19 декабря 39-летний уроженец Подольска Евгений Манюров устроил стрельбу у главного штаба ФСБ на Лубянке. Два человека погибли, еще пять получили ранения разной степени тяжести. Манюров был застрелен бойцами спецназа в ходе спецоперации. Следственный комитет России начал расследование уголовного дела по факту посягательства на жизнь сотрудников правоохранительных органов. Несмотря на то, что мотивы преступления кажутся личными (Манюров недавно был уволен из ЧОПа, где его начальниками были бывшие сотрудники ФСБ; возможно, у него были и другие причины ненавидеть силовиков), вероятность того, что произошедшее является терактом, пока нельзя полностью исключить.

 В беседе с корреспондентом «Спектра» бывший офицер оперативного отдела международного управления израильской полиции, эксперт по вопросам безопасности Сергей Мигдал рассказал о том, как подобные инциденты предотвращаются на Западе, какие выводы ФСБ может сделать из случившегося, и могут ли российские силовики защитить себя и граждан в случае теракта. 

- В настоящее время дело расследуется по статье «нападение на сотрудников правоохранительных органов», но были спекуляции на тему того, что оно может быть классифицировано как теракт. Можно ли стрельбу на Лубянке назвать терактом? Как это вообще определяется?

- Вопрос классификации преступлений — это вопрос российского законодательства. Но если говорить о сути, то террорист совершает свои действия, то есть, нападение на сотрудников правоохранительных органов, на полицейских, на простых граждан какой-то страны или какой-то национальности, как средство выражения политической или идеологической линии. Для продвижения идей своей организации, для наведения страха и ужаса на население или давления на правительство страны или ее органы, принимающие решения. Чтобы классифицировать произошедшее, как терроризм, должны присутствовать именно эти элементы. А если этот стрелок был просто зол на чекистов из-за того, что они его как-то обидели, то это, конечно, никакой не терроризм, а чисто уголовный случай.

Эксперт по вопросам безопасности Сергей Мигдал. Фото из личного архива

Я рекомендую подождать предварительных результатов следствия. Сейчас я слышу всяческие спекуляции, начиная от того, что стрелок был активистом движения НОД, и вплоть до того, что он был связан с какими-то арабами, с которыми он познакомился, когда работал в посольстве Объединенных Арабских Эмиратов. Мое личное ощущение — вряд ли это классический исламский или чеченский террор. Но пока судить рано.

- В западных странах, когда происходят такие события, встает вопрос об ограничении ношения оружия.  

- В Европе в большинстве стран тяжело приобрести нарезное оружие, за исключением Швейцарии и еще нескольких стран. Охотничье оружие тоже находится под жестким контролем. Такие ограничения часто вводятся именно после резонансных случаев расстрелов — например, после событий в Данблейне в Шотландии власти наложили полный запрет на владение нарезным оружием В Австралии и Новой Зеландии тоже ужесточили эти правила, хотя это традиционно были страны, где люди живут вблизи дикой природы, охотятся, и долгое время там было (разрешено) свободное ношение. Сейчас в этих странах действуют очень жесткие программы по изъятию оружия у населения. В Австралии это произошло после того, как один сумасшедший проник в школу и убил множество людей. В Новой Зеландии — после  террористической атаки в Крайстчерче. Возвращаясь к вашему вопросу, действительно — если существует практика легального владения оружием, очень тяжело не допустить того, чтобы оно попало в руки психически неуравновешенному человеку. Мы много таких примеров видим в США.

Полицейский патруль на улице Нью-Йорка. Фото EPA/JASON SZENES/Skanpix/LETA

- Разве для работы в частных охранных предприятиях Манюров не должен был проходить психологическое освидетельствование?

- В России? Не думаю, что за этим так строго следят. Во главе ЧОПов как правило стоят бывшие работники полиции и спецслужб, у них отличные связи в МВД, ФСБ, и это очень сильное лобби. Поэтому они, как правило, успешно отражают любые попытки усиления регуляции оружия — иначе им просто станет сложнее делать бизнес, находить кандидатов на работу.

- Свидетельствует ли произошедшее в Москве о несостоятельности органов безопасности? Вооруженный человек практически попал в здание приемной ФСБ, устроил стрельбу в самом центре столицы, около главного здания Службы на Лубянке. Там же камеры и охрана повсюду. Или такое может случиться где угодно? 

- Это может случиться где угодно — но именно поэтому особо важные объекты, организации, центры принятия решений должны охраняться так, чтобы в них было трудно зайти. Лубянка в этом смысле проблематична. Это штаб-квартира ФСБ в самом центре Москвы, с общественной приемной, любой человек может туда зайти.

В 1993 году был подобный случай в США: пакистанец по имени Мир Кази приехал на машине к штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли, открыл из автомата огонь, убил двоих и ранил еще нескольких, и уехал. Он оказался членом «аль-Каиды», его поймали уже после 11 сентября пакистанские власти и передали США. Но ЦРУ сделало работу над ошибками, и теперь к Лэнгли так просто не подъедешь: за километр от самого здания установлен КПП с охраной в касках и бронежилетах, за бронированным стеклом, с автоматами. И стальные барьеры, которые невозможно сломать даже грузовым транспортом.

Но в Лэнгли это можно сделать, потому что он в лесу, в пригороде Вашингтона. Как это сделать на Лубянке? Перекрыть центральные улицы вокруг штаб-квартиры ФСБ? Поставить КПП? Я не думаю, что это возможно в центре Москвы. Такие же проблемы существуют и в других странах. Я сейчас нахожусь в Лондоне, и буквально два года назад здесь был теракт на входе в Парламент. Террорист, поклявшийся в верности «Исламскому государству», вооружился мачете и сначала задавил несколько человек на мосту Вестминстер. Потом врезался в столб у бокового входа в парламент, вышел из машины с этими ножами и побежал к воротам, которые были открыты и где не было вооруженной охраны. И вот в пяти метрах от входа его застрелил случайно оказавшийся там охранник члена парламента Майкла Фэллона. А что, если бы его там не оказалось? И это произошло в Лондоне! Теперь, конечно, въезды в парламент гораздо лучше защищены — задним умом все крепки.

Вид на здание Британского Парламента. Фото REUTERS/Skanpix/LETA

Вывод из того, что произошло в Москве: конечно, можно усилить охрану, явно она была никакая, если преступник смог вот так к двери подойти. То есть, он не смог пройти вовнутрь здания  — там охрана, очевидно, есть, но нужно продумать, как усилить ее снаружи. И потом, только через полчаса стрелка нейтрализовали.

Я участвовал в подобных операциях, и большую часть критики действий оперативников я считаю несправедливой. Ты приезжаешь на место, ничего не понятно, темно, все стреляют. Главная опасность в такой ситуации — не попасть по своим.

- Есть информация, что так и случилось.

- Поэтому должен быть какой-то офицер, который возьмет на себя ответственность, перекроет улицы, и так далее. Мне сложно осуждать, потому что в темноте действовать очень непросто. Это же не кино, люди в состоянии стресса, многим страшно. Тем не менее, прошло очень много времени, пока приехал спецназ. И вот это мне не очень понятно. Дело происходит в центре Москвы.

Все, конечно, познается в сравнении. Одиннадцать лет назад террористы три дня терроризировали Бомбей: захватили гостиницы, напали на еврейский центр, полицейский участок. Только на второй день в Бомбей из Дели полетел их главный спецназ Black Cats. Оказалось, что в Мумбаи, городе с 20 миллионами населения, не было полицейского спецназа. Лично начальник полиции Бомбея погиб в борьбе с террористами.

Обратный пример — маленький Израиль, где в каждом округе и под-округе есть свой антитеррористический спецназ, который приедет куда угодно за пять минут. Все эти правила работы написаны кровью. А в таком городе, как Москва, антитеррористический спецназ должен появляться за десять минут. Тем более, это самый центр города, а не какое-то захолустье. Думаю, ФСБ должно провести какое-то внутреннее расследование относительно того, что случилось.

- Можно ли сделать вывод, что силовые ведомства Москвы не особо готовы к реальным террористическим актам, если они, не дай бог, конечно, произойдут?

- Да-да. Что меня беспокоит как специалиста и как человека, который просто сопереживает людям, которые ходят по улицам — представьте, что на месте этого одного стрелка было бы десять боевиков с автоматами. Они бы парализовали весь центр Москвы и убили бы сотни человек. Хочется надеяться, что уроки из того, что произошло, будут извлечены. Хотя лучше всего, конечно, учиться на чужих ошибках.

- По основной версии на данный момент, Евгений Манюров руководствовался своей личной ненавистью к сотрудникам ФСБ. Но насколько его поступок является выражением общей фрустрации по отношению к силовым структурам, которые часто обвиняются в том, что занимаются, в основном, арестами студентов на митингах и провокациями, как в деле «Нового величия»?

Внутренние войска МВД в ожидании акции протеста. Москва, 28 января. REUTERS/Scanpix

- Безусловно, если тратить слишком много энергии на то, чтобы стряпать какие-то липовые дела или гоняться за диссидентами, то, по закону природы, по закону ограниченных ресурсов, остается меньше сил и времени, чтобы заниматься настоящей работой, которая должна охранять жизнь и здоровье граждан. Я надеюсь, что сотрудники российских спецслужб, особенно те, кто занимается антитеррористической деятельностью, основную свою энергию направляют на то, чтобы выявлять настоящих террористов.

- С высоты своего опыта, что вы можете посоветовать обычным людям, которые случайно оказались на месте подобного происшествия. Как обезопасить себя?

- Если вы находитесь на улице — уходить в сторону, противоположную от той, откуда звучат выстрелы. Найти какое-то укрытие. Если вы молодой и здоровый человек, желательно помочь пожилым и слабым. Если вы думаете, что вы увидели или услышали что-то первым, нужно вызвать полицию. Точно не рекомендую никому пытаться что-то делать своими руками, если вы сами не работник полиции или спецслужб. Если вы оказались внутри кафе или ресторана, нужно закрыть двери и отойти от окна, лучше уйти во внутренние помещения. В 2015 году террористы в Париже бегали по улицам и стреляли по окнам кафе недалеко от Crowne Plaza Republique — убили и ранили кучу людей.

Хотя, конечно, известны случаи, когда преступника нейтрализовали обычные граждане. В Яффо однажды уличный музыкант-гитарист ударил террориста гитарой по голове. Но это был террорист с ножом. То же самое произошло буквально несколько недель назад в Великобритании — группа людей вступила в борьбу с террористом и спасла таким образом жизни. Ситуации бывают разные. Но если вы видите, что преступник вооружен огнестрельным оружием — близко к нему не подходите.

Семьи и друзья жертв террористической атаки в Лондоне. Фото Oli SCARFF / AFP/Skanpix/LETA

- В западном мире, когда речь заходит о терроризме, мы, в общем-то, сразу понимаем, о чем речь. Это либо исламский экстремизм, когда последователи ИГИЛ самоорганизуются и идут убивать, либо наоборот крайне правые группы или отдельные люди, которые идут крушить и убивать в синагоги или в мечети. Что такое терроризм в России? Кажется, люди, обвиняемые здесь в экстремизме, это в основном подростки, как в деле «Сети» или «Нового величия».

- Террор последних 30 лет был связан в первую очередь с Кавказом, и начинался как борьба, например, чеченцев, за независимость против российской власти. Часть его переродилась со временем в терроризм исламистского толка. После появления «аль-Каиды» и ИГИЛ это получило еще и организационный фундамент. Все это по-прежнему существует, но находится в глубоком подполье.

Как и во всем мире, в России есть и крайне-правый, и крайне-левый терроризм. Все это существует, но находится в достаточно подавленном российскими спецслужбами состоянии. Объективно этому помогает то, что Россия во многом  полицейское государство, с сильными спецслужбами и органами внутренних дел, в которых работает очень много людей. В смысле контроля террористической активности ситуация в России объективно лучше, чем, скажем, во Франции или в Бельгии, где террористический гнойник назревал практически без какого-либо вмешательства властей. Но во всех странах, где случались теракты, теперь гораздо серьезнее подходят к вопросам безопасности.

То же случилось и в России — мы помним, как часто раньше в центральных городах звучали взрывы. Существует много причин, почему их стало меньше — политических, экономических. Но одна из них — безусловно, работа спецслужб. Другое дело, что российские власти использовали эти теракты для того, чтобы оправдать закручивание гаек, подавление демократических свобод, ужесточение законодательства. Но это уже другая тема.