Президент России предложил сделать исключение из закона «О противодействии экстремистской деятельности» для Библии, Корана и других священных писаний. Cоответствующий законопроект, запрещающий относить цитаты из этих текстов к экстремизму, в среду, 14 октября, уже был размещен на сайте Государственной Думы. Таким образом президент де-юре светского государства готов поставить религиозное учение выше законодательства страны. Это решение прекрасно укладывается в логику последнего времени и лишь подтверждает клерикальную эволюцию нынешней российской власти. 

Необходимость вывести священные книги из зоны действия российского законодательства, оказавшегося слишком строгим даже для текстов, проповедующих любовь к ближнему, возникла после целого ряда скандалов. Так, недавно житель Новосибирска, сопоставил цитаты из Библии с требованиями российского закона о защите детей от вредной информации. Оказалось, что «священное писание» с точки зрения этого закона выглядит прямо-таки энциклопедией призывов к насилию и прочим не вполне нравственным поступкам. Сибиряк обратился в прокуратуру с требованием «прекратить оборот данной книги», хотя вполне отдавал себе отчет в несбыточности таких пожеланий и признавал, что хотел лишь привлечь общественное внимание к этой проблеме. 

Но не только граждане поднимают подобные вопросы, нередко священные тексты оказываются в центре громких разбирательств из-за излишне рьяной работы правоохранительных и судебных органов, имеющих склонность отождествлять ислам и экстремизм. Одним из наиболее ярких участников таких склок в последнее время стал глава Чечни Рамзан Кадыров, известный своими экстравагантными заявлениями. Недавно он обрушился на судей и прокуроров Южно-Сахалинска, запретивших как «экстремистскую» одну религиозную исламскую книгу. Кадыров обозвал их «национал-предателями и шайтанами». Впрочем, думский депутат от этой республики Шамсаил Саралиев превзошел Кадырова, обвинив судей в «терроризме», работе на все западные спецслужбы и даже на «Исламское государство».

Конечно, Чечня — это специфический субъект Российской Федерации, которому дозволяется гораздо больше, чем другим регионам. Таков, очевидно, был негласный пакт между Кремлем и кадыровской администрацией после второй чеченской войны. В обмен на колоссальные дотации от кремлевского «Аллаха» чеченское руководство стало позиционировать себя как горячих патриотов России и охранителей, выступая с угрозами по адресу активистов оппозиции. 

Тем не менее, заявления и действия Кадырова можно было бы счесть хоть и опасной, но все же лишь региональной экзотикой, если бы в его поддержку неожиданно не выступило руководство Русской православной церкви. Председатель отдела Московского патриархата по взаимоотношениям церкви и общества протоиерей Всеволод Чаплин призвал объявить мораторий на причисление «священных текстов» к экстремистским. Более того, он даже заявил, что российская Конституция 1993 года «нелегитимна», поскольку «принята без активного общественного участия православных людей, так же, как и традиционных мусульман».

Таким образом, в России происходит очевидное сближение позиций православных и мусульманских консерваторов — едва ли не до полного их совпадения. Это сближение можно было легко заметить и ранее — по общей критике этими силами западной «вседозволенности». Еще 5 лет назад Владимир Путин, со ссылкой на неких «теоретиков», утверждал, что «православие ближе к исламу, чем к католикам». Теперь же именно президент страны встает на защиту религиозных текстов от законодательства. Так доктрина евразийства, стремящаяся обосновать извечную враждебность России и Запада, получает высшее государственное одобрение.

Развитие этой доктрины, наблюдаемое в последние годы, логически предполагает нарастающую клерикализацию общественной жизни. Весьма показательно выглядели почти идентичные оценки январского расстрела редакции французского журнала «Charlie Hebdo» со стороны православных и мусульманских деятелей России: конечно, терроризм мы осуждаем, но журнал сам спровоцировал эту атаку публикацией «кощунственных» карикатур. Однако не менее примечательно, что православные и мусульмане светской Франции осудили этот теракт без всяких «но». Если им не нравится этот журнал — они его просто не покупают. У российских же клерикалов логика иная — таких изданий не должно быть вообще.

Не должно быть также никаких светских выставок, где художники позволяют себе авторский взгляд на религиозную символику. Недавний разгром православными фанатиками экспозиции Вадима Сидура в Манеже ярко иллюстрирует эту клерикальную истерию. Возможно, на очереди классические, но не вписывающиеся в церковные догматы произведения из Третьяковки и Эрмитажа…  

Это ярко контрастирует с европейской практикой: ПАСЕ еще в 2007 году рекомендовала исключить «кощунство» из числа уголовных преступлений. Российская «империя оскорбленных чувств» скорее сближается с исламскими странами, где критика официальной религии карается вплоть до смертной казни.

Мораторий на критику «священных текстов», продвигаемый Кадыровым и Чаплиным и поддерживаемый президентом Путиным, будет означать фактическую ликвидацию светской государственности. Когда какие-то тексты, в которые предписывается верить, ставятся превыше законов, это напрочь уничтожает сам институт гражданского права, на котором строится современная цивилизация. 

Если допустить, что «священные тексты» действительно обретут в России юридически неприкосновенный статус, это приведет к невероятной антиутопии, постмодернистскому «новому средневековью» в стиле Владимира Сорокина.  

Под «священными текстами» Кадыров и Чаплин очевидно понимают Библию и Коран. Но у любой религиозной общины могут быть собственные «священные писания» — и она также будет настаивать на их «неприкосновенности». Конечно, православные и мусульмане сразу заявят, что они представляют «традиционные религии» — в отличие от всяких «сектантов», вроде недавно арестованного «бога Кузи». А как быть с неоязычниками, которые наверняка потребуют придать юридическую неприкосновенность своей «Велесовой книге»? Можно сколько угодно доказывать, что это позднейшая подделка — но ведь и документальной истории написания Библии и Корана также не существует.

Мы здесь сталкиваемся с попыткой поставить ту или иную мифологию над универсальными правовыми нормами. В целом, современное общество уже научилось парировать эти претензии иронично — от чайника Рассела до пародийной Церкви летающего макаронного монстра. Однако в России с ее евразийскими традициями и политикой государственной клерикализации это остроумие могут не понять.

Вернуть ситуацию в рациональное измерение возможно лишь принципиальным и последовательным отстаиванием конституционных принципов светского государства. 

Однако иногда само государство доводит ситуацию до абсурда. С одной стороны, принимается все больше ограничительных законов, с другой — осуществляется официальная поддержка «традиционных религий». 

Показательно, что православные клерикалы озабочены практически тем же, что и мусульманские фундаменталисты. Им одинаково не нравятся европейские свободы, они сторонники введения некоего «правильного» дресс-кода, особенно для женщин. Мусульмане в своих требованиях более радикальны, и создается впечатление, что православные за ними следуют. 

Еще несколько лет назад председатель Совета муфтиев России Равиль Гайнутдин с трибуны Академии госслужбы призвал считать Коран общепризнанным «третьим Заветом» — после Ветхого и Нового. Сближение этих конфессий под сенью государственного протектората становится все более и более очевидным. Так что если светское общество и законодательство в России уступят натиску «священных текстов», один антиутопический анекдот вполне может сбыться: «В 1917 году Россия сказала: „Нет бога“. Теперь осталось добавить: „кроме Аллаха“».