29 мая Министерство юстиции внесло Greenpeace International в реестр нежелательных организаций, выполняя соответствующее решение Генпрокуратуры. Самая известная в мире природоохранная общественная структура заявила о сворачивании деятельности своего отделения в России, поскольку прокуратура поставило вне закона любую деятельность Greenpeace в стране.
Надзорное ведомство полагает, что Greenpeace финансирует организации-иноагенты и занимается антироссийской пропагандой. В вину экологам ставится то, что их активность якобы мешает «осуществлению выгодных стране инфраструктурных и энергетических проектов».
За годы своей работы в России активистам Greenpeace удалось не только добиться создания двух заповедников и четырех национальных парков, но и реализовать проекты по внедрению раздельного сбора мусора, контролю за изменением климата и ввоза в РФ токсичных отходов, созданию добровольных пожарных команд и многих других.
Борьба с огнем много лет была одним из приоритетов организации в России. Greenpeace содействовал развитию в стране добровольных пожарных дружин. Григорий Куксин и Наталья Максимова, работавшие в разные годы в пожарном отделе Greenpeace, поделились со «Спектром» своим мыслями о причинах запрета организации и перспективах общественного зеленого движения в России.
Григорий Куксин, учредитель АНО «Центр профилактики ландшафтных пожаров», работал в Greenpeace с 2010-го по 2022 год
- До прошлого года в прессе звучали ваши комментарии как руководителя противопожарного отдела Greenpeace. Как вы пришли в организацию?
- Начиналось всё со студенческой общественной Дружины охраны природы Биофака МГУ. Это одна из самых старых наших российских природоохранных НКО и кузница кадров для многих других профессиональных, общественных и государственных организаций. Будучи студентами, мы охраняли от браконьеров и пожаров заказники Подмосковья. В первую очередь, Журавлиную родину.
В конце 90-х в сельском хозяйстве и лесной сфере был кризис. Тушить пожары было некому, горело все больше и больше, потому что заброшенные поля только прибавлялись. Тогда мы студенческой командой придумывали, как с этим бороться. Это и стало основой дальнейшей пожарной работы. Мы придумали и добились создания государственной региональной дирекции особо охраняемой территории, которая бы охраняла Подмосковье и заказники. Я пошел туда работать инспектором.
В 2000-м году у нас была реформа. Как раз Владимир Путин пришел к власти и одним из первых своих решений ликвидировал Государственный комитет по охране природы и Министерство лесного хозяйства. Их тогда объединили, ликвидировав самостоятельные лесное и природоохранное ведомства.
Поскольку устранили структуру, в которой я работал, то послужил в пожарной охране и потом уже пришел к работе в Greenpeace. И будучи инспектором, и будучи пожарным в МВД и в МЧС, я развивал пожарное добровольчество. Было понятно, что системно в России это надо менять на более высоком уровне. Я пошел работать в Greenpeace с целью создать противопожарное направление и постепенно добился намеченного.
- Генпрокуратура выносила решение о фактическом запрете Greenpeace в России «по совокупности его заслуг» или из-за какого-то конкретного проекта?
- Я думаю, что это совокупность многих проектов, которые мешали конкретным интересам каких-то бизнесменов и чиновников. Это, конечно, ситуация вокруг Байкала. Много было спорных, конфликтных вопросов, потому что позиции общественных организаций, органов власти и уж тем более крупного бизнеса часто не совпадают. На то и нужны общественные организации, чтобы эти вопросы поднимать, цивилизованно обсуждать.
За вырубками вокруг Байкала, за сохранением особых природных территорий в Рязани, других заповедников и национальных парков стоят очень большие деньги и лоббистские возможности. В нынешней политической ситуации стало возможным принятие такого решения.
Понятно, что обвинений в адрес Greenpeace всегда было много со стороны тех, кому он мешал своими действиями. Я не могу назвать конкретную причину или конкретные акцию, которые бы стали причиной запрета. Опять же, этот вопрос, наверное, стоит задавать не бывшим сотрудникам Greenpeace, а прокуратуре: из чего они исходили, когда принимали такое решение?
- Greenpeace кроме пожарного направления занимался несколькими серьезными проектами: изучал последствия глобального потепления, вел активную работу по внедрению раздельного сбора мусора, привлекал к экспертизам специалистов, лоббировал зеленую повестку во властных структурах. Сейчас это все неизбежно умрет или активисты смогут перестроиться и продолжить работу хотя бы по основным направлениям?
- Проблемы никуда не делись. Можно только закрыть какую-то организацию, которая им занимается. Но, к счастью, Greenpeace не единственная природоохранная организация в России. С её закрытием из страны никуда не делись эксперты, специалисты, которые были внутри организации либо вокруг неё. Поскольку существует большая совокупность разных проблем, то, конечно, будут какие-то российские активности, опирающиеся на предыдущий опыт, на наработанные материалы и методики.
Я думаю, что, конечно, будут появляться и развиваться общественные организации. Смогут ли они свободно работать в России, когда закрывают общественные организации, признают иноагентами либо нежелательными структурами, будет видно. Понятно, что сейчас не самые свободные времена.
Конечно, это плохо для государства, потому что общественные организации очень важны не только как огромный ресурс, но еще и как важнейший канал получение обратной связи. Я знаю, что и Greenpeace, и многие другие российские некоммерческие организации играли важную роль независимых экспертов, в том числе, для профильных органов власти.
Кто-то должен говорить, как на самом деле обстоят дела, а не то, что написано в формальных отчетах. К сожалению, достоверной, правдивой и точной информации по очень многим вопросам не хватает. Сейчас общественных организаций стало меньше, но потребность в этой функции никуда не делась, поэтому я думаю, что это место все равно будет занято какими-то российскими НКО.
- Вы не общались с бывшими коллегами по Greenpeace на тему их планов? Как у них настроение: махнуть рукой на всё или держаться?
- Не скажу за других коллег. Конечно, никто с восторгом эти новости не воспринял. Понятно, что это проблема. Когда ты много лет работаешь, создаешь систему горизонтальных связей и экспертного сообщества с партнерами в разных структурах, конечно, это мешает работать. У меня настроение оставаться в России, продолжать заниматься работой, связанной с пожарами.
Это ни в коем случае нельзя называть продолжением работы Greenpeace просто потому, что это теперь уголовно наказуемо. Как человек, который разбирается в теме, имеет возможность что-то полезное делать, я буду стараться максимально приносить пользу. Я в этой сфере специалист и думаю, что много полезного сделал. Поэтому сейчас с моим партнером развиваем «Центр профилактики локальных пожаров», который, надеюсь, в ближайшее время будет показывать довольно высокую эффективность.
Максимова Наталья, психолог, один из руководителей «Общества добровольных лесных пожарных», работала в Greenpeace с 2018-го по 2022 год
- Как давно вы занимайтесь природоохранной деятельностью? Как складывались ваши взаимоотношения с Greenpeace?
- В 2018 — 2020 годах я работала в Greenpeace по контракту, а волонтером организации стала в 2009 году и остаюсь им до сих пор. Помогала организовывать многие мероприятия как представитель «Общества добровольных лесных пожарных». У нас проходили учебные лагеря для подготовки добровольцев на Ладожском озере. Совместно с пожарным отделом Greenpeace проводились образовательные мероприятия для волонтеров-пожарных со всей страны. Ребята приезжали из разных регионов, и мы старались дать им профессиональную подготовку. Огонь не будет спрашивать, перед ним волонтер или пожарный, поэтому подготовка должна быть одинаковая для добровольцев и профессионалов.
С другой стороны, Greenpeace помогал деятельности нашего петербургского «Общества добровольных лесных пожарных». Всячески поддерживал нашу локальную историю. Мы занимаемся защитой от пожаров территории Ладожских шхер (юг Карелии). Там уникальная природная территория, на которой долго не могли создать национальный парк. Только в конце 2017 года он был образован, но фактически до сих пор не заработал, поэтому мы делим пожарную охрану этой территории между общественниками и Лесоохраной.
- Есть ли предположения, какой именно проект Greenpeace привел к такой реакции властей РФ?
- Есть много версий. Я не готова вам пересказывать все сплетни, слухи или какие-то конспирологические рассуждения, в которые очень трудно поверить. Решение Генпрокуратуры о признании Greenpeace нежелательной организацией достаточно закрытое и непрозрачное. В этом документе не сказано, какие действия Greenpeace противоречат законодательству РФ. Там общие слова о том, чем «нехорошим» организация занималась. Я могу точно сказать, что проблемы возникли не из-за пожарного проекта, потому что мы старательно выстраивали тесные партнерские отношения с государственными службами. Все-таки проблему сохранения лесов от пожаров невозможно решить только волонтерскими усилиями.
Можно помогать государству где-то точечно, как мы это делаем в Ладожских шхерах. Волонтерская группа иногда в какой-то точке в состоянии заменить государственную службу, но в целом по стране, конечно, есть действующая система борьбы с природными пожарами и ей надо помогать. Встраиваться в нее. Это то, чем занимался и пожарный отдел Greenpeace.
Например, его сотрудники создавали такие материалы, как «Справочник добровольного лесного пожарного», методичку по тушению торфяных пожаров, пособие по профилактической работе с детьми. Всё создавалось вместе с представителями государственных структур и согласовывалось с соответствующими ведомствами. Это был совместный труд, поэтому, повторю, что не работа пожарного отдела привела к этой истории. Почему Генпрокуратура приняла такое решение, к сожалению, мы можем только гадать.
- В любой организации главный актив — люди. Что теперь будут делать бывшие сотрудники Greenpeace?
- Насколько я знаю, ребята, у кого есть силы и какой-то драйв, намерены продолжать так или иначе защищать природу. Это могут быть разные формы. Возможно, появятся какие-то другие общественные организации. Пока ничего не могу сказать конкретного, потому что ни у кого нет информации.
Плюс очень важно решить сейчас организационно эту задачу так, чтобы не входить в противоречие с российским законодательством и не оказаться в какой-то конфликтной ситуации. Это не поможет защите природы и сохранению какой-то целенаправленной позитивной деятельности. Есть такая поговорка: «Мертвый спасатель — плохой спасатель».
Важно сейчас найти ту форму работы, в которой конфликт с законодательством каким-то образом будет разрешен. Конечно, от того, что Greenpeace признали нежелательной организацией, у людей, которые там работали, мотивация делать правильное дело и продолжать защищать природу никуда не делась. По крайней мере, у тех, с кем я общалась.