«Людей здесь не будет, шахты закончатся, вода может в питьевые горизонты поднимется, а ковыль и тюльпаны в степи будут цвести такие же, ну может чуть рельеф изменится», — очень философски сообщил «Спектру» Петр Александрович Фоменко, главный геолог украинского государственного предприятия (ГП) «Торецкуголь».

Петр Александрович — признанный эксперт, Донбасс знает насколько только его возможно знать и его «философская» позиция среди донецких и луганских специалистов очень распространена, вне зависимости от места их проживания относительно линии соприкосновения. Геологи, гидрогеологи, горные инженеры тут все знают друг про друга и родные места главное — все уже было и еще повторится не раз, изрытая шахтами степь останется, а значит они как специалисты будут востребованы пожизненно.

Его Торецк расположен рядом с самым знаменитым отстойником химических отходов на Донбассе, который, как и сам город в прямой досягаемости любой артиллерии — до линии фронта от административного корпуса «Торецкугля» минут пять-семь езды по не очень хорошим дорогам. В эту войну городок не раз переходил в боях из рук в руки, а после закона о декоммунизации едва не поменял имя с Дзержинска на Нью-Йорк. Теперь же он продолжает добывать уголь на всего двух шахтах из шести имеющихся. К вопросу экологии Петр Фоменко относится спокойно — работоспособные люди могут разъехаться от отсутствия работы и войны рядом с домом из этих мест раньше, чем придет мир и экологическая катастрофа.

Слово «катастрофа», кстати, здесь не любят. «Катастрофа — это когда цунами катит, а у нас тут все на многие годы растянется!» — сказал мне один из собеседников из числа горных инженеров в Донецке в разговоре «не для печати».

В этом, пожалуй, главная и самая подлая особенность экологической катастрофы, которая ни шатко ни валко разворачивается в Донбассе: она готовилась многие десятилетия, происходит тихо, не спеша, никого не удивляя и не шокируя, ведь к ее отдельным проявлениям все уже давно привыкли. Считается даже, что Донбассу очень повезло, что его проблемы носят все же хронический, а не «острый» характер. Это позволяло отложить решение проблемы на потом, не считать первостепенной задачей, игнорировать призывы о помощи со стороны немногих специалистов.

Но теперь свои резкие коррективы внесла война.

Объекты критической инфраструктуры Донецкой и Луганской областей. Иллюстрация DELFI.

Именно в эти дни начала октября 2019 года, по расчетам главного научного сотрудника Института телекоммуникаций и глобального информационного пространства Национальной академии наук Украины, доктора технических наук Евгения Александровича Яковлева, в Центральном горном районе Енакиево-Горловка на территории самопровозглашенной ДНР могло начаться распространение радиоактивного заражения с шахты «Юных Коммунаров», где в 1979 году был произведен подземный ядерный взрыв.

О потенциальной угрозе этой шахты еще в апреле 2018 года в специальном докладе для парламентских слушаний заявил украинский министр экологии Остап Семерак (о содержании этого доклада «Спектру» рассказал один из его составителей). Помимо шахты «Юнком», министр в качестве наиболее опасных назвал также шахту «Александр-Запад», над которой в Горловке, размещался секретный Казенный химический завод, официально производивший краску для военной техники в жарком климате и оставивший после себя хранилище крайне токсичных химических отходов под открытым небом — 300 тысяч тонн рядом с линией фронта. Если добавить к этому фенольный отстойник почти на линии фронта под Торецком («серая» зона) и ртутную шахту 2-бис под Никитовкой (на территории ДНР), то складывается достаточно пугающая картина, заставляющая беспокоиться не только за Донбасс, но и за Ростовскую область России и общее для обеих стран Азовское море.

Но давайте обо все по порядку.

Война идет в одной из самых промышленных зон Украины

Нынешняя война идет шестой год в регионе, который обеспечивал около 20% промышленного производства Украины. Бои с широким применением артиллерии, а местами и авиации, шли в местах, где на момент начала боевых действий было сконцентрировано до 4500 потенциально опасных предприятий (их во всей Украине всего около 20 тыс., Донбасс самый техногенно загруженный регион страны). Эти цифры никого не должны удивлять, кроме всевозможных вредных производств, хранилищ нефтепродуктов, амиако- и хлоропроводов химических заводов в «опасные» попали, например, все АЗС, в 2014 и 2015-х годах повсеместно заправки стояли с плотно обложенными мешками с песком бензоколонками и бензо- и газохранилищами.

То, что снаряды преимущественно щадили мощности химического концерна «Стирол» в Горловке, фенольного завода в Новгородском (этот пригород Торецка и есть переименованная в пятидесятых годах прошлого века бывшая немецкая колония Нью-Йорк), завод по производству взрывчатки с хранилищами ракетного топлива в Рубежном Луганской области только везением не объяснить — большой экологической катастрофы боялись все. Но и при этом во время боевых действий, по данным украинского министерства экологии, было зафиксировано 550 нештатных ситуаций на 180 промышленных производствах.

На территории Донбасса есть 1600 «хвостохранилищ» — так на местном жаргоне называют часто искусственные водоемы, где собирались отходы производства. «Хвосты» за собой оставляли и коксохимические, и металлургические заводы, работающие и давно законсервированные химические предприятия вместе с целыми полигонами опасных химических отходов. 

Шахтеры на одной из шахт в Донбассе. Фото DELFI

Оставляло свои грязные «хвосты» и то, что последние 150 лет было для Донбасса главным — угольные шахты. Ведь за эти полтора столетия активной разработки недр тут прорыто до 1000 большей частью заброшенных шахтных стволов. Возле шахт расположено еще и 1300 терриконов (гор отработанной породы вперемежку с углем) из которых 320 на весну 2014 года уже горели — такие тлеющие терриконы способны взрываться и сами по себе, что неоднократно случалось. Но все же главную опасность для жителей разоренной войной угольной житницы несет в себе не огонь, а вода.

Подземный потоп

Весь водоносный верхний слой земной поверхности в Донбассе «изгрызен» словно кротовыми норами причудливой сеткой шахтных выработок и потерял свои природные барьерные свойства — в нем легко распространяется вода. Затопление шахт приводит к диффузии содержимого горных выработок. Обычно речь идет о сильно минерализованной, загрязненной нефтепродуктами и продуктами гниения деревянных крепей водой. В случаях, когда уровень таких отравленных шахтных вод поднимается до глубины 250−200 метров, они попадают в водоносный слои, откуда вода поступает в систему водоснабжения населенных пунктов, наполняет колодцы, используется для орошения полей, что делает ее непригодной и даже опасной.

Поэтому при правильно организованной работе на шахтах всегда проводится откачка шахтных вод в специальные отстойники для очистки, с целью удержания безопасного уровня так, чтобы они не могли добраться до водоносных слоев. Эти работы приходится проводить постоянно и они весьма дорогостоящи. Но бросить их нельзя даже, когда шахта больше не функционирует и добыча в ней не ведется — там все равно приходится продолжать водоотлив, удерживая безопасный уровень. Но это при правильной организации, финансировании и в мирное время — то есть в теории. На практике же, на шестой год войны, сами понимаете, в Донбассе все далеко не так. До активной фазы вооруженного конфликта из шахт региона в целом выкачивали 800 миллионов кубометров воды, которые проходили примитивную очистку в сети прудов-отстойников. Сейчас, по грубым оценкам ученых-гидрогеологов, водоотлив вдвое меньше — от 400 до 450 миллионов кубометров, а значит, теперь вода бесконтрольно заливает многие горные выработки.

К тому же локализовать проблемные выработки невозможно — все шахты в этих краях связаны между собой: шахта «Родина» имеет связки с «Первомайской» и шахтой «Золотое». «Первомайская» связана с «Голубицкой», «Золотое» — с соседними «Карбонит» и дальше следом идет «Горская». Понятное дело, что если вода затапливает одну шахту, то по системе подземных коммуникаций она перетекает и в соседние, смешивая свой богатый минеральный состав с загрязнениями из других выработок. Так что теперь уже грязной, вода поднимается вверх к поверхности, восстанавливая исторические болота на местах, где потом была построена полумиллионная Горловка, например.

На момент начала войны на территории Донбасса с 90-х годов шел процесс планового закрытия и консервации нерентабельных шахт, с плановой же откачкой воды из рудников с целью не допустить попадания грязных шахтных вод в водоносные слои. 2014 год безвозвратно нарушил эти планы, боевое разрушение отдельных шахт вдоль линии боев сопровождалось еще и повсеместным повреждением линий электропередач, а обесточенные насосные станции многих даже отдаленных от войны рудников очень быстро и безвозвратно заливало в горных выработках шахтными водами.

Одна из законсервированных шахт в Луганской области. Фото DELFI

На территории самопровозглашенных республик обеспечение водоотлива на нерентабельных рудниках показалось слишком дорогим, и многие оказавшиеся на их территории шахты были закрыты, но закрыты на «мокрую консервацию» — то есть они были просто оставлены на полное бесконтрольное затопление, а насосы сданы на металлолом.

В итоге к шестому году войны минерализованные грязные шахтные воды уже поднялись в водоносные горизонты и на поверхность во многих районах под Горловкой, Донецком, Макеевкой, еще до войны они вышли на поверхность в тех же Стаханове и Краснодоне. Целым жилым районам таких крупных городов как Донецк, Макеевка или та же Горловка сейчас грозит неминуемое подтопление. Разумеется, попадают они и в местные водоемы — озера, ручьи и реки.

Так получилось, что самопровозглашенные республики заняли высокие места Донецкого кряжа и что в Донецкой, что в Луганской области вода стекает «вниз» — в сторону шахт на подконтрольной Украине территории. В результате с увеличившейся нагрузкой подземные насосы не справляются местами и там.

Надо отметить, что опыт затопления у шахт Донбасса уже был. Это произошло во время Великой Отечественной, после чего и их работу восстанавливали почти шесть лет, откачивая воду, что тоже привело тогда к взрывной минерализации главной водной артерии региона — реки Северский Донец, а отдельные исследователи связывали послевоенное заиливание Азовского моря как раз еще с той «откачкой».

Вода объединяет всех

Северский Донец дважды пересекает государственную границу Украины, идет из России в Украину мимо Харькова, входит в зону войны, отравляясь всеми ее последствиями, и выходит из нее в Российскую Федерацию, ее южную житницу — Ростовскую область, где водой из реки поливают сельскохозяйственные земли и поят жителей таких городов как Новошахтинск. А потом эта вода попадает в общее для России и Украины Азовское море.

«Знаете, то, что линия фронта прошла по Северскому Донцу, своеобразное везение, непонятно, как бы вели себя стороны, принадлежи эта река кому-то одному», — высказал «Спектру» крамольную мысль один международный экологический эксперт, сотрудничавший в том числе и с ОБСЕ и не желавший, чтобы его имя «светилось» рядом со столь «неполиткорректной» оценкой. 

Но эту совершенно простую истину невозможно игнорировать — вода в этой войне неразрывно связывает и объединяет всех! 

Канал «Северский Донец — Донбасс» питает города, проходя зону войны насквозь — то есть он снабжает питьевой водой сначала подконтрольные Украине территории Славянска и Краматорска, потом неподконтрольные Донецк, Макеевку и Ясиноватую, а затем снова «украинские» — Волноваху, Покровск, Мариуполь. Водозабор Попаснянского водного узла, находится на подконтрольной территории Луганской области рядом с руслом общего Северского Донца, но 90% его «клиентов» — на неподконтрольных правительству Украины землях самопровозглашенной ЛНР.

Невозможно локально «отключить ДНР», не отключив попутно и Мариуполь, невозможно разорвать канал «Северский Донец — Донбасс» как единое целое — он по-прежнему единое предприятие с дирекцией в Донецке и диспетчерским центром в Славянске, с 12 тысячами работников, семь тысяч из которых работают на неподконтрольной Украине территориях и получают заработную плату в рублях.

Часть канала (26.5 км) скрыто в бетонных трубах водоводах, которые как назло, как раз и пересекают линию соприкосновения и подвергаются обстрелам, воду к Донецку подают «вверх» на девять метров, поэтому вдоль канала стоят еще и насосные станции. Канал, насосные станции и очищающая воду Донецкая фильтровальная станция периодически находятся под обстрелом. Так было и в самую горячую фазу боевых действий 2014 года.

«Людей не будет, степь останется». Воюющему Донбассу грозит радиоактивное заражение, а химические «дары войны» реки уже несут в Россию

Так продолжается и по сей день.

Мониторинга канала силами ОБСЕ на горловском направлении не ведется, ремонт его из-за постоянных боевых действий не проводится. Вода вытекает и льется вниз, просачиваясь в шахтные выработки. Аудит ситуации с компанией Вода Донбасса хочет провести миссия Международного Красного Креста. Эта кампания — единственное, что сейчас однозначно объединяет Донбасс в одно целое, потребность в чистой питьевой воде базовая гуманитарная проблема и судя по всему эти проблемы в ближайшие годы для населения региона станут главными.

Оранжевое «Золотое»

История украинского госпредприятия «Певомайскуголь» очень поучительная, «Спектру» ее рассказывали на ключевой шахте Государственного объединения. «ЗОЛОТОЕ предприятие по добыче угля» — без всяких кавычек и знаков препинания красуется у нее на вывеске. Эта шахта — она и правда «золотая». Самая глубокая и главная в этих местах — если зальет ее, работа следующих украинских шахт — «Карбонит» и «Горская» станет невозможной, неизбежно зальет и их, потому что подземные воды распределяются по системе заброшенных и еще функционирующих шахт по всему региону, как по системе сообщающихся сосудов.

Поселок Золотое на подконтрольной Киеву части Луганской области до войны имел 25 тысяч жителей. Для Украины уголь был политическим вопросом содержания большого депрессивного региона, многие шахты были градообразующими предприятиями в своих поселках, а шахтеры, как известно еще с советских времён — «гвардия труда». Страна дотировала угольную промышленность и на 2013 году сумма дотаций составляла 12 млрд гривен, 1,5 млрд долларов по курсу на тот момент.

Когда часть Донбасса, по определению международных организаций, попала под «эффективный контроль России», платить эти деньги за существование убыточных шахт стало некому. На протяжении 2015−2017 годов на территориях самопровозглашенных республик Донбасса прошла быстрая волна закрытия нерентабельных рудников, часто без водоотлива, почти всегда без перепрофилирования рабочей силы.

В этом углу Луганской области три ближайших к линии соприкосновения и городку Золотое шахты прекратили свое существование, шахта «Родина», еще в 2014 году в ходе боев оказавшаяся на самой линии огня, прямо на ничейной полосе между позициями сторон, с тех пор была оставлена и бесконтрольно заливалась водой, существенные объемы которой четыре года где-то под землей накапливались. Это характерно для нынешнего Донбасса — немедленных последствий ни одно решение не имеет, проблемы накапливаются, чтобы взорваться когда-то в будущем.

В Золотом время «Ч» наступило 2 мая 2018 года. Горняки понимали, что вода из закрытых шахт ЛНР будет прибывать к ним, били тревогу, строили под землей плотину в выработках, соединяющих шахты «Золотое» и «Родина». Именно эта плотина и позволила эвакуировать людей, когда внезапно со стороны «Родины» «хлюпнуло» со скоростью 2000 м³ воды в час!

«Довольно-таки значительно увеличился приток воды, так что наш водоотлив не справился, и у нас сразу не стало горизонта, — немного флегматично рассказал „Спектру“ главный инженер шахты „Золотое“ Игорь Викторович Новоселов. — Это же весна была, паводок, 2 мая и так воды было много, и за одни сутки при всех наших работающих насосах мы потеряли 100 метров, залило горизонт с добычей, и мы вышли в итоге на отметку 687 метров. Уголь теперь добываем, но только на бытовые нужды».

Главный инженер шахты «Золотое» Игорь Викторович Новоселов. Фото DELFI

«Они ж не один день воду не качали, а года ж были, этот объем где-то аккумулировался, а все шахты тут имеют гидросвязь. То, что в России находят следы нашей воды, то это показатель, что мы все же работаем, качаем! Очистные сооружения не работают, конечно», — говорит главный инженер.

На месте все это выглядит очень просто — поток воды насыщенного оранжевого цвета из нескольких труб заливает небольшой оранжевый пруд, из него огромным широким потоком, самотеком поверх канала это все идет вниз в речушку Камышеваху. Никаких работающих очистных сооружений на шахте действительно нет: один пруд-отстойник закрыт, на нем позиции военных, второй не работает как надо и рассчитан был на объем в 300 м³ в час. А из шахты идет в три раза больше.

Куда идет вода? Речка Камышеваха впадает в Лугань, а та в Северский Донец уже в российском его течении, тот, соответственно, в Дон. Поэтому-то следы зараженной воды с «Золотого» и находят в российском Дону. Если бы эту оранжевую воду из шахты не откачивали, то она затапливала бы подземные пространства шахты, распространялась бы соседние рудники, затопляя их и отравляя территорию вокруг Золотого. Но горняки откачивают ее прямиком в реку, фактически распространяя заражение на огромное пространство.

«Спектр» смог получить данные химического анализа воды из шахты «Золотое», сбрасываемой в сторону России. Его сделали летом на деньги одного международного благотворительного фонда и результаты были переданы как в ОБСЕ, так и в украинское министерство по делам временно оккупированных территорий. 

Уголь Донбасса особый, его легко определять по повышенному содержанию серы, хотя тот самый оранжевый цвет воде придают сложные превращения соединений железа под воздействием высокой температуры и изменившегося pH среды. В шахтной воде из «Золотой»: сульфатов (SO4): 1240 миллиграмм на литр. Норма (украинский стандарт для питьевой воды): 250; железа (Fe): 16,9 мг на литр. Норма: 0,2; Меди (Cu): 3,7 мг на литр. Норма: 1. Итого: Превышение допустимых норм: железо — в 84 раза, сульфаты — в 5 раз, медь — почти в 4 раза.

Простой математический расчет при известной скорости сброса воды в реку и содержании в ней сульфатов показывает, что при этой скорости в год одна шахта «Золотое» отправляет в Ростовскую область 9300 тонн одной только серы! В южной житнице России этой водой поливают поля и поят жителей того же Каменск-Шахтинска, у водоканала которого водосбор идет из Северского Донца.

Но жители поселка Золотое ждут обещанных из Киева новых насосов, чтобы качать воду не с нынешней скоростью в 800−900 м³ в час, а добиться 2000 м³ и осушить тот самый угольный горизонт, возобновить добычу и снова дать работу людям, а значит ада (или серы) будет больше. Анализ, опять же, пока был сделан только химический — в шахтных водах не «ловили» биохимических отходов от гниения шахтных деревянных крепей, нефтехимии от брошенных многочисленных механизмов и прочего.

«Если честно, мы тут уже многого не ждем! Ну поставят новые насосы, откачаем мы через полтора-два года после затопления наш горизонт, а что там с оборудованием случилось с такой водой? Вы ж нам наверняка потом анализы правильные не покажете, что там такое?» — говорит уныло «Спектру» шахтный главный энергетик Иван Омельчук.

Оранжевая вода из шахты «Золотое» в Луганской области. Фото DELFI

Но есть и проблема не трасграничная — поток отравленных оранжевых вод с шахты «Золотое» и других шахт «Первомайскугля» вполне может попасть в водосбор для Попаснянского водоканала, который поит питьевой водой Луганск. Очищенной жёстким хлорированием от биологических примесей водой, но не от солей металлов, серы, меди и всех сопутствующих компонентов, связанных и не связанных с войной. Удержание водоотлива на шахте «Золотое» вроде как пока предохраняет водные горизонты от попадания туда грязных шахтных вод. Но эта вода бесконтрольно и без очистки сливается в местные реки, так или иначе потенциально попадая в водозабор.

Ядерный «Юнком»

На территории самопровозглашенной ДНР одним из самых проблемных является Центральный горный район Донбасса, на нескольких относящихся к нему шахтах уровень воды уже достиг водоносных слоев. По данным полевых исследований, которые проводились под руководством доктора технических наук Евгения Александровича Яковлева в ноябре 2016 года, уже к тому времени более 90% резервных источников воды оказались загрязнены поднявшимися шахтными водами и непригодны для употребления в качестве питьевой воды.

Одной из шахт этого района, связанной с другими подземными коммуникациями и общими выработками, является шахта в городке Юнокоммунаровск, недалеко от Енакиево.

Шахта «Юных Коммунаров» или «Юнком» известна тем, что в ней на глубине около 900 метров 16 сентября 1979 году был произведен ядерный взрыв мощностью около 0,3 килотонны в тротиловом эквиваленте (точные данные о силе заряда засекречены и по сей день). 

При взрыве образовалась капсула с оплавленными до стекла стенками, в которой скопилась вода с радиоактивными стронцием и цезием. Она получила название «объект Кливаж», проходы к ней замурованы бетонными перемычками.

Взрыв был экспериментальным, шахта «Юнком» была самой загазованной в СССР — физики думали с помощью такого «острого эксперимента» избавиться от газа в горных выработках.

По официальным данным, уровень радиоактивности в горных выработках и шахтных водах за период наблюдений 1979—2000 годов находился на фоновом уровне. Работы в шахте продолжались вплоть до 2002 года, когда она как неперспективная была закрыта.

Евгений Яковлева рассказал «Спектру», что тогда же в 2002 году он спускался в «Юнком» и осматривал «Кливаж», уже тогда часть капсулы была подвержена «трещиноватости».

Тем не менее, вплоть до весны прошлого года считалось, что «объект Кливаж» достаточно надежно законсервирован на дне шахты, а одним из наиболее важных факторов его сохранения и предотвращения распространения радиационного заражения десятки лет считалась так называемая «сухая консервация». Это означает, что из шахты откачивали воду, не допуская того, чтобы она затопила капсулу. Разумеется, откачка воды с глубины почти в километр обходилась достаточно дорого.

«Людей не будет, степь останется». Воюющему Донбассу грозит радиоактивное заражение, а химические «дары войны» реки уже несут в Россию

Но вот в апреле 2018 года руководство самопровозглашенной ДНР объявило о решении прекратить водоотлив из «Юнкома» и перейти к «мокрой консервации» «объект Кливаж». Тогда же насосы были отключены, и шахта начала заливаться со скоростью, доходившей на пике величин около 8 метров в сутки.

Многие ученые высказывают опасение, что, оказавшись в воде, да еще в столь минерализованный и богатой солями шахтной воде, капсула может постепенно разрушаться, а радиоактивные вещества из нее смогут инфильтрироваться в воду, распространяя опасность радиационного заражения. Да к тому же в затопленной шахте уже невозможно мониторить радиационный фон, остается только ожидать, не проявит ли себя радиация, уже пришедшая к поверхности с шахтной водой.

По последним имеющимся данным на декабрь 2018 года, уровень воды в шахте «Юнком» составлял уже 486 метров. По расчетам Евгений Яковлева, к октябрю 2019 года уровень этот должен был добраться уже до отметки в 370 метров, где расположена первая сбойка, соединяющая «Юнком» с соседней шахтой «Красный октябрь», а это означает, что в случае радиоактивного заражения воды с «Юнком» смогут распространиться и на соседнюю шахту, а через нее и в другие шахты Центрального горного района Донбасса, воды в которых, как мы отметили выше, уже достигли водоносных слоев и резервных источников питьевой воды.

По всей видимости для того, чтобы замедлить скорость инфильтрации загрязненной воды по разработанному с помощью российских ученых проекту предварительно были полностью затоплены соседние с «Юнкомом» шахты «Красный Октябрь» и «Полтавская». 

«Тут солдатский простой расчет, — пояснил „Спектру“ Евгений Яковлев: — давайте растворим эти 50 кюри радиационной капсулы шахты „Юнком“ в тех 50 миллионах кубометров воды, которая заполняет три связанные между собой шахты — „Юнком“, „Полтавская“ и „Красный Октябрь“. Растворенная в таком объеме радиация не будет далеко выходить за варианты нормы. Но риск не инфильтрации, а выхода этого коктейля по горным выработкам под Горловку, Торецк есть! Он дополнительным загрязнением там выйдет!»

Нужно подчеркнуть, что пока точных данных, свидетельствующих о повышении радиационного фона, зафиксировано не было, однако условия для распространения потенциального радиационного заражения уже созданы.

Вода берет в себя «войну» 

В исследованиях министерства экологии Украины в 2019 году фигурируют цифры донных отложений в водохранилищах на территории заповедника Клебан Бык и неподалеку от Карловки — рядом с ними проходит линия разграничения. Так вот полевые исследования, проведенные сотрудниками министерства, показали «значительное, по сравнению с данными 2008 года загрязнения донных отложений Карловского и Клебан-Быкского водохранилищ стандартными составляющими боеприпасов: нерадиоактивным стронцием (в пять раз), кадмием (в сотни раз) и барием (в тысячи раз). Систематическое превышение концентраций, загрязняющих веществ в грунтах на местах боевых действий в 1,1 -1,3 раза были отмечены для ртути, ванадия, кадмия, нерадиоактивного стронция и гамма-излучения. 

Характерные максимальные превышения по отдельным показателям составляло 1,2−2 раза от фонового и в отдельных случаях достигало 7−17 раз. Еще исследования показали превышения концентрации биогенных элементов (минеральных форм азота и фосфора) как в воде Северского Донца, так и в других реках. Резкое превышение концентрации аммонийного азота отмечалось в речках Кальмиус и Кальчик, что можно было интерпретировать как последствия нарушения работы коммунальных очистных сооружений». 

Реки — естественная удобная природная преграда, очень подходящая для линии фронта. Линия соприкосновения в Луганской области непосредственно идет по Северскому Донцу, в Донецкой по Кальчику, насколько ремонтируются и обслуживаются очистные сооружения городов в условиях войны — вопрос больше риторический. Цифры «Спектр» взял из текста выступления украинского министра экологии на парламентских слушаниях, его нам передал один из авторов этого доклада. 

Экологическую карту этой войны можно изучать бесконечно.

Нарушения работы на объектах критической инфраструктуры в Донецкой и Луганской областях. Иллюстрация DELFI

Наглядно видно, как линия фронта в 2014 и 2015 годах уперлась в окраины городов и опасных производств — они буквально нанизаны «красными пятнами» на линию соприкосновения. Если изучать конкретные цифры, стоит обратить внимание на даты исследований — огромный массив анализов введен на момент последних замеров, в 2013 и 2014 годах. 

Неподконтрольные территории своими данными ни с ОБСЕ, ни с Украиной не делятся. Вся эта информационная система — типичный продукт ОБСЕ, где считают любой диалог не слышащих друг друга врагов лучшим выбором по сравнению с горячим конфликтом и любую систему экологического мониторинга лучшей по сравнению с совсем отсутствующей — мониторинговые посты на реках, автоматические посты забора воздуха на неподконтрольной территории не работают, лаборатории и промышленные предприятия с 2015, а кое где и с 2014 года никаких экологических отчетов не сдают, систему заполнили без них, поставив до лучших времен старые «мирные» данные.

То есть, другими словами, эти экологические данные — как свет потухшей звезды, отражают ситуацию такой, какой она была пять лет назад, до начала войны. А между тем шахты самопровозглашенными республиками «топятся», и все старые угольные предприятия, в недрах которых захоронены страшные грузы всевозможных химических и радиоактивных отходов находятся на неподконтрольных территориях. 

Все, что требуют экологические эксперты всех сторон — действующей системы мониторинга. Об этом мало известно, но именно экология была первой ласточкой и первой платформой возможных мирных переговоров — с 2016 года под эгидой швейцарского благотворительного фонда «Гуманитарный диалог» шли встречи экологических экспертов из Москвы, Питербурга, Киева и Донецка с Луганском — в «нейтральных» и безвизовых Стамбуле, Крите и не очень нейтральной Москве. Всякий диалог был прерван после гибели Захарченко почти на год и, как стало известно «Спектру» из двух независимых источников и одного участника этих встреч сейчас понемногу в большом секрете возобновляется.

Последняя встреча состоялась этим летом и, по информации источников «Спектра», была посвящена самой горячей проблеме пограничной зоны между Россией, Украиной и «отдельными районами Луганской области», как официально определяют ЛНР в Минской переговорной группе — ситуации, сложившейся вокруг шахты «Золотое».

По данным наших источников, в Стамбуле в июне 2019 года на встрече экспертов из Луганска, Киева и Москвы обсуждалась в том числе идея восстановления водоотлива на вроде как закрытых шахтах самопровозглашенной ЛНР. 

Угрозы в общем то понимают все, никто не понимает их уровень. Система мониторинга экологических рисков действительно необходима на всей территории Донбасса.

Продолжение следует