В результате неуклонной либерализации и гуманизации уголовного законодательства в России все сильно ухудшилось. И касается это прежде всего наказаний за экономические преступления. Которые зачастую и вовсе таковыми не являются.

О масштабном преследовании российского бизнеса мы можем говорить где-то с 2002−2003 годов. И этот процесс можно смело назвать раскулачиванием. К 2013 году — а это 10 лет со дня начала преследований по делу ЮКОСа — в России практически не осталось частного бизнеса в чистом виде. Крупный бизнес был слит с государственным, средний так или иначе попал под контроль спецслужб, мелкий никого не интересует, разве что в районных масштабах.

А теперь посмотрим, что случилось с 2013 года, за последние 5 лет. Да, и почему мы смотрим именно с 2013 года? Потому что именно тогда законодатели и судьи с целью либерализации и гуманизации законодательства начали манипуляции с самой популярной статьей Уголовного кодекса, по которой сажают за любую экономику — статьей 159. Мошенничество. И, разумеется, ее 4-й частью — мошенничество в особо крупном размере. «Особо крупный» — это миллион рублей. Тогда (то есть до Крыма), это было порядка 30 тысяч долларов. Сейчас — 15 тысяч.

В декабре 2014 года по запросу Салехардского суда Конституционный суд РФ вынес знаменитое определение,  признающее несоответствие ст. 159.4 (Мошенничество в особо крупном размере) российской Конституции, и поручающее федеральному законодателю скорректировать ее до июня 2015 года. В итоге скорректировали намного позже и внесли при этом в ст. 159 УК РФ новые 5, 6, 7 части. До этого частей было 4.

Конституционный Суд РФ. Фото AFP/Scanpix/LETA

Тут, конечно, надо пояснить.

До начала 2012 года у нас не было выделенного состава преступления, который назывался «заведомое невыполнение договорных обязательств». Все было просто: ну, не выполнил договорные обязательства, это нехорошо, вот тебе арбитражный процесс. Однако под видом либерализации законодатели выделили невыполнение договорных обязательств в состав 159.4. И в результате стали сажать за то, что раньше регулировалось в арбитраже, квалифицируя неисполнение договорных обязательство как мошенничество.

Ты говоришь: «Я пошил костюм хорошо», заказчик говорит: «Нет, ты хреново пошил». Разве это уголовная статья 159? Нет. Даже если ты изначально имел умысел пошить костюм некачественно, это гражданско-правовые отношения, ты изначально имел умысел не выполнить договор. Что, кстати, еще надо доказать — умысел. Вот в судебном порядке и решается вопрос: выполнить договор или возместить убытки. Зачем возбуждать уголовное дело? Тем более возбуждать по общеуголовной статье 159. Непорядок, решили законодатели, и постановили ввести новую норму, вот ту самую 159.4, где ущерб определен в миллион рублей, а наказание — лишение свободы до 5 лет. То есть если ты плохо пошил очень дорогой костюм за миллион рублей, то это 5 лет.

ФСИН в тоске. Ольга Романова о том, как они со Львом Пономаревым «поливают грязью свою страну»

Либерализация, значит.

Однако в общеуголовной статье 159 есть часть 4 (та, другая, ст. 159.4 читается не как «159, часть 4», а именно как «159.4»), где за те же самые деяния в предпринимательской сфере с тем же самым ущербом дают до 10 лет лишения свободы.

И вот Салехардский суд обращается в Конституционный суд и недоумевает.

Конституционный суд определяет, что да, это безобразие, которое не соответствует Конституции. Давайте это отменять и переделывать.

Тут все обрадовались и запели. Стали ждать, как сейчас по 159-й сократят сроки, и как уберут эту экономическую статью. В итоге же просто добавили в 2014 году 5, 6, 7 части, и мошенничество уже в сфере предпринимательства стало тоже до 10 лет. И все. В результате либерализации, которая прошла у нас с 2013 года, мошенничество в сфере предпринимательства стало тяжким преступлением, хотя до этого было средней тяжести. А еще в 2012 году его вообще не было, считалось, что договорные обязательства — это дело арбитража.

И посмотрите — частного бизнеса в чистом виде не стало практически совсем, а количество экономических дел не уменьшается. В чем дело?

Дело в том, что это показательная стратегия.  И уголовная политика.

Давайте посмотрим на самые последние изменения в УК. Тоже чепчики в воздух бросали.

Тюремный 2018-й. Ольга Романова о самых громких приговорах, арестах и уголовных делах этого года

В конце прошлого года Владимир Путин внес в Госдуму проект закона, в котором предложил расширить список преступлений, по которым прекращается уголовное преследование при условии возмещения ущерба. Это прежде всего касается экономических преступлений. Путин предложил — Дума приняла. Ура.

Но это же ерунда. Это даже не полумеры, это пшик, ничто.

Мы в «Руси Сидящей» никогда не слышали о мошенничестве в сфере предпринимательства, по которому бы возбуждались дела по новым статьям — вот по тем самым, по которым прекращают преследования в случае возмещения ущерба. Новые уголовные статьи есть, но они не предъявляются в качестве обвинения. И все это делают на самом первом уровне, на уровне следствия.

Дела по новым статьям, принятыми в процессе либерализации, просто не возбуждают. А возбуждают привычную и проверенную ст. 159 часть 4, рабочую лошадку — ту, которая до 10 лет. И которая примет за мошенничество практически любое экономическое деяние.

Что бы вы ни сделали, в суде вам скажут, что у вас был умысел на хищение.

Как они это устанавливают? Каким образом? Нет ответа. Зато есть судебная практика — до 10 лет.

Жил человек, работал, вдруг его решили убрать с глаз долой подальше. Например, у него был госконтракт, и он много лет занимался региональным дорожным строительством. А тут прессовать очень просто. Например, регионом заинтересовался условный Ротенберг и решил, что тоже будет строить здесь свои дороги. Компания «Одуванчик» выигрывает и честно работает, но тут ей говорят: а давайте-ка мы сейчас будем принимать ваши работы, как положено. А как положено? Скрытые работы, например, нужно принимать чуть ли не каждый день. Насыпали гравий — положили асфальт, гравия уже не видно, он скрыт. Сколько его там? А если у тебя не приняли эти скрытые работы, то ты не можешь положить асфальт. А не положив асфальт — вылетаешь из графика. И строишь дорогу за свой счет, если у тебя деньги есть, но тебе их не вернут.

Фото REUTERS/Scanpix/LETA

Или бордюры посчитали. Должны быть десятиметровые, а лежат восьмиметровые. Масса вариантов. И что получается? Возбуждают уголовное дело по мошенничеству, потому что деньги получил, работы якобы не выполнил, хотя он их выполнил, и говорит, что выполнил качественно. Это же чисто гражданско-правовые отношения? Но нет. Это мошенничество в особо крупном размере. Человека сажают, компании больше нет, теперь дороги строит Ротенберг.

Но это, так сказать, понятийно. А в правовом смысле почему так происходит?

Потому что в правоохранительных органах есть две больших проблемы. Я бы сказала, институциональных. У нас нет определений:

- что такое экономическое преступление,

- что такое преступление коррупционной направленности.

У прокурора плохая статистика по выявлению преступлений коррупционной направленности? Не беда. Вот заявление пришло — участковый побил гражданина без определенного места жительства. Нехорошо. Но какая же это коррупция? Это чистое насилие. Но нет. Имел умысел выманить взятку. Оперативники ФСИН пронесли наркотики в зону. Тоже не коррупция. Но если нужно по статистике — будет коррупцией. А коррупция — это вроде бы уже экономика. Или нет?

Та же классическая 159-я статья — она в разделе УК «Преступления экономической направленности», но с какого перепугу она экономической направленности? Это преступление против собственности. Или кража, статья 158 УК. Украл колбасу в супермаркете. Считается экономическим преступлением почему-то.

«Неразобрыши». Почему стали меньше сажать предпринимателей

Или кто-то проник в государственное предприятие и украл всю проектную документацию. Это повлияет на экономику предприятия? Конечно, повлияет. Это экономическое преступление? Да ни разу.

А если это военное предприятие? Тогда шпионаж и измена Родине. А измена Родине может быть экономическим преступлением? Конечно, нет. Хотя есть, например, промышленный шпионаж.

И как пользоваться терминологией, которой нет? Экономические преступления есть, а терминологии нет.

И по большому счету, правоохранительная система сейчас не является собственно правоохранительной системой. Это система, которая озабочена прежде всего самовоспроизводством. А для того, чтобы самовоспроизводиться, тем подразделениям правоохранительных структур, которые наблюдают за бизнесом, нужно давать показатели. А все показатели у них завязаны на выявленных преступлениях. Пусть это будут налоги, пусть это будут коррупционные проявления, пусть это будет статья 159, желанная для всех оперов. Но это именно преступления должны быть. Поэтому они работают, они ищут, выискивают. А суды спокойно прожевывают все, что им дает следствие. И дают сроки.

И все это вместе называется неуклонной либерализацией.