Память тела. Юля Варшавская о базовом доверии к миру Спектр
Пятница, 27 декабря 2024
Сайт «Спектра» доступен в России через VPN

Память тела. Юля Варшавская о базовом доверии к миру

Иллюстрация Екатерина Балеевская/SpektrPress Иллюстрация Екатерина Балеевская/SpektrPress

Память тела — удивительный фокус природы. Вы наверняка знаете это ощущение, когда заходишь в квартиру или дом, где жил когда-то, но не был там много лет. В первые секунды все кажется незнакомым, но очень быстро тело само вспоминает: здесь выключатель, за этим углом скрипнет половица, в кладовке пахнет пылью и порошком. Несколько минут — и ты двигаешься в пространстве так, будто никогда его не покидал. Про это свойство тела хорошо знают спортсмены или те, кто долго занимался одним видом физической активности: даже если прошли годы, за которые мышцы разобрала лень и старость, ты очень быстро вспоминаешь само движение рук или ног в определенном упражнении.

Так же тело помнит не только привычки, дома, квартиры, но и целые города, где ты когда-то жил. Всю прошлую неделю я провела в Лондоне, городе моей первой эмиграции, которая закончилась пресловутых 8 лет назад. С тех пор я там часто бывала, но последний раз удалось попасть в любимый город еще до ковида, то есть мы не виделись больше трех лет.

В один из дней я вышла из автобуса (рука точно помнила градус движения, с которым нужно поднести карточку Oyster к терминалу) и повернула в сторону улицы, где когда-то жила. Шла я так, как будто последний раз ходила здесь вчера, а не в 2019 году, потому что в 2019 году здесь было мое тело, а головой я бываю на этих улицах по несколько раз на неделе, особенно после 24 февраля. Иногда мне кажется, что в моей голове есть встроенные VR-очки с одним и тем же сюжетом: «Прогулка по Лондону». Она меня успокаивает.

И вот мы наконец-то «развиртуализировались».

Я захожу в продуктовый магазин Whole Foods, и точно знаю, что справа сейчас в нос ударит запах хлеба — да, он здесь, он не изменился: теплый, с кислинкой. Чуть дальше слева на полке будет лежать мой любимый салат из тунца в маленькой коробочке. И он здесь, беру одним привычным движением не глядя, как в автобусе платила за поездку. Кладу в карман вилку и салфетки — ага, вот тут появилось новое кафе, поставим галочку у пункта «перемены».

Иллюстрация Екатерина Балеевская/SpektrPress

Но моя цель — парк. Пойти туда по основной улице или через дворы? Иду через дворы, там должна стоять маленькая смешная машинка с флагом, кажется, фиат. Точно, все еще стоит.

С салатом и вилкой в кармане, я повернула к парку от той самой улицы, где жила, перешла через дорогу — мне хотелось сесть на ту лавочку, где я проводила большую часть своей жизни в те годы, укачивая в коляске новорожденного сына. С этой скамейки открывается самый лучший вид — на поляну, где обычно золотые лабрадоры и приземистые корги выгуливают своих хозяев (в Британии собаки важнее всего, и особенно, людей). А еще вид на дворец, где монархия отчаянно борется за сохранение иллюзий. И на холм, с которого скатываются велосипедисты. Я всегда сидела именно тут, потому что с одной стороны от этой лавочки — вечность, а с другой — неизвестность за холмом.

В Лондоне в мою поездку большую часть времени была стандартная февральская хмарь — разве что, здесь она по-британски держит дистанцию: сидит себе на небе, не вторгаясь в твое личное пространство, не мешая планам и даже настроению.

Лавочка оказалась свободна, будто ждала меня. Жалко, что такая хмарь, долго не просидишь: меня же не закаляли все детство ледяными бордюрами у британских школ, на которых местные девочки от 0 лет до пенсии сидят в юбках без колгот.

И вот я сажусь на лавочку, достаю из кармана салат и вилку — и тут, как в кино, которое британцы бы никогда не сняли, потому что это пошлость, небо над нами с тунцом разверзается и оттуда вылезает шар солнца. Такой типичный Лондон — никогда не может решить, какую погоду сегодня надеть, еще пять раз передумает.

И в этот дурацкий киношный момент, на залитой солнцем лавочке, жуя салат (в него зачем-то добавили помидоры, хотя каждому британцу ясно, что хорошие вещи не надо менять в течение как минимум 200−300 лет), я вдруг поняла, почему так люблю этот город и почему впервые за год (а дело было ровно 24 февраля) я почувствовала себя, несмотря ни на что, счастливой.

Дело в том, что в Лондоне есть поразительное сочетание вот такой лавочки, на которой ты чувствуешь буквально телом многовековую стабильность этого дерева, этого камня и этого идеального газона, а с другой, уже за углом, где-нибудь на Пикадилли или в Сити, ты находишь себя прямо в центре мира, из которого, кажется, ты можешь горы свернуть. В Лондоне очень быстро появляется чувство, что ты — эмигрант, откуда угодно, — не временный чужак, не странник с котомкой, а бенефициар этого удивительного сочетания стабильности с возможностями.

Иллюстрация Екатерина Балеевская/SpektrPress

Кажется, в психологии именно это называется «базовым доверием к миру», которое обычно формируют родители в первый год жизни ребенка. Наверное, Лондон — такой хороший папа, который формирует у тебя это базовое доверие к миру в первый год эмиграции. По крайней мере, так было у меня — и я сохранила это чувство до сих пор.

В годы, когда я здесь жила, у меня была дурацкая шутка о том, что Париж — это мой «любовник», который дарит мне сильные эмоции и сводит каждый раз с ума, Лондон — надежный, добротный «муж», к которому всегда можно вернуться, а Москва — «бывший абьюзер», от которого все время хочешь сбежать, но он догоняет. И вот посреди ада, когда я в очередной раз убежала от «абьюзера», стало понятно, что сил на эмоции не осталось, и как раз не сойти с ума кажется важной целью на 2023. А вот найти стабильность с неизменным салатом, лавочкой и при этом перспективой будущего — очень хочется.

В эту минуту мои мысли прервались: Лондон перестал хотеть быть солнечным и переоделся в дождь. Я поспешила к своим друзьям — большая часть из них живет в эмиграции 5−10−15 лет. В годы, когда я тут жила, многие из них искали себя на новом для них месте, мучились от падения социального статуса, горячо обсуждали астрономические цены на аренду и образование, пытались нащупать новый жизненный трек. Я помню все наши бесконечные дискуссии: нужно ли оставаться внутри русского сообщества или важно искать себя в британском?

Но сегодня я обнаружила их по-настоящему местными ребятами: сложившимися, спокойными, без метаний. Конечно, все еще очень грустными из-за России, но на здоровом эмоциональном отдалении от агонии, в которой варятся новенькие эмигранты, оказавшиеся в «горячих точках» переезда: Тбилиси, Тель-Авиве, Риге, Ереване. Самыми счастливыми журналистами, кстати, оказались те, кто ушел из журналистики.

И все это — Лондон, мои друзья, салат, улицы, фиат во дворах недалеко от парка — оказались просто нормальными. И это слово даже произносить в 2023 году страшно, не то, что чувствовать жизнь нормальной. Чувствовать, что есть будущее. Что мы все не будем вечными эмигрантами, а найдем место, где у нас сформируется базовое доверие к миру. Снова. Или для кого-то — впервые. Где у нас заново сформируется память тела. А где это будет? Каждый найдет свою лавочку сам.

Но это точно с нами случится, теперь я знаю. Лондон врать не будет.