Россия впервые включена в топ-30 рейтинга «мягкой силы» британского PR-агентства Portland. В тройке лидеров — США, Великобритания и Германия. Однако, изучая этот рейтинг, не следует забывать, что «мягкая сила» — это не просто умение нравиться людям за рубежом, а способность менять политику стран.

Компания Portland, которая ранее, по сообщениям СМИ, занималась улучшением образа Владимира Путина на Западе, оценивает «мягкую силу» государств по двум категориям показателей: объективным (70% итогового результата) и субъективным (30%). К объективным относятся статистические данные, объединенные в шесть тематических субиндексов: бизнес-климат, культура, электронная среда, государственное управление, вовлеченность в международные дела, образование.

Список используемых параметров каждый год уточняется. В частности, «глобальная вовлеченность» охватывает теперь количество генеральных консульств за рубежом и аудитория государственных СМИ за пределами страны. При этом наибольшие изменения относились к электронной среде: в числе новых переменных — количество обладателей широкополосного доступа в интернет и даже статистика аккаунтов мировых лидеров в Instagram как инструмента цифровой дипломатии.

Однако, как признают авторы доклада, «одно из главных препятствий точному измерению „мягкой силы“ — ее по определению субъективная природа». Чтобы отразить эту сторону вопроса, Portland опросил 10,5 тысячи человек в 25 странах. Респондентам предлагали обозначить свое восприятие конкретных стран по таким параметрам, как национальная кухня, туризм, образование, бренды, технологии, вклад в глобальную культуру, внешняя политика.

Искусство убеждения

Впервые рейтинг Portland был составлен в 2015 году. До этого его основной автор — Джонатан Макклори — работал в британском Институте государственного управления и несколько раз публиковал доклад The New Persuaders, в котором «мягкая сила» стран измерялась по схожей методологии. За год топ-30 изменился незначительно. Опередив Великобританию, в 2016-м на первое место вышли Соединенные Штаты, за ними следуют — Германия, Канада, Франция, Австралия и Япония. При этом исследователи особенно подчеркивают, что возможный выход Британии из Европейского союза способен дополнительно ослабить ее привлекательность за рубежом. 

Помимо Японии, в рейтинг включены только три азиатских государства: Сингапур (19 место), Южная Корея (22) и Китай (28), в то время как ЕС представлен сразу 17 странами. Наряду с Венгрией и Аргентиной, Россия впервые попала в топ-30, расположившись сразу перед Китаем, на 27 месте. Как считает Джонатан Макклори, этот факт может вызвать недоумение на Западе, ведь политика Москвы в последние годы стала заметно более жесткой. Тем не менее, по его словам, восприятие России в разных странах мира серьезно отличается, а доклад не должен отражать только западный взгляд.

В 2016 году топ-30 покинули Израиль, Турция и Мексика. Падение Турции с 28 на 32 место обусловлено в первую очередь более низкими показателями электронной среды и ухудшением результатов в международных опросах. Авторы отмечают, что «последние двенадцать месяцев были для Турции непростыми как во внутренних, так и в международных делах». Тем не менее Portland вполне допускает, что в будущем Турция может вернуться в список лидеров. Её сильные стороны — туризм и международное положение Turkish Airlines. Помимо Турции, Portland предлагает внимательнее следить за потенциальными успехами Индии (34 место) и Южной Африки (39).

Точность измерения

В России многим результат рейтинга показался необоснованным. Декан факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ Сергей Караганов полагает, что Россия должна располагаться примерно на 15 месте. «Россия — одна из немногих стран мира, которая привлекает огромное количество людей стремлением к своей самостоятельности и суверенитету. Это огромный полюс притяжения. Наконец, мы поддерживаем традиционные ценности», — заявил эксперт в интервью РИА «Новости». По мнению председателя Комитета Государственной думы по международным делам Алексея Пушкова, Россию следовало бы включить в десятку.

Владимир Жириновский традиционно высказался эмоционально: «Этот рейтинг явно занижен. Впереди нас оказались страны, которые известны своей агрессивной политикой». Многие говорили  о невозможности в принципе составить подобный рейтинг объективно. В частности, глава Совета по правам человека при президенте Михаил Федотов заявил: «Я не очень верю во все рейтинги, особенно если они касаются предметов, которые трудно измерить. Можно, конечно, попытаться измерить так называемую „мягкую силу“ объемом бюджетных ассигнований на нее, но не думаю, что здесь Россия может претендовать на высокие призовые места».

Президент некоммерческой организации «Креативная дипломатия» Наталья Бурлинова также призывает не относиться к докладу Portland как к серьезному исследованию, так как это все-таки работа PR-агентства. «Сам факт присутствия России в этом рейтинге говорит о том, что наша внешнеполитическая активность, прежде всего информационная, стала ощущаться гораздо больше, но это не имеет никакого отношения к выстраиванию реальных инструментов „мягкой силы“, которые у нас в России находятся в печальной ситуации», — убеждена Наталья Бурлинова.

Гарвардская концепция

Сам термин «мягкая сила» нельзя назвать устоявшимся понятием. Современное понимание «мягкой силы» предложил профессор Гарварда Джозеф Най в 1990 году. Фиксируя небывалое экономическое, политическое и культурное сближение стран мира, он писал о том, как меняется традиционное восприятие силы. В период почти комплексной взаимозависимости применять военную силу и жесткое давление становится слишком дорого. «Государства, — отмечал Най, —  могут достигать собственные цели в мировой политике за счет того, что другие страны хотят того же или согласны с ситуацией, приводящей к желаемому исходу».

В части инструментов ученый не придумал ничего нового: СМИ как метод международной пропаганды известны с Первой мировой, американское агентство USAID уже работало к тому моменту почти 30 лет, привлекательность капиталистической модели Ричард Никсон стремился доказать Никите Хрущеву и журналистам еще в 1959 году во время знаменитых «кухонных дебатов». Профессор указал только на их возросшую значимость. 

Важно, что Джозеф Най никогда не стремился представить «мягкую силу» как более человечную: «Гитлер, Сталин и Мао обладали гигантской „мягкой силой“ в глазах своих последователей, но это не делает ее положительной. Не факт, что выкручивать умы лучше, чем выкручивать руки». 

Классическое определение «мягкой силы» звучит как «способность получать желаемые результаты в отношениях с другими государствами за счет привлекательности, а не принуждения или подкупа». Вместе с тем в категорию «мягкой силы» входит целый ряд разных по своей природе инструментов. 

Чтобы объяснить свое понимание вопроса, Джозеф Най предложил модель спектра силы, где военная мощь и санкции однозначно относятся к жестким инструментам, тогда как культура, внутриполитические ценности и привлекательность внешней политики — к идеальному типу «мягкой силы». В свою очередь, экономическую мощь можно отнести к обеим категориям: одно дело — подкуп элит, а другое — предоставление международной помощи или хорошие условия ведения бизнеса. 

Российский взгляд

В России концепцию «мягкой силы» восприняли с опозданием. Проблема начала обсуждаться на высшем уровне и в экспертном сообществе всего около 10 лет назад, но официального документа, посвященного данному вопросу, нет и сегодня. Понимание этого явления руководством страны изложил Владимир Путин в предвыборной статье 2012 года «Россия и меняющийся мир».

С точки зрения Путина, «„мягкая сила“ — комплекс инструментов и методов достижения внешнеполитических целей без применения оружия, а за счет информационных и других рычагов воздействия». Получается, именно информационное влияние признается ключевым компонентом «мягкой силы». Как считает Наталья Бурлинова, такая постановка вопроса обусловлена контекстом. По ее словам, поворотным моментом для всей российской системы «мягкой силы» стала война в Южной Осетии, когда Москва поняла, что ее голос не слышат в мировом информационном пространстве. 8 августа 2008 года международные СМИ в основном сообщали об агрессии России в отношении Грузии, а не о том, как грузинская армия нанесла удар по Цхинвали.

Упор на информационное влияние не просто декларируется, но и стал основой для практической политики. Телеканал RT и сейчас воспринимается как основной институт российской «мягкой силы». Субсидии на него в 2015 году превысили 21 млрд рублей (320 млн евро), сократившись в 2016 году до 19 млрд. Еще примерно 4 млрд российское правительство ежегодно тратит на радио Sputnik, объединившее в 2014 году бывшую радиостанцию «Голос России» и иностранные службы агентства РИА «Новости». 

И хотя расходы российского иновещания сравнимы с бюджетами аналогичных структур на Западе, RT и Sputnik обходятся Москве в разы дороже, чем все другие инструменты «мягкой силы», такие как, например, обучение по квотам 15 000 иностранных студентов в российских вузах и работа с соотечественниками по линии Россотрудничества. 

Сравнить же общие расходы разных стран на «мягкую силу» практически невозможно, как минимум, по двум причинам. Во-первых, нет и не может быть единого понимания, где проходит граница между мягким и жестким методами. Во-вторых, колоссальная часть «мягкой силы» исходит не от правительства, а от отдельных людей, частного сектора и гражданского общества. Международное влияние массовой культуры, например американского Голливуда, вообще, как правило, распространяется без участия властей.

Потенциал и поведение

Когда у Джозефа Ная спросили, можно ли измерить «мягкую силу», он посоветовал различать ресурсы и действительное влияние на политику. В качестве иллюстрации профессор привел войну во Вьетнаме, проигранную Вашингтоном, несмотря на кратно превосходящую противника военную мощь. Другая крайность: Швейцария, занимающая 8 место в рейтинге Portland, во всем мире воспринимается как идеальное место для жизни, но не играет серьезной политической роли даже в региональном масштабе. Реальным же показателем силы является способность менять поведение государств.

Именно это является главным ограничителем при составлении любого подобного рейтинга. Доклад Portland в большей степени остается отражением определенного потенциала, которым обладает та или иная страна. Его авторы отмечают, что «у России есть значительные ресурсы „мягкой силы“ в области культуры. В конечном счете она является домом для Эрмитажа, Большого театра, Чехова, Достоевского, Малевича, Чайковского и Булгакова». 

Соответственно, попадание России в данный список только лишь показывает, что у нее есть инструменты во внешней политике, помимо армии и кредитов для иностранных правительств. Но, как отметила в интервью «Спектру» Наталья Бурлинова, «это капитал, который заработали наши предки. А вот какой вклад внесли мы в это наследие после 1991 года — большой вопрос. Какой привлекательный образ на будущее мы формируем для себя и окружающих?». И разговор на эту тему намного важнее, чем спор о строчках в рейтинге.