2022 год начинался в России в тревожном ожидании реакции западных держав на российские предложения о заключении договора по безопасности, воспринимавшиеся большинством экспертов как ультиматум Кремля США и НАТО. Надежды на то, что Североатлантический альянс откажется от перспектив возможного расширения, а Соединённые Штаты и их давние союзники выведут войска и военные базы из стран, вступивших в НАТО после 1997 года, были невелики — но предполагалось, что какие-то договорённости могут быть достигнуты ради сохранения мира на границах с Украиной, где Россия, по официальной версии, для проведения учений сосредоточила крупную военную группировку. Однако сейчас, почти полтора месяца спустя, открывается картина радикального внешнеполитического фиаско, на которое Кремль обрек себя совершенно сознательно и без всякого внешнего давления.
Разумеется, НАТО отказалось принимать на себя какие-то обязательства в связи с пожеланиями России — и поступило совершенно правильно. Принцип неделимости безопасности, на который ссылалась и ссылается Москва, в данном случае малоприменим — чтобы требовать от соседей гарантий безопасности, нужно прежде всего доказать наличие угрозы. Между тем, не молдавские дивизии с 1992 года расквартированы в России, и не грузинские военные с боем прорывались в 2008 году на Ставрополье; не Украина захватывала Новороссийск и поддерживала сепаратистские движения в российских казачьих регионах; и не поляки с литовцами доставляли беженцев, пытающихся смести пограничников, закрывающих им путь в лукашенковско-путинский рай.
На Россию с 1991 года никто не нападал. В единственной войне, с которой нашей стране пришлось столкнуться — чеченской — на территорию Российской Федерации не заезжали на танках заблудившиеся натовские военные, отправившиеся было на отдых в Грузию. И поэтому сама постановка вопроса о том, что Запад должен гарантировать безопасность Путину, умиляющемуся над формулировкой о том, что «границы России нигде не заканчиваются», обрекала кремлевский проект на неудачу.
Удивительным, на мой взгляд, было другое обстоятельство. За последние годы Москва собрала целый пакет — если не чемодан — геополитических козырей: те же российские войска в Приднестровье и сам марионеточный тираспольский режим; накладные и коррумпированные квазигосударства в Закавказье; криминальные ДНР и ЛНР. Создав вокруг себя большой набор таких клиентов и поддерживая в потерявших их странах состояние, давно уже названное «управляемой нестабильностью» (см. Кузнецова, Екатерина. «Ближнее зарубежье: все дальше от России» в: Россия в глобальной политике, 2004, т. 2, № 5, сентябрь-октябрь, сс. 136–149, — прим. автора), Россия «держала на крючке» три постсоветских государства, наиболее активно стремившихся в НАТО и ЕС. Очевидным вариантом действий в такой ситуации был размен: вывод российских войск из Южной Осетии и Приднестровья, отказ от признания независимости отколовшихся от Грузии территорий, Приднестровья и донбасских «республик» и согласие с полным восстановлением суверенитета Молдовы, Украины и Грузии над оспариваемыми территориями. В обмен на это вполне можно было требовать, чтобы не НАТО отказалось расширяться на Восток, а правительства всех трёх стран выступили инициаторами соглашения между собой, НАТО и Российской Федерацией о гарантированном сторонами их нейтральном статусе на, скажем, 49 лет. Возвращение территорий было бы достаточным бонусом за утрату «натовской мечты» — тем более что тройственный договор и нейтральный статус гарантировали бы безопасность соседей России. Такая ситуация могла вывести за скобки вопрос о Крыме и способствовать началу в качестве отдельного трека переговоров по сокращению вооружённых сил по обе стороны нового «коридора безопасности».
Однако Россия предпочла, живя в плену мифов о собственном величии, не «зафиксировать прибыль» в очень удачный момент, а пытаться склонить Запад к уступкам, используя лишь аргумент о том, что она может нанести ему и его союзникам значительный ущерб. Иначе говоря, самим своим подходом Россия указала на собственную недоговороспособность — и ответы на её предложения стали тому свидетельством.
Более того, похоже, мы увидели пока только начальную фазу развертывающейся истории. Запад нашел два варианта ответа Москве: с одной стороны, санкции, с другой — наращивание военной мощи в Европе. Санкции, на мой взгляд, не являются сейчас особо опасным оружием: хотя в России уже начинают отрабатывать ответы на них, как в советские времена отрабатывали эвакуацию в убежищах в случае ядерного нападения, реальность их введения не выглядит убедительной. Большинство предложений рассчитано на то, чтобы быть примененными в случае российской агрессии против Украины, которая выглядит маловероятной по причине очевидности высокой степени ответственности за начало открытого межгосударственного конфликта; и, к тому же, западный бизнес уже сейчас откровенно говорит о нежелательности новых ограничительных мер в отношении Москвы.
Однако ремилитаризация Центральной Европы и последовательное вооружение Украины выглядят намного более реальным — и уже реализующимся — сценарием. Несколько тысяч американских военных только что прибыли в Европу, а транспорты с оборонительным вооружением приземляются в Борисполе всё чаще. Опять-таки, все эти меры не снижают безопасности Российской Федерации («Джавелины» — не «Томагавки»), но они наносят весьма чувствительный удар по кремлевскому самолюбию — ведь вся операция замышлялась ради достижения совершенно противоположных целей.
Однако и этим дело не ограничивается — есть еще два момента, которые в ближайшем будущем станут определять российскую политику на западном направлении.
Во-первых, это необходимость продолжения диалога по «инициативам по безопасности». Ответ НАТО, предельно категоричный, не предполагает какого-то дальнейшего общения, однако ответ Соединённых Штатов оставляет довольно много «зацепок». Американцы понимают безопасность так, как ее и следует понимать — как систему взаимного контроля над возможными угрозами, комплекс мер по ограничению вооружений и создание механизмов мониторинга арсеналов сторон. Российская сторона трактует безопасность так, как ее не понимали даже советские вожди — как систему зон влияния и «красных линий» (последние сложились в Европе по итогам Второй мировой войны, но, если я правильно помню, никогда не были предметом обсуждения [за исключением быть может, переговоров по Западному Берлину]). Даже в СССР безопасность понимали как контроль за вооружениями, так как осознавали условность границ, через которые полетят ракеты (замечу, что даже вполне себе «имперцы», но советского розлива, понимают это и сейчас — что подтверждается открытым обращением В.Ивашова к российским властям, с которым любой вменяемый военный может только солидаризоваться). Но именно с ответом на американские предложения в Кремле и на Смоленской площади сейчас, судя по всему, возникают серьезные затруднения — а он представляется настоятельной необходимостью.
Во-вторых, сама логика российских предложений исходила из того, что Украина (а также по умолчанию Молдова, Грузия и в некоторой степени Беларусь) являются, как выражаются многие западные эксперты, in-betweens территориями, разделяющими «Европу» и «не-Европу», то есть Россию. Сама попытка вести переговоры об Украине без ее участия указывала именно на такое понимание ситуации (дополнительным «обоснованием» можно считать рассуждения о «русском мире» и «историческом единстве русских и малороссов украинцев»). Однако именно вскоре после запуска «диалога» оказалось, что территории, разделяющие Россию и Европу, неожиданно стали обретать собственную политическую субъектность. Как я и предполагал два года тому назад, на эти пространства стала посматривать ищущая своего нового места в Европе Великобритания (предложившая сейчас довольно странную, но все же показательную концепцию британско-польско-украинского союза).
Не менее тревожащим выглядит и оживление Турции, которая имеет долгую имперскую историю в черноморском регионе и пытается сейчас находить рычаги влияния во многих частях постсоветского пространства. Визит Эрдогана в Киев, состоявшийся чуть ли не на следующий день после приезда Джонсона, также является своего рода «чёрной меткой» для Москвы, особенно если учесть, насколько эффективной была роль Турции в недавнем разгроме ключевого российского союзника в Закавказье — Армении. Следует также заметить, что британско-турецкий союз на Черном море непроизвольно воскрешает в памяти политическую конфигурацию перед началом Крымской войны 1853−1856 годов, закончившейся для России не слишком успешно.
Подводя итог, можно повторить: Россия умело загнала себя в угол, имея при этом изначально хорошие козыри для большого геополитического размена. Сегодня Москва оказалась в ситуации, из которой нет пути «вперед» — танковыми колоннами на Киев (такое решение чревато не только огромными внешнеполитическими издержками, но и серьезными жертвами, и, самое главное, вполне вероятным военным поражением, за которым последует обрушение внутриполитических скреп и конструкций). И нет пути назад (просто забыть о декабрьском ультиматуме означало бы серьезно подорвать престиж кремлевского руководства внутри страны, да и стать полноценной «хромой уткой» в мировой политике). России придется вступить в переговоры с западными державами, но вовсе не по тем вопросам и не с тех позиций, как бы ей хотелось — и переговоры эти будут сконцентрированы вокруг тематики контроля за вооружениями, а не за территориями.
В итоге будут подписаны ничего не значащие документы, которые российские пропагандоны объявят «новым Потсдамом», но при этом Украина лишь укрепится в намерении двигаться на Запад, усилится в военном отношении и, пусть и не вступив в НАТО, станет важным элементом потенциального британско-украинско-турецкого союза, который превратит in-betweens в серьезного регионального игрока. Москва же продолжит получать счета на содержание постсоветских псевдогосударств и платить пенсии своим новоявленным гражданам, единственная польза от которых — голосование за Путина на выборах, значение которых и так давно стремится к нулю…