опасность резко возросла. Ситуация с моим увольнением из МГУ, уровень, с которого оказывалось давление на ректора Виктора Садовничего, продемонстрировали, что репертуар у силовиков закончился. Они теперь могут сказать: мы предупреждали, мы намекали, мы угрожали. Мы провели два обыска, спланировали третий, присвоили статус иноагента, выгнали из университета, а Лобанов наши сигналы игнорирует. Нужно его посадить, чтобы другим не повадно было.
В нашем понимании возбуждение уголовного дела — это был вопрос максимум нескольких недель. Понятно, что имелся вариант остаться в надежде, что дадут домашний арест, но это очень большой риск оказаться выключенным на месяцы или годы из политической жизни. В тот момент, когда участие в ней как никогда важно.
- Расскажите, пожалуйста, поподробнее о вашем увольнении из МГУ. Как я понимаю, очень по-разному проявили себя представители «главного вуза страны».
- 23 июня мне присвоили статус иностранного агента. В тот день произошёл мятеж Пригожина. Несколько дней внимание всех было привлечено к этому событию, но через неделю в МГУ начались постоянные совещания. Декана моего факультета Андрея Шафаревича стали выдергивать один проектор, другой, прикомандированный сотрудник ФСБ. Все они убеждали Андрея Игоревича меня уволить, поскольку есть такое указание «сверху».
Поскольку руководство факультета и кафедры заняло принципиальную позицию, что мое увольнение юридически никак не обосновано и они не будут расправляться с коллегой за его политическую и общественную деятельность, то эти разговоры продолжились в других кабинетах. С какого-то момента в них участвовал ректор, и стало понятно, что он этим процессом фактически руководит. Это не ситуация, когда Центр «Э» или ФСБ зашли через своих представителей на кого-то из проекторов и всё завертелось, а ректор находится чуть в стороне. Нет, это непосредственно шло через Садовничего, и он был поставлен перед выбором: либо он, либо я.
Обыск в квартире у Михаила Лобанова. Фото Sota_Vision/Twitter
- Такие высокие ставки были в этой игре?
- Он мне, конечно, сам этого не говорил, но информация дошла по цепочке. Я в университете давно не только преподаю, но и занимаюсь общественной деятельностью. У меня есть контакты в ректорате, в деканате, других университетских подразделениях. Коллеги, конечно, делятся со мной информацией. Для верхушки МГУ ситуация выглядела именно так.
- Как вы оцениваете юридические аспекты увольнения? В приказе ссылаются на законодательство про иноагентов, которое действительно запрещает людям с таким статусом преподавать в вузах страны.
- По закону об агентах мне запрещено заниматься преподавательской деятельностью в муниципальных и государственных учреждениях. 83-я статья Трудового кодекса, по которой меня уволили (по обстоятельствам, не зависящим от воли сторон) гласит, что в такой ситуации мне обязаны предложить другие вакансии. В данном случае, все имеющиеся в МГУ, по которым нет противопоказаний, чтобы я их занимал. Университет большой, там около 20 тысяч ставок. Далеко не все заняты. Есть много позиций, на которых я с моим уровнем образования и квалификацией, мог бы трудиться.
- И как могло бы выглядеть ваше новое трудоустройство в родном университете?
- На момент увольнения я находился в отпуске. Ближе к его концу мне могли бы предоставить список вакансий. Я бы мог на одну из них перейти и участвовать в конкурсе на научного сотрудника или старшего научного сотрудника. Такой вариант поддерживала моя кафедра.
Руководство факультета тоже считало это оптимальным выходом из сложившейся ситуации и для меня, и для кафедры, и для университета. Но грубое давление извне было оказано с целью меня вообще уволить из МГУ.
Я думаю, что Виктор Садовничий прекрасно понимает, что эта история бьет по университету. Мехмат, благодаря позиции своего руководства, в каком-то смысле свою репутацию сохранил. Они сделали все возможное, хотя некоторые руководители и пострадали. Слава богу, не сильно.
Репутация МГУ стала жертвой тех, кто навязал его руководству это решение.
Отмечу, что я был уволен приказом исполняющего обязанности ректора. По стандартной процедуре документ должен был подписывать декан. Он, как и всё руководство факультета и кафедры, отказался в этом участвовать и сделала всё возможное, чтобы донести до начальства — меня увольнять не стоит. Это неправильно и юридически не обосновано. Тогда решили меня уволить через голову факультета.
- Теперь вы политический эмигрант и уже объявили, какие цели поставили перед собой, покинув родину. Первая — создание новой лево-демократической структуры или коалиции, которая могла бы принять участие политической трансформации России. Я правильно понял Ваш пост в социальных сетях?
- Глобально, да. Конечно, ни в коем случае не идет речь о строительстве партии вождистского типа. В последние месяцы у нас с единомышленниками было много разговоров о будущем этой структуры. С одной стороны, она сама по себе должна быть демократичной, с другой стороны, эффективной, с набором конкретных проектов и действий, в которых могли бы участвовать тысячи, десятки тысяч людей, ориентированных на участие в событиях внутри России.
Обыск в квартире у Михаила Лобанова. Фото Sota_Vision/Twitter
- Вы считаете, что в ближайшем будущем у гражданских активистов в России появится возможность для какой-то более активной работы?
- Конечно, сейчас, находясь в России, создавать какие-то массовые политические структуры невозможно. При этом даже в текущей ситуации в стране происходят социальные протесты. В последние месяцы люди организовали забастовку на одном из рудников, пытались остановить конвейер на одном из автомобильных заводов.
Проводятся акции, связанные с мусорными полигонами. Это все важные вещи, которые из-за рубежа не очень видны. Поэтому одной из задач нашей новой структуры будет информационное сопровождение акций солидарности с этими протестами, борьбой простых людей за свои права.
Необходимо показывать в других странах, что Россия — это не Путин и его окружение, подчинившие себе безмолвное большинство, которое либо живет в страхе, либо поддерживает происходящее. Сейчас очень важно продемонстрировать, что в России есть богатая насыщенная социальная жизнь.
Да, она не слишком заметна, фактически ушла в подполье за последние полтора года, но она есть. И в российском обществе есть запрос на коллективное солидарное действие, на трансформацию. Важно, чтобы информация об этом звучала. Возможно, она подтолкнет зарубежных политиков или их избирателей, которые могут надавить на своих избранников, искать выход из нынешней ситуации не в том, чтобы отгородился высокой стеной от всей этой страшной непонятной «пустыни», где живут покорные люди, над которыми властвуют Путин.
Может быть, опираясь на эту информацию, западные политики сформулируют какой-то набор предложений, учитывающих интересы 140 000 000 людей, находящихся внутри России и тех, кто был вынужден уехать.
- На данный момент вектор на изоляцию России и возложения ответственности за войну с Украиной на всех россиян преобладает. Вы думаете, можно переломить эту тенденцию?
- Нам необходимо донести до всех, что могут возникнуть условия, когда россияне построят управление обществом совершенно на других принципах, нежели Путин. Естественно, если это почувствуют политические силы в Европе и в остальном мире, а нам удастся договориться с ними выработать предложения, ориентированные не на Путина, не на олигархов, а именно на тех людей, которые сейчас России пытаются что-то делать, то они увидят выход из тупика. Это важно и для тех, кто последние 20−30 лет в нашей стране устранился от общественных процессов и занимается своей частной жизнью. Если они услышат важные для себя вещи, то могут изменить свою позицию.
Сейчас многие россияне такого выхода из сложившейся ситуации не видят. Им говорят, что если не Путин, если не победа, то тогда неизбежен распад России. Должны быть озвучены и проговоренные послания, что никто не собирается ничего разваливать на части. Наоборот, в интересах безопасности всего мира, чтобы страна с ядерным оружием не распадалась. На мой взгляд, было бы правильно озвучить, что никто не собирается заставлять простых россиян выплачивать репарации для восстановления инфраструктуры Украины.
Это должно быть сделано за счет тех российских и зарубежных корпораций, которые последние 20 — 30 использовали режим Путина для получения прибыли.
- Сейчас вы назвали второй пункт своей программы, который касается необходимости контактов с «прогрессивными силами в других странах» ради определения формирования «набора предложений, гарантии для простых людей, как в России и Украине». Для этого требуется диалог не только с политиками в европейских странах, но и в самой Украине. Реальны ли сегодня и в ближайшем будущем хоть какие-то взаимоотношения между российскими и украинскими политиками?
- Я думаю, что это очень сложный вопрос. Естественно, в Украине есть люди, которые смотрят на всё происходящее примерно через ту же оптику, что и мы. Конечно, они однозначно оценивают политику Кремля, как агрессию, выступают за сохранение суверенитета Украины и против территориальных уступок РФ.
При этом они думают про послевоенное устройство Украины, сможет ли общество переварить новый всплеск национализма, который естественным образом возникает при внешней угрозе, при «сплочении вокруг флага». Они задаются вопросом, как в будущем будут учитываться интересы наемных работников, самых бедных слоев, то есть большинства населения. Не будет ли в перспективе отражение внешней угрозы использоваться только в интересах старых олигархов или новых групп господства в экономике? Такие люди есть, и, насколько я знаю, они потенциально заинтересованы в диалоге. Это будет не просто. Мы с понимаем относимся у тому, что украинское общество очень накалено, но этот диалог необходимый, и я уверен, что он точно начнется.
- Кто в Украине может стать вашим партнером в рамках такого диалога?
- Есть организация «Социальных Рух» — левое политическое объединение. Оно довольно заметно в последние полтора года. Они взаимодействовали с зарубежными левыми, высказывали позиции, которые, на мой взгляд, выглядят вполне здраво. Им удается занимать позицию, которая, с одной стороны, не отторгается украинским обществом, а с другой — оставляет перспективы для выстраивания взаимодействия с целью найти решение в интерес и украинского народа, и россиян.
С политическими силами в других странах, конечно, проще. Набор предложений, о котором я говорил, это безусловно интернациональная повестка, учитывающая интересы не крупного бизнеса и политических элит, а интересы простых людей в России, Украине, и в других странах, так или иначе вовлеченных в конфликт, спровоцированный Кремлем.
Исходя из исторического опыта и идеологических концепций, которые имеются у разных политических партий, мы возлагаем надежды, прежде всего, на левый фланг. Конечно, сейчас левые партии в первую очередь зациклены на постоянные выборы в своих странах, но у рядовых активистов и даже их функционеров есть подходящий бэкграунд. Они тоже обсуждают, как должен строиться мир. В их мировоззрении присутствует сильная идеологическая интернациональная составляющая. Найти с ними общий язык будет проще левым политикам из России.
Сложно представить, как, например, Гарри Каспаров будет общаться с довольно радикальными левыми в Европе или в Штатах.
- Раз уж речь зашла про ваших коллег по политической эмиграции, то с кем из них у вас возможен альянс?
- Я не хочу противопоставлять то, что делаю и планирую делать дальше, остальным оппозиционным проектам, инициативам и активностям. У нас в стране есть разрыв между запросом на борьбу за преодоление вопиющего неравенства (левой повесткой) и тем, что большая часть публичных лиц в российской политике имеют правые взгляды. Часто это замечательные люди, которых нельзя упрекать за их убеждения. У них есть взгляды, они их отстаивают.
Сегодня каждый, кто выступает за окончание этого кровавого ужаса, заслуживает уважения. Поэтому я не собираюсь себя кому-то противопоставлять. Возможно взаимодействие с самыми разными политическими группами, особенно в рамках конкретных компаний и проектов. В последнее время часто возникает вопрос, а не нужно ли объединить всю российскую оппозицию в единое целое, независимо от всех противоречий.
- Как раз хотел спросить, что вы думаете по этому поводу?
- Подобное объединение без конкретной кампании никакого смысла не имеет, а негативный эффект был бы. Объединение вокруг определённых проектов может быть плодотворным. Естественно, если возникнет ситуация с какой-то общественной кампанией по конкретному вопросу, будет необходимо координироваться. Если вдруг возникнут какие-то выборы, на которых у кого-то будет хорошая идея, как их использовать в интересах общества, то для этих выборов нужно будет объединять усилия.
Есть очень большая часть российского общества, которой сложно найти общий язык с правыми политиками, а левых в России пока еще мало. Не пропорционально мало по отношению даже к той левой активисткой среде, которая разрасталась все последние 15 лет и в значительной степени уже борется за гегемонию в академической среде.
В 2021 году одним из факторов, который побудил нас пойти на выборы в Государственную думу, было то, что в обществе ощущался значительный запрос на левую демократическую повестку. Плюс сформировалась среда левых активистов, которые не представлены в электоральной политике. Наша ставка сыграла. Тенденция продолжается, поэтому я постараюсь внести посильный вклад в появление организационных сетей, деятельность которых будет направлена непосредственно на ситуацию внутри России.
- Вы уже упомянули, что свой отъезд обсуждали с соратниками в Москве. Какие проекты они продолжат реализовывать без вас?
- У нас есть некое разделение на то, что я делаю сейчас, и то, что делалось до моего отъезда. Всё, что функционировало ранее, сохранится. Это проекты и инициативы, которые еще реально делать внутри России. Продолжает работу платформа «ВыДвижение». Я, по понятным причинам, сейчас не смогу активно принимать участие в её деятельности, но структура функционирует.
До того как я уехал, «ВыДвижение» организовало школу активистов, в ней сейчас идет второй модуль. Это очень важный и долгоиграющий проект, в рамках которого через просвещение, обсуждение, семинары проходит знакомство с людьми, близкими нам по взглядам. Это важная долгосрочная работа, хотя она и не несет никакой непосредственной угрозы режиму здесь и сейчас. Надеюсь, её не пресекут, поскольку школа никак не будет связана с теми переговорами, которые я буду вести за рубежом.
- Вы с соратниками до отъезда рассматривали возможность участия в каких-то избирательных кампаниях этой осенью?
- Мы изучали возможность участия в московских мэрских выборах, но там «всё закатано асфальтом». Все возможности поступиться к этой кампании власти купировали. В остальных выборах в этом году мы как платформа принимать участие не намерены. Наша помощь кандидатам может быть эффективной, когда кандидатов много. Выборов в крупных городах, где бы выдвигалось большое количество людей, близких нам по взглядами, мы не видели.
Поэтому отдельных кандидатов из разных регионов консультируем, но те вещи, которые использовали в 2021−22 гг., в этот раз не разворачивали. Посмотрим, может быть, у кого-то ещё появится идея, как использовать мэрские выборы для развития общественного движения.
