По мере того, как Россия втягивается в двойной кризис, связанный с распространением короновируса и снижением цен на нефть, становятся более предсказуемыми и его перспективы — пока, увы, нерадостные. За последнюю неделю случились три события, которые обогащают наше понимание происходящего.

Первым, разумеется, стали переговоры о «нашем всем» — о нефти. Несмо­тря на очевидную потребность в соглашении и на явное давление, исходившее из Вашингтона, они шли очень тяжело и заняли четыре дня, с четверга по воскресенье, когда сделка была, наконец, обнародована. Итог был ожидаемым: участники договорились о сокращении добычи почти на 10 млн. баррелей в сутки — уперлась только Мексика, поэтому формально с мая сок­ращения составят лишь 9,7 млн. баррелей. Победителем вышли США, про­демонстрировавшие, кто в мире хозяин и при этом воздержавшиеся от любых формальных обязательств (их также не приняли на себя Канада и Бразилия).

Россия оказалась в крайне тяжелом положении. Во-первых, она обя­залась сократить добычу на самый большой объем — почти на четверть своего производства, чего никогда раньше не делала. Во-вторых, почти навер­няка Москва шла на сокращение в уверенности, что рост цен компенсирует выпадающие доходы — но первые же торги показали, что снижение добычи уже было priced in (учтено в цене, — прим. «Спектра»): цены остались возле уровней закрытия четверга (Brent стоит $32, Urals — чуть более $25/баррель). Весь апрель спрос на нефть будет продолжать снижаться, увлекая цены дальше вниз, а России надо будет еще и снижать добычу. В целом сложно усомниться в том, что по итогам года мы потеряем минимум половину экспортных доходов, а бюджет лишится 3,5−4 триллионов рублей.

Вторым событием стала динамика коронавирусной инфекции и связан­ные с ней события. Прежде всего подвердилась гипотеза о том, что эпидемия еще далека от своего пика. Как бы ни хотелось Владимиру Путину праздновать День Победы в окружении ветеранов и гостей, а в конце мая получить бурную поддержку в ходе массового народного голосования за изменение в Конституцию, ни первого ни второго ждать не приходится.

Число инфицирован­ных растет все быстрее, и это ускорение продлится, вероятно, до начала мая. При этом еще одним малоприятным моментом стало то, что власти баналь­но не способны организовать обещанные карантины и закрытие городов: люди толпами валят в храмы; индексы самоизоляции снижаются; система выдачи электронных пропусков оказалась пригодна только для «распила» бюджетных средств, а на деле не работает; люди, оставшиеся без доходов и без понимания сроков отмены введенных ограничений, все менее склонны к под­чинению и дисциплине.

Вербное воскресенье в Ростове-на-Дону. Фото REUTERS/Sergey Pivovarov/Scanpix/LETA

Сегодня наиболее вероятным выглядит сценарий, при котором через две-три недели власти пойдут на ограниченное «открытие» экономики. Это приведет лишь к новой волне заражений, что в итоге сделает ситуацию совершенно непредсказуемой. Стоит заметить, что эффективность работы системы здравоохранения остается довольно низ­кой: число заражений в Москве составляет 11,5 тысяч человек (против 104 тысяч в Нью-Йорке), а мы видим и многочасовые очереди на госпитализацию, и, я думаю, большое количество неучтенных больных. Все это говорит: кани­ку­лы затянутся, экономических проблем станет больше.

Третий примечательный момент также случился на прошлой неделе. По данным Минфина, бюджет первого квартала был исполнен практически в идеальном виде: 23% к общегодовым параметрам по доходам, 24% по расходам, с профицитом в 12 миллиардов рублей. За день до этого министерство эконом­ического развития сообщило, что «из-за состояния экономики» даже не начинало ра­боты над макроэкономическим прогнозом развития страны в этом году, об­новленный вариант которого оно ранее обязалось представить правитель­ству именно 9 апреля, в четверг (напомню, прежний прогноз предполагал рост ВВП в этом году на 1,6%). Наконец, чуть раньше пришло сообщение о том, что ФНБ вырос с 8,3 до 12,85 триллиона рублей, или 12,2% ВВП.

Все это позволяет предподожить, что власти будут максимально затягивать любые решения об антикризисной под­держке экономики на том основании, что никакого кризиса у нас пока даже и нет. Я не сомневаюсь, что первоначальная оценка ВВП первого квар­тала, которая должна появиться на следующей неделе, также укажет на то, что экономика замедляется, но сокращения ее не происходит. Это, вероятно, не будет обманом: реальные меры по самоизоляции начались в самом конце марта, эффект от резкого падения нефтяных цен проявится только в апреле. Поэтому правительство, похоже, будет пытаться не слишком раскошеливаться на антикризисные меры, дожидаясь мая-ию­ня, когда глобальная экономика может начать оживать, и перспективы окончания спада станут проясняться.

«Нужно искать деньги на поддержание штанов». Почему российской нефтяной отрасли очень тяжело сократить добычу и чем это обернется для бюджета страны

Таким образом, все тренды прошлой недели указывают на то, что перелом в развитии эпидемии откладывается, текущая экономическая ситуация истолковывается как относительно нормальная, а шансов на восстановление притока нефтедолларов пока нет. Исходя из сказанного, можно сделать некоторый прогноз развития ситуации.

Собственно говоря, он довольно прост. Я исхожу из того, что поступления экспортных доходов сократятся на $125−130 миллиардов, или примерно 9% ВВП. Карантинные меры остановят значительную часть экономической актив­но­сти на два месяца. Если допустить, что замороженными окажутся до 40% от ее обычных масштабов, это лишит экономику еще 6−7% ВВП.

Почти навер­няка падение экспортных дохо­дов и сокращение внутреннего спроса косвен­но ударят по многим отраслям и компа­ниям, что также сократит экономическую активность. В итоге недавно представлен­ные прогнозы как группы россий­ских экономистов под руководством С.Гуриева и Е.Гурвича, так и компании McKinsey, пессимистический сценарий которых предполагает падение ВВП на 8,6−10%, окажутся реалистичными. Основная часть спада придется, как и во всем ми­ре, на второй квартал, большая часть которого будет потеряна для экономи­ки и в течение которого мы увидим «дно» нефтяных цен.

Какой (по масштабам и графику) может быть реакция властей на происходящее? На мой взгляд, первый кризисный месяц позволяет просчитать и спрогнозировать ее достаточно уверенно.

Совершенно неверным было бы считать, что Россия не готова к кризису. Если сравнивать показатели ее бюджета (демонстрировавшего в 2018−2019 годах рекордные профициты), объем государственного долга (14,4 трилли­она рублей, или менее 14% ВВП), действующую процентную ставку центра­льного банка (6% годовых, вдвое выше инфляции) и наличие резервов, которые вместе с непотраченными средствами федерального и региональных бюджетов составляют 17,7 трлн рублей, или около 16,9% ВВП, с показателя­ми любой из развитых стран, где бюджетные дефициты составляли в прошлом году 3−4% ВВП, госдолг мало где удается удерживать на уровне ниже 100% ВВП, а процентные стравки снижать уже некуда, так как они близки к нулю, то Россия действительно выглядит тем «островком стабильности», над словами о котором россияне привычно смеются.

Билборд на Проспекте Мира в Москве. Фото AP Photo/Alexander Zemlianichenko/Scanpix/LETA

Проблема, на мой взгляд, состоит в паникерстве нашего руковод­ства и его управленческой несостоятельности. Первое заставляет дрожать над средствами ФНБ и отказываться от его использования, так как считается, что они собраны на «черный день», а никто не понимает, настал он уже или нет. Вторая выражается, с одной стороны, в неспособности наладить заимствования у Банка России для финансирования бюджетного дефицита, и, с другой стороны, противостоять интересам отдельных лоббистских групп, которые усилят давление на Кремль как только будут приняты первые зна­чимые решения об экономической помощи.

Как показывает опыт западных стран, почти все они уже вложили в поддержку граждан и предприятий от 7 до 11% ВВП. России это вполне под силу сделать, потратив треть ФНБ и мобилизовав 5−6 триллионов рублей за счет займов у Банка России под залог специально выпускаемых серий ОФЗ. Однако власти предпочитают тя­нуть (правда, появились первые признаки того, что некоторые займы все же будут сделаны, хотя непонятно, как и на каких условиях).

Под контролем. В Москве вводят систему пропусков для передвижения на транспорте, но сервис не справляется с заявками, а власти обвиняют хакеров

Фундаментальная причина происходящего, на мой взгляд, состоит в весь­ма своеобразном взгляде обитателей Кремля на российскую экономику. За годы управления ею «в ручном режиме» президент и его соратники оконча­тельно уверились в том, что «народное хозяйство» страны базируется на крупных игроках («системообразующих предприятиях», «крупнейших налогопла­тельщиках» и т.д.). Они считают, что эти компании «генерируют» доходы, государство собирает их часть в виде налогов или ренты и «раздает» людям.

К сожалению, они не понимают, что российская экономика, как и любая другая, основыватся как раз на конечном спросе населения и малого бизнеса, удовлетворяемом в том числе и крупными корпорациями. Именно из-за столь превратного понимания реальности Кремль не считает нужным из бюджета и ФНБ поддерживать потребителей или ориентированные на них бизнесы — и, я думаю, в итоге так на это и не пойдет.

В результате на протяжении апреля и первой половины мая население не получит от правительства никакой дополнительной помощи, кроме регулярно вы­плачиваемых пенсий и зарплат всех работников бюджетной сферы (даже и тех, кто находится на каникулах или работает дистанционно). Учитывая, что около ²/₃ россиян не имеют никаких сбережений, не менее чем 20% населе­ния, не попадающих в указанные выше группы, столкнутся с невозможно­стью финансировать текущие расходы. Даже после прекращения карантина до миллиона малых и средних предприятий не будут запущены вновь. По­ловина из тех, кого сегодня работодатели переводят в отпуск за свой счет, также могут не вернуться на работу — это пока правительство следит, чтобы формально не было увольнений, но после отмены карантина ог­раниче­ния на сокращение сотрудников, скорее всего, станут менее жест­кими.

«Денег нет, а расходы остались». Андрей Нечаев о том, переживет ли российский бизнес вынужденные каникулы и справится ли госбюджет с падением нефтяных цен

В результате «холодное лето 2020-го» станет временем самой большой за последние десятилетия «ломки» российского общества: населению придется искать новые возможности трудоустройства, смиряться со снижением жизненного уровня, реструктурировать банковские кредиты и прочие обязательства. Власти, конечно, будут продолжать паллиативные программы по­мощи — вероятно, часть причитающихся налогов будет отнесена на следующий год, расширится программа кредитных каникул, будет организована более эффекти­вная выдача пособий по безработице.

Однако нынешняя эко­номическая си­стема сохранена не будет: сотни тысяч бизнесов погибнут, многие компа­нии и банки разорятся, государство поддержит лишь попавшие в «список 646-ти». Экономика закончит год просевшей на 10−12%, с растраченным наполовину ФНБ, который пойдет на покрытие бюджетного дефицита, и незначительно увеличившимся госдолгом, средства которого помогут попавшим в слож­ное положение приближенным корпорациям. С 2021 г. начнется очередное «путинское оживление» — рост на 1−1,5% в год в ожидании повышения цен на нефть.

2020 год — и это понятно почти наверняка — войдет в экономическую историю России как год исчезающих надежд. Будет ли следующий за ним си­льно отличаться, сказать пока сложно…