Мальчик, который шел по Екатеринбургу с буквой Z на шапке, поступал хорошо. Напрасно этот мужчина, которого арестовывали потом с ОМОНом, напал на него и наорал. Мальчик любил отца, служащего в Росгвардии. Носил символику, под которой отец воюет. Где уж одиннадцатилетнему человеку разобраться в том, справедливая ли это война. Дети верят. И правильно делают, что верят. Верить взрослым — это базовая потребность ребенка.

Дети, которые снимались в клипе на песню Шамана «Мы», тоже поступали хорошо. Старались, маршировали куда-то целеустремленно, представляли себе и представляли собой светлое какое-то будущее. Где уж десятилетним разобраться в том, будет ли это воображаемое ими будущее светлым и будет ли оно вообще.

Мысль можно продолжить. Дети из Гитлерюгенда тоже поступали хорошо — сражались за то, во что верили.

Транслируют детям слишком взрослые для них мысли не только преступные режимы, но и нормальные, демократические. Украинские дети рассказывают о войне то, что объяснили им взрослые. Нельзя не объяснить. Дети же спрашивают. Как же не рассказать детям то, во что веришь?

Для получения латвийской визы мои дети, включая пятилетнего сына, отвечали на вопросы политической анкеты: «Считаете ли вы период с 1945 по 1991 год российской оккупацией Латвии?», «Поддерживаете ли вы демонтаж советских памятников?»

Иллюстрация Алиса Кананен/SpektrPress

-- Папа, а что такое «демонтаж»?

Дети ответили верно, ответили то, чего от них ждали, но младший умеет считать только до ста, понятия не имеет, что произошло в 1945-м году и не видел в глаза ни одного советского памятника. Взрослые нагружают детей слишком сложными для них мыслями, сообщают детям сведения, которым дети не могут еще дать оценку. Внушают сложные и сомнительные свои политические концепции и в то же время чуть ли не до совершеннолетия не отвечают внятно на вопрос «Как я родился?» Взрослые, будучи уверенными в собственной правоте, грузят детей всей той несусветной кашей, которая варится у них самих в голове.

Но как же! Нельзя же не отвечать, если дети спрашивают! Нельзя же не рассказать детям того, во что веришь сам!

Да, но когда вы рассказываете детям то, во что верите, у них от этого кончается детство.

Есть другой способ. Можно спросить у детей, что видят, думают и чувствуют они.

Однажды на море пятилетний сын рассказал мне, что видел сначала мачты корабля на горизонте, а теперь видит весь корабль. «Это, наверное, потому, — догадался мальчик, — что Земля круглая и корабль сначала был за поворотом Земли».

А дочь рассказала, что до сих пор переписывается со своей бывшей одноклассницей из России и очень скучает по ней.

А другая дочь рассказала, что у них в классе очень дразнят толстого мальчика. На переменах он уходит на лестницу, на верхний этаж и плачет там на лестничной площадке. Однажды она подошла к нему, хотела утешить, но не знала как.

А украинский мальчик рассказал мне, что после обстрелов птицы сходят с ума, принимаются валяться по траве, врезаться налету в фонарные столбы и деревья, падать на землю и кружиться на месте. Он описывал контуженных птиц.

Иллюстрация Алиса Кананен/SpektrPress

А девочка-беженка в Югославии во время войны рассказала мне, что бывают такие банки с супом, которые когда открываешь, они шипят и сами собой нагреваются. Она описывала американские гуманитарные консервы.

А еще один югославский мальчик рассказал мне, что на море, под большим камнем живет маленький человечек. У него тоненькие ножки и огромная голова (видимо, имелся в виду рак-отшельник). Он, наверное, очень умный, этот человечек, раз у него такая большая голова. Он все понял, не захотел никого больше видеть и ушел жить один, под камень.

Как мне перестать? Валерий Панюшкин об осознании собственной жестокости