На Крещение моя мама в Краматорске традиционно пошла на купание в прорубь и, рассказывая об этом приключении (взрывов и воздушных тревог не было, вертолеты не летали), вдруг проронила: «Соседка твоя с коляской приходила и дочкой старшей — поздороваться!». Соседку зовут Елена Панченко, ее муж — спасатель ДСНС (Государственная служба чрезвычайных ситуаций) в Краматорске. Семьи спасателей еще в марте вывезли в эвакуацию в Венгрию — это я помнил точно. Если жена спасателя вместе с детьми вернулась из благополучной Европы в Донецкую область, с ней точно стоило поговорить.

Люди из Украины выезжают и возвращаются миллионами. По данным Управления верховного комиссара ООН по делам беженцев число украинских беженцев приближается к восьми миллионам человек. Европейские чиновники говорят о 4,9 миллионах украинцев, воспользовавшихся государственными программами помощи в ЕС, украинская пограничная служба оперирует абсолютными данными — с 24 февраля 2022 года почти 17 миллионов выехало, 9,2 миллиона вернулось. Семьи из Харькова, Запорожья или Днепра действительно возвращаются, но чаще всего не домой, а в относительно благополучные Ужгород, Черновцы или Львов. А вот так, чтобы из ЕС да в Краматорск — бывает не часто.

Елена Панченко и ее дочери — София и Марьяна / Фото из личного архива Е. Панченко

Побег из Красноторки

После освобождения Лимана и окрестностей Славянска снаряды армейской артиллерии больше не долетают в Краматорск. Если и летит, то что-то дальнобойное — ракеты всякие, в последний раз так и вовсе — «Искандеры». В городе есть опасные места: опасно жить в центре, в гостинице, возле крупных административных зданий, школ, детских садов, остановленных заводов, железнодорожного вокзала… Менее опасно — в частном секторе, в дальних пригородах и подальше от любых больших строений…

Между Краматорском и городом Дружковка находится мое родное Пчелкино — поселок, где стоит дом моих родителей (а до того — моих дедов и прадедов). Официально поселок называется «Красноторка», но местные называют его «Пчелкино» (даже станция электрички так называется): по имени помещика, который держал тут имение сто лет назад. Жители поселка, как правило, работали на заводах Краматорска — работы в поселке не так уж и много: магазины, школа, детский сад, амбулатория, поселковый совет и поля бывшего совхоза. Поселок расположен по берегам реки Казенный Торец, большая его часть примыкает к дубовому лесу. За лесом уже приземляются первые русские снаряды — рядом блокпост при въезде в Дружковку.

Снаряды часто прилетают и в соседнюю Малотарановку, густо бьют по расположенной через железную дорогу наискось Ивановке, где находится городская психиатрическая больница. В самой Красноторке ракета взорвалась только один раз — во дворе частного дома, неподалеку от поселкового совета и школы, здешнего административного центра.

При этом над нашим поселком иногда, «над печными трубами», в сторону Бахмута летают боевые вертолеты, и все время слышна дальняя глухая канонада, отдельные «бахи» дальнобойных пушек ночью и, эхом по реке, громкая завывающая сирена со стороны Краматорска во время воздушной тревоги. 

Совсем недавно, в январе, в один из домов моего поселка и вернулась семья Панченко — Лена с двумя дочками, 16-летней Софией и годовалой Марьяной. В марте прошлого года они вместе со свекровью Лены бежали в далекую Венгрию. Тогда из Донецкой области организованно вывозили семьи сотрудников ДСНС, в группе с семьей Панченко ехало полсотни людей, в основном дети и жены спасателей из Соледара, Дружковки, Краматорска.

— Тогда все вокруг ехали, было страшно… Нас по ошибке запустили в последний вагон, уже заполненный, и мы шли по поезду искать <свои> места, — рассказывает Елена. — Сели вместе с людьми из Мариуполя, они бежали в чем были, с одними документами. Еда с собой была только у нас, я разделила ее с теми людьми. После того, что они пережили, был настоящий страх в глазах, я только тогда поняла, что это такое…

Перед отъездом у Елены состоялся разговор с мужем Юрой: говорили о том, что, может, и не придется больше вернуться домой. Собирая вещи, Елена в последний момент успела вынуть из свадебного альбома стопку фотографий. «Почему-то была мысль — если что случится, вдруг не придется нам с мужем больше увидеться, пусть дети видят и помнят лицо своего отца», — вспоминает она.

Женщины семьи Панченко уезжали в страшные, трагические дни: российская армия штурмовала города по кругу около Краматорска — подступы к Славянску, Бахмуту, Торецку, Константиновке…

Спустя год в Донецкой области все почти по-прежнему: штурмы идут в тех же местах, только ВСУ освободили Лиман и Харьковскую область (это обеспечило возобновление подачи газа для Краматорска и Славянска), оставили Соледар, а армия РФ пытается окружить Бахмут. От окраин Бахмута до аэропорта Краматорска, как тут говорят, три-четыре поля фермеров…

«Вы уже не живы!»

В августе прошлого года семья Панченко переехала из Венгрии в украинское Закарпатье, а в январе 2023-го решительно отправилась домой, в Краматорск — к папе и любимому мужу.

Семью Панченко нельзя назвать неинформированной: на родину они возвращались осознанно, хорошо понимая, что там происходит. У Лениной свекрови Ольги Александровны — дом в соседней Малотарановке. Пока она с внучками жила в Венгрии, в дом прямиком попал снаряд. Единственная ракета, прилетевшая в Пчелкино, попала во двор кумовьев Панченко: воронка получилась страшная, а люди чудом уцелели — спасались через окна, дверь взрывом перекосило и намертво заклинило. Кумовьям помогал муж Елены Юрий — он, напомним, спасатель ДСНС. 

Дом Панченко крепкий, чистый, уютный. Во дворе на цепи сидит пес: красивый, сытый, при будке, и все вокруг сделано основательно, по уму. Справа и слева, по соседству от Елены, практически никто не живет. «Когда снег выпадает, — говорит она, — по утрам твои следы на дороге первые и единственные. Немного страх накатывает».

— У каждого свой порог страха. Мы ждали с 24 февраля, все мониторили — не дай бог эта линия фронта придвинется ближе? — рассказывает Елена. — В первую очередь думаешь про детей: я только родила, младшей дочке было 2,5 месяца, и она не боялась. А вот старшая наша девочка боялась, она ведь 2014-й год здесь пережила, тогда <тоже> взрывы были, «бахи» — это казалось настолько близко, вот-вот в дом попадет!..

В первые дни мы бегали в подвал по каждой тревоге, и ночью и днем. Мой муж нас четко тогда «надрессировал»: здесь должна быть одежда, здесь — документы, у каждого своя функция. Он как-то приехал с «суток» и сказал: «Так, тренировка. Тревога!!!» И пошел в подвал, на время смотрел — за сколько мы справимся, соберем все вещи. Потом говорит, мол, всё, не справились, «вы уже не живы!» Тогда ж воздушные тревоги шли одна за одной — из города сирены очень хорошо слышны, это настолько давило… Сирена прекращалась, а она еще у меня в ушах… Каждый взрыв ночью — и старшая дочка падала с кровати и бежала к нам, к родителям — не высыпались совершенно. Сейчас понимаю, что, может быть, и могли пересидеть, но все вокруг ехали, паника такая была. И мы ей поддались немного, из-за детей в первую очередь решились — поехали!

Сельдерей вместо картошки

Елена вспоминает, что эвакуация в Венгрию прошла очень организованно. Семье помогали спасатели из ДСНС: автобусом отвезли до Покровска, затем поездом до Днепра, оттуда снова поездом до Ужгорода и автобусом до границы. На венгерской стороне группу беженцев, включая семью Панченко, встретили и разместили в поселке Мерк, в местном доме престарелых, где они прожили с марта до августа 2022 года. Лена и ее свекровь, Ольга Александровна, наперебой рассказывают, как хорошо относились к ним люди в Венгрии.

— Все в этом маленьком городке говорили, что <премьер-министр Виктор> Орбан у них абсолютно пророссийский, но помогали нам очень сильно. Все, что нам было нужно — дали! Причем, не просто от организации, но и те, кто работал вокруг, свое приносили — кто черешню, кто вещи, кто игрушки… Коляску дали хорошую для Марьяны, стульчик детский для кормления, «мыльно-рыльные» принадлежности, даже одежду привозили… Хозяйка этого комплекса <дома престарелых> была местным депутатом, она очень много для нас выбивала, старалась, шла на уступки, говорили ей, что не можем это есть — <нам> сразу меняли меню, пытались создать все условия.

Елена Панченко с дочерьми в Венгрии. Фото из личного архива Е. Панченко

Больше всего, как кажется, женщин поразила венгерская кухня. Оказавшись в Венгрии, маленькая Марьяна отказалась от грудного молока: как считает ее мама, из-за изменения вкуса. Конечно, стресс, нервы, но повлияло и местное меню.

— Знаете, там на наш образ жизни очень странная еда, — подробно вспоминают женщины. — Творог с салом, макароны с сахаром, маком и корицей, рисовая каша с киселем… Борща не было, зато у венгров готовят сладкий суп из шпината, вообще в супы вместо картошки кладут сельдерей и все загущают крахмалом. Мы поездили по Венгрии (украинцам доступ везде был бесплатный) и, думаем, может это в доме престарелых просто рацион такой? В других местах они вроде чуть по-другому готовят…

Очень трудно было и с венгерским языком, признается Елена. Его тяжело учить самостоятельно, ни курсов, ни даже школы для старшей дочери им не предложили (София училась дистанционно в своей Краматорской школе, как и сейчас). К счастью, в поселке, где они жили, пожилые люди еще помнили отдельные русские слова, а семья Панченко, в свою очередь, обходилась в основном жестами, как в игре «Крокодил».

— Я боялась, что по возвращении буду продолжать показывать слова лицом и руками, —продолжает Елена. — Зато мы цифры выучили на венгерском: на кухне нужно было говорить, сколько порций, потом — как здороваться, как благодарить… Для нас старались много чего сделать.

К лету у Лениной свекрови начались проблемы со здоровьем. Панченко поняла, что без сторонней помощи, без венгерского языка она не справится: «<Чтобы> в больницу попасть анализы сдать надо было, как-то с врачом говорить и потом делать выводы — самим это было просто невозможно». И Елена с семьей решилась выехать в Закарпатье: там тихо, нет комендантского часа, люди живут своей обычной жизнью.

— <Изначально> в нашей группе <беженцев> было 50 человек, мамы с детьми в основном. Через месяц из Венгрии уехала ровно половина, потом из оставшихся половина уехала в мае. После нашего отъезда в Закарпатье в Венгрии осталась одна семья из нашей первоначальной группы, они и сейчас там живут.

Мы, когда уезжали, все плакали. Буквально каждый нам говорил: «Если вам будет там сложно и опасно, возвращайтесь к нам!». Домой приглашали, не в организацию, которая нам помогала, каждый говорил о своем доме.

Любовь и взрывы

«Представляете, там дети в школу ходят!» — поражается 16-летняя София Панченко, рассказывая о Закарпатье. Уникальная ситуация для нынешней Украины: из-за постоянных воздушных тревог и обстрелов дети в стране учатся в основном дистанционно.

Тем не менее, и из Закарпатья пришлось уехать через несколько месяцев. Несмотря на то, что семья Елены получила там социальное жилье, а также помощь от чешской организации People in Need, вскоре из-за обстрелов начались отключения электричества, на полу стала появляться влага, плесень, а потом ударили холода. Между тем в родном Краматорске, где ждал их любимый муж и отец Юрий, были и вода, и газ, и тепло. А еще — взрывы…

— Когда мы вернулись в Краматорск, пару дней тут так было шумно, что мы снова собрали чемоданы, — вспоминает Елена. — Юра тогда сказал: «Мне с вами хорошо, но я тебе и запретить остаться и запретить ехать не могу, принимай решение ты». Мы с мужем не расставались никогда, понимаете? Месяц он на учебу выезжал — и все! А тут настолько долго это <наше отсутствие> было и настолько тяжело: за продуктами сама, за младшей сама, у бабушки со здоровьем проблемы — тоже сама. Господи, что же это за испытание и наказание такое, что разлука такая долгая?! Мы и в Украину-то возвращались, чтобы была возможность с ним увидеться, мужчин-то не выпускают…

Наш разговор с семьей Панченко происходит под ровный шум канонады. 16-летняя София со знанием дела поясняла, где взрывы дальние, где, возможно, на полигоне стреляют, а где просто сосульки падают — гремит вроде страшно, но безопасно.  

— Все нас останавливали, уговаривали, просили: «Подумайте!» — рассказывает под звуки дальних и ближних взрывов Елена Панченко. — Я им отвечала: «А вы хотели бы в нашей ситуации вернуться в свой дом, родную страну? Где бы ты ни был — там, где родился лучше всего! Умом ты может и понимаешь, что возвращаться некуда, а сердцем ты стремишься домой».

Но план «Б», конечно, есть, — продолжает она. — Если сюда придёт Россия, мы тут не останемся. Не важны стены: дом там, где твоя семья! Куда б нас ни забросило, вместе нам будет хорошо. Юра, мой муж, военнообязанный, государственный служащий Украины — ему в любом случае там, где Россия, не быть. И все равно, кто будет жить в этих стенах: будем живы — заработаем на новые. Главное, мы будем вместе.