На завершившемся на прошлой неделе в Вильнюсе Конгрессе Свободной России прошла презентация «низовых» антивоенных проектов молодых российских активистов. Ее участники оказались единственными из выступавших на конгрессе, кто занимается сейчас антивоенными действиями в России. Одна из участниц презентации, соосновательница антивоенного TikTok-канала NITKA Мария Новикова рассказала «Спектру» об антивоенной агитации для самых молодых россиян, своих ожиданиях от войны с Украиной и важности ненасильственного политического действия.
СПРАВКА: Марии Новиковой 25 лет, она юрист, выпускница Санкт-Петербургского Государственного Университета. С 2017 года Мария участвовала в работе целого ряда политических, молодежных и правозащитных проектов –работала в питерской команде Ксении Собчак в 2017-2018 году, была региональным координатором молодежного движения «Время», принимала участие в проекте «Объединенные демократы», созданного для помощи оппозиционным кандидатам на муниципальных выборах, участвовала в проекте «Правозащита Открытки» – закрывшегося в прошлом году сообщества юристов, связанного с бизнесменом Михаилом Ходорковским, которое предоставляло правовую помощь преследовавшимся по политическим мотивам российским политикам и активистам. Сейчас Мария Новикова – юрист по жалобам в ЕСПЧ в «ОВД-Инфо», учится в Европе.
— Вот идет война России с Украиной, и на ее фоне то, о чем Вы и ваши товарищи рассказывали на конгрессе –антивоенные посты в TikTok, телеграм-каналы – выглядит немного по-детски. Кажется, что это все слишком мало и слишком поздно, а нужно переходить уже к вооруженному сопротивлению. Что Вы на это скажете?
— Я считаю, что нужно работать по всем фронтам. Кто-то более радикальный, кто-то менее. Кто-то работает с населением, просвещает. Наш проект NITKA занимается просвещением. Мы работаем не с анархистами, не с радикалами, мы работаем с самыми обычными людьми, которым возможно вообще нет дела до политики, им нет дела до войны вообще — «где-то там что-то происходит, нас это не касается».
Но они видят TikTok, видео, где рассказывается, почему это важно, или как стать вовлеченным. Есть те, кто хотят как-то сопротивляться, но боятся, не знают — мало связи, мало информации. Мы эту информацию даем. Тем самым мы помогаем людям проснуться, открыть глаза, мы помогаем им научиться думать критически, уметь отличать зерна от плевел.
— А Вы как-то меряете свою аудиторию? Вы знаете — кто эти люди?
— Да, есть. Если в целом, то это совершенно разные люди — то есть у нас есть как молодые — TikTok это в основном площадка молодых.
— Школьников — более того...
— Может быть. Hо это как раз то, что нам нужно в целом, потому что это люди, которые буквально через пять-шесть лет будут ходить на выборы. Они будут голосовать, они будут решать за нашу страну, а не тот, кого, может быть, уже не будет в живых. Это правда. Но также у нас есть и взрослые люди — мужчины 40-летнего возраста смотрят, и им нравится. Ну то есть абсолютно разношерстная аудитория.
— Вы говорили, что у вас подписчиков 9000 человек. Это много или мало?
— Да, 9000 за три месяца — мы работаем с начала июня.
— Но в TikTok важно число просмотров, а не подписчиков?
— Да, потому что ролики разлетаются мгновенно, и большинство пользователей просто смотрят то, что приходит им в ленту, а не подписываются. Но мы все равно каждый день увеличиваем число постоянных зрителей, у нас каждый месяц в среднем прирост 1500 подписчиков.
— Какое самое большое количество просмотров набрал какой-нибудь из ваших постов?
Два миллиона за две недели. (ролик «Золотой рубль» набрал уже более 2,5 миллиона просмотров, 200 000 лайков и 4000 комментариев, в ролике использовано видео пропагандистской группы российских пенсионерок «Отряды Путина» — прим. «Спектра»).
— А в среднем?
— Сложно сказать. У нас есть и совсем мало просмотров, а есть очень много. Зависит от момента, что происходит — или где-то бомбежка какая-то идет — то людям больше становится интересно или пропагандистская история какая-то всплывает в медиа. Мы работаем с тем, что сейчас актуально. Вот сегодня что-то вышло, мы сегодня записали ролик об этом.
Людям интересно актуальное, а не в целом демагогия — «как нам построить Россию». Им интересно — что сейчас и прямо здесь происходит. Мы рассказываем об актуальных новостях, о законах, которые принимаются, мы рассказываем о демократии. Вот человек раз пролистнул — не понял, два, а потом — ну-ка дай-ка я посмотрю, интересно, прикольно, смешно!
Мы работаем с яркими инструментами — с шутками, мемами, чтобы человеку простому было просто понять, потому что TikTok — это простая аудитория, люди, которые не хотят думать. Они развлекаются там. Мы заставляем их задуматься, заинтересоваться. Мы их учим думать. И вот это — самое-самое низовое, что должно быть изначально.
У нас 20 лет людей отучали думать, им говорили — сидите дома, есть люди поумнее вас, они все за вас решат, а мы вам тут расскажем все по телевизору, как вы должны думать, не вставайте!
— А как вы обходите блокировку TikTok? Ведь возможность загрузки видео и прямых трансляций для российских пользователей TikTok отключил, из-за закона о фейках. А у российских пользователей нет доступа к зарубежному контенту. Все это возможно только через VPN, то есть ваша аудитория должна быть достаточно продвинутой. Как вы обходите блокировки?
— Ну, смотрят же люди, несмотря на блокировки, и Facebook и Twitter и Instagram. Мы вот выбрали TikTok, потому что он не задействован. У нас есть лайфхак, не буду раскрывать, чтобы не прикрыли. Но наш канал видно и без VPN, поверьте!
— Где вы деньги на свой проект берете?
— Мы работаем своими ресурсами. У нас маленькая команда и мы делаем все своими силами. У нас вообще нет денег. Это инициатива низовая, гражданская.
— Чем вы занимались до войны, как вы пришли к работе над вашим проектом?
— Я политический активист, юрист по правам человека «ОВД-Инфо», соосновательница проекта Дарья — дизайнер. Я стала интересоваться политикой после Майдана («Революции достоинства» в Украине в 2013-2014 годах — прим. «Спектра»). Потом училась в СПбГУ. Потом в 2018 году были выборы президентские, я уже была вовлечена. Ко мне стали подходить однокурсники, и стали говорить: «Маша, мы видим, что ты делаешь, нам тоже стало интересно, мы тоже подписались, мы тоже стали это делать». Я поняла, что я влияю даже на свой маленький круг, а если я буду делать это в большем масштабе — значит, я буду влиять на большее количество людей. Это задача низового активизма — влиять на людей. Вовлекать их в гражданское общество, в процесс политический. У меня знакомая была, тоже юрист, которая после того, как губернатором Санкт-Петербурга стал Беглов, думала, что он отвечает за снег. То есть она даже не знала, что в Петербурге есть губернатор.
— Какую цель вы перед собой ставите?
— Мы работаем на глобальную задачу помогать людям открыть глаза, помогать им понять происходящее. Даем им действие, чтобы они могли пойти на акцию антивоенную. Мы начинающий проект — мы хотим сотрудничать с другими антивоенными инициативами, чтобы предлагать нашим зрителям действие — что они лично могут сделать — это может быть какой-нибудь стикер на улице или граффити, или еще что-то. Но это будет действие и это будет вовлечение.
— Надпись на заборе... Помните картину советского художника Решетникова «За мир!» — там дети почему-то по-французски пишут на стене «Мир» на фоне демонстрации с красными флагами?
— Помню, да. Ну, как минимум, надпись на заборе — это тоже важно, это действие. Это важно для общества в целом, но больше всего это важно для человека — что он что-то делает, потому что можно понимать все, но тебя будет грызть, что ты-то сам ничего не делаешь.
— Да! У меня есть знакомая, которая 25 февраля написала краской из баллончика на снегу у своей деревни под Москвой «Х.й войне!»...
— Это тоже действие! Люди хотят действовать. Они хотят, что-то делать, чтобы это остановить. Любое действие — оно важное. Поджог военкомата — это тоже важное действие, но оно радикальное, не все люди готовы к радикальным действиям. А когда ты делаешь, я не знаю, стикеры на стене — это тоже важно.
— Вам не кажется, что время мирного действия закончилось?
— Люди к радикальным действиям не готовы.
— Ну как не готовы - вон же, жгут военкоматы...
— Ок! Три-пять человек, пятнадцать. Ну сожжешь ты военкомат — он завтра откроется в соседнем здании. Для того, чтобы перейти к каким-то более даже не радикальным, а более серьезным действиям, нужен фронт — большое количество людей, которые понимают, что происходит, и заинтересованы в изменениях. Сейчас их мало. Даже с учетом войны, с учетом репрессий, с учетом абсолютно дьявольских законов — большинству людей просто наплевать. И наша задача, низовых организаций, низовых антивоенных инициатив — вовлекать этих людей.
Есть люди, которые сильно вовлечены, которые участвовали в протестах — с ними не надо разговаривать, они и так все понимают. А мы работаем с другими людьми. Россия — большая, людей много, будущее России — это люди, страна — это всегда люди, граждане.
Для того, чтобы они этими гражданами действительно стали, им нужно понимание этого факта вырабатывать, понимаете. Собственно, для этого мы и занимаемся просвещением, чтобы рассказывать людям, что они граждане, что они могут что-то делать, что они должны быть вовлечены в политику, что они должны принимать участие в гражданском обществе, ходить на выборы, даже если это сейчас не имеет никакого значения.
— Задача перед вами тяжелая стоит, вам не кажется? Вот история с визами, на мой взгляд, показала, что множество граждан России вообще не понимает свою связь с политикой своей страны. Им кажется, что они не при чем, это наверху что-то решили.
— Мы не одни. Есть и другие организации. И вместе, в сотрудничестве, мы друг другу можем помочь и повлиять на большее количество людей. Это и есть наша задача. Для одних задача — обсуждать санкции с представителями Европейского Союза и США. Здорово! Для нас другая задача стоит. Но мы все равно расширяемся. Оппозиционный блок все равно расширяется, и он влияет на каждую сферу по-разному и все больше, глубже. Это и есть работа с гражданами России.
— Вы говорите, как народники конца XIX века или социалисты-революционеры начала XX...
— Еще рано призывать выходить с вилами на Красную площадь... (Улыбается) Я думаю, что через год в России ничего не изменится.
— Но военное поражение России, кажется, грядет (по данным американского института войны, Украина уже освободила 400 километров своей территории всего за несколько дней наступления в Харьковской области - прим. «Спектра»). Диктаторские режимы не переживают военных поражений. Вы не думали о том, что ситуация в России может измениться очень быстро?
— Мне кажется, что с проигрышем войны режим в России не закончится, даже если мы отдадим Крым, а я очень надеюсь, что он вернется в Украину. Все такие ожидания, на мой взгляд, не очень-то оправданы. Будут репрессии внутри страны. В то же время я не предсказатель. Я не Валерий Соловей.
Я обычный человек, который хочет что-то делать. Я делаю. Я рада, что есть люди, которые хотят присоединяться, что есть 9000 человек, которые изменили свое мнение благодаря нам, — как минимум, они заинтересовались. За три месяца без финансирования (за время подготовки интервью число подписчиков канала превысило 10 000 - прим. «Спектра»)! Это много. У нас вообще нет ресурсов, у нас малюсенькая команда. Были бы деньги, была бы поддержка — у нас гораздо быстрее дело пошло.
— За прошедшие годы было много разных политических гражданских проектов. Ну вот было «Умное голосование», оно призывало голосовать, в том числе, за коммунистов. Сейчас эти коммунисты поддерживают войну...
— Задача «Умного голосования», на мой взгляд, хоть я и не в команде Навального и не могу судить, состоит в том, чтобы избавиться от «Единой России» и, может быть, провести одного или нескольких адекватных депутатов, типа Алексея Горинова, которого сейчас осудили ...
— Ну вот провели его, а его посадили...
— Не важно! Это действие! Он помог людям, будучи депутатом.
— Чем? Он сел!
— До того, как он сел, он успел помочь людям.
— Полномочия муниципального депутата в большинстве российских муниципалитетов крошечные...
Я знаю, я баллотировалась в муниципальные депутаты. Но участие в муниципальных выборах — это вовлечение людей в политику? Вовлечение! Это действие? Действие! Это помогает вовлечь тех, кто участвовал в кампании, тех, кто голосовал в политическую жизнь? Помогло!
— Не кажется ли Вам, что после 20 лет путинского правления построить демократию в России уже невозможно?
— Нет, мне так не кажется. Надо работать с гражданами.
— Один из выступающих на конгрессе сказал о своих согражданах – «у них» нет туалетов. Нет ли у Вас ощущения, что многие представители российской оппозиции себя с народом своей страны никак не ассоциируют?
— Есть такое. Но мне, кажется, нас для этого сюда и пригласили. Чтобы была видна эта связь с народом. Я благодарна конгрессу, что нас пригласили, дали высказаться. Конгресс же делался не для организаторов, а для обычных людей, для тех, кто мог бы это посмотреть, например, в интернете...
— У трансляции форума как-то не очень много просмотров (на момент подготовки материала трансляцию форума посмотрели около 37 000 человек — прим. «Спектра»).
— Зато на нас полстраны посмотрели в сюжете Первого канала!
— Вы сейчас ведь не в России живете?
— Нет. Но у меня там семья — мама, папа, бабушка, все. Я, конечно, за них переживаю. Но я себя успокаиваю тем, что я делаю правильное дело, я не изменяю свой позиции.