«Эти коты — русские или латышские? ». Чем живет дом для Барсиков и Мурисов, открытый британским агентом Фифи
У входа в офис приюта нас встречает черно-белый, как инь-ян, Яша. Томно покачивая выпирающими округлыми боками, кот решительно уворачивается от любых глажек и важно шествует на корпус впереди. Сомнений по поводу того, кто в доме хозяин, ни у кого не возникает.
Яша в приюте почти год. Его принесли сердобольные сотрудники закрывшегося кафе на бульваре Райниса, где кота баловали кулинарными изысками с преступной щедростью. С лишним весом и неумеренным гурманством на новом месте пришлось распрощаться — они несли угрозу для здоровья. К своенравному и неуживчивому характеру отнеслись более толерантно — кота поселили отдельно в офисных помещениях, где он себя чувствует натуральным биг-боссом. Лежать на коленях и ласкаться — ниже его достоинства, а вот быть в курсе всех дел — это обязательно.
До Яши офисом заправлял Барсик: приблудившийся на территории пожилой кошак залез греться под машину, а когда шофер дал газа, из-под колес раздался душераздирающий крик. Барсик лишился ноги и хвоста и обрел новый дом — оправившись после тяжелой операции, он бодро скакал по офису на трех ногах, ласкаясь к каждому посетителю. Инвалидность не помешала Барсику вскоре обрести новую семью — расставаясь с воспитанником, сотрудники не скрывали слез…
Приют работает 365 дней в году — без праздников, выходных, с утра до позднего вечера. В пятницу на обширном хозяйстве Dzīvnieku draugs двое: директор Солвита Виба и смотрительница котов Юля Тишельникова.
Вообще-то в приюте пять постоянных работников. Есть еще одна помощница по котам и ветеринар с ассистентом, которые с утра уехали на конференцию — появятся лишь к вечеру. Волонтеры в рабочие дни заглядывают редко. Более полусотни мяукающих, мурчащих и слабо попискивающих котов и кошек всех мастей, возрастов, повадок и физических кондиций — это беспрерывное хождение по кругу между лотками, мисками, медицинскими кабинетами и приемным отделением. Солвита с Юлей не останавливаются ни на секунду. Мы — за ними…
Дымчато-серая Лурдес — красавица и злюка: может приласкаться, а потом больно тяпнуть за палец или прыгнуть на спину. Она как детдомовский отказник — дважды брали на «усыновление» и дважды возвращали. Возраст сильно сокращает шансы на новую семью.
Лачукса привезли из Юрмалы. Он из категории дачников-неудачников: «добрые» отдыхающие подбирают на улице милого котенка, кормят, пригревают, а осенью надо уезжать — им уже не до подросшего уличного кота… Сисе — из оперной колонии. Добровольцы, присматривающие за компанией стерилизованных котов напротив театра, оперативно реагируют на появление новеньких. Только вчера в приют подкинули кошку, которая в ночи родила. Четыре слепеньких крохи отчаянно пищат… Предательство и благородство, жестокость и сострадание, преступная беспечность и гиперответственность соседствуют тут на каждом шагу. Да и само прибежище для униженных, оскорбленных, брошенных и преданных животных выросло из совершенно фантастической человеческой истории.
Мария Кристина. История про спецагента MI6 Фифи, которая основала приют в Латвии
В сентябре 2014 года Национальный архив Великобритании рассекретил документы о судьбе одного из выдающихся агентов королевских спецслужб MI6 Марии Кристины Чилвер. До этого времени в Англии и Латвии Кристина была известна как неутомимый и талантливый защитник животных, основатель первого приюта Dzīvnieku draugs в Латвии — стране, где она прожила свое детство…
Мария Кристина родилась в 1920 году в семье латышки и британца. В два года мама увезла дочку в Латвию, а после окончания немецкой школы девушка поступила в парижскую Сорбонну, где ее и застала война. Ассистируя врачу концлагеря в Безансоне, Кристина помогла бежать многим пленным, а вскоре и сама перебралась в Великобританию, где ее храбрость и красота были высоко оценены спецслужбами — Чилвер превратилась в агента с кодовой кличкой Фифи. В ее задачу входила проверка на прочность шпионов-мужчин — смогут ли они не поддаться чарам и не выдать государственные тайны даже во сне.
После войны Мария Кристина работала переводчиком с французского. Полностью отказавшись от публичной столичной жизни, перебралась в укромный домик лесника на окраине Уэльса, куда после смерти мужа к ней переселилась другая коллега по спецслужбе — Джин «Алекс» Фелгейт. Вместе они посвятили остаток жизнь благотворительности. Когда в Латвии была восстановлена независимость, Мария Кристина стала инициатором создания первого приюта для животных, в строительство которого вложила свои деньги и привлекла других меценатов.
Настоящую историю мецената Солвита Виба узнала лишь через семь лет после ее смерти. Директор приюта гостила у Чилвер дважды. Тогда еще, листая фотоальбомы меценатки в надежде найти свидетельства латвийского прошлого, Солвита удивилась, что нет ни одного детского снимка. Лишь позже она узнала, почему.
Люди и коты. История про дачников-неудачников, рижское дело Брижит Бардо и трех мушкетеров
Едва Солвита и Юля начистили уши свежеприбывшим котятам, как в приемной появляется Людмила. Импозантную даму в шляпке Солвита знает давно — любительница котов со стажем держит в Юрмале пять своих подопечных и время от времени пополняет коллекцию Dzīvnieku draugs новичками, теми самыми брошенными и забытыми дачниками-неудачниками.
На этот раз Людмила беспокоится о судьбе красавца, прибившегося к ее маме, кенгарагской пенсионерке: у 89-летней бабушки два своих кота, а тут повадился столоваться и ночевать еще один. «Соседские дети говорят, что это их. Но почему тогда он у мамы ест и ночует, а днем по улицам ходит и плодит потомство?» — возмущена Людмила. Договариваются, что она принесет красавчика в приют в ближайшее время.
«Мне часто приходится слышать мнение, что стерилизовать котов — это против природы, — рассказывает Солвита. — А плодить котят, которые болеют, замерзают и в муках умирают — это, значит, правильно?» Закон на ее стороне — выпускать на улицу нестерильных котов запрещено. И забота о том, чтобы бродячее племя не разрасталось, лежит как раз на таких организациях.
Например, Dzīvnieku draugs в год стерилизует около 1,5 тысяч котов. С финансами на это дело помогает Фонд Брижит Бардо. С поставкой пациентов — около 200 активистов-волонтеров, не только из Риги. Отдельную программу — медицинской помощи пострадавшим животным — финансирует Фонд Тетеревов.
Еще одна семья меценатов по фамилии МонБарон поддерживает своими средствами кошачий «хостел» во дворе приюта. В нем содержатся уличные коты, которые не вынесли бы пребывания в клетке. Стерилизованные и обработанные коты весь день проводят на воле, а погреться в любой момент могут в специально оборудованном теплом домике, бывшей сторожке.
Следом за Людмилой у приемной стойки возникает Эдуард — мужчина сообщает, что готов начать процесс адаптации. Солвита ведет показать перспективных кандидатов — братьев Арамиса и Атоса. По пути мужчина рассказывает свою историю. «Две недели назад умер мой любимец кот, которого я в свое время подобрал котенком на улице. И мы с женой резко почувствовали пустоту. Сперва хотели купить, а потом решили, что честнее взять из приюта. Арамис жене понравился — она хотела светлого и пушистого, а Атос похож на моего бывшего».
Солвита достает показательно мяукающую парочку из клетки: «Хорошо, что берет сразу двух — так им веселей будет. Вот проведем программу социализации — и берите, а пока можете навещать». Эдуард подписывает бумаги на «усыновление» — по условиям приюта, ему предстоит пожертвовать по 25 евро за котенка. Это компенсирует себестоимость стерилизации и вакцинирования, а также послужит гарантией серьезности намерений.
От веселой троицы мушкетеров в клетке остался лишь Портосик. Но и он не задержится — маленький, упитанный, милый, имя удачное. «С именами вообще-то трудно приходится, — рассказывает Солвита. — Только в этом году приняли уже больше 400 котов — всех надо как-то назвать. Ведь если слушать тех, кто принес — половина котов была бы Мурисами и Барсиками, Миньками и Мурками. И мы бы запутались. Мы заметили, что новым хозяевам очень нравится брать котов с именами известных артистов. Назовешь Пласидо, Доминго, Боттичелли или Бибер — с руками оторвут. Микеланджело и Рембрандт — тоже удачные имена. Двух братиков окрестили Шерлок и Холмс. Были у нас Галкинс с Пушкинсом. Беленьких называем Пиениньши, Критиньши и Сниедзинши… Стараемся, в общем».
Юлия. История о том, какие языки понимают животные и почему с ними легче, чем с людьми
В лотках свежие газетки с интригующими заголовками: «Коты Ушакова обратились к россиянам», «Вторая жизнь вещей», «Смертельное…». Юля точно не знает, откуда они берутся — что-то приносят волонтеры, что-то привозят прямо из типографии. Все — котам под хвост. Юля спокойна и уверена в движениях: чистит клетки, треплет загривки, каждому постояльцу — ласковое слово или строгий наказ, кому — по-русски, кому — по-латышски.
«Им все равно, да и мне по большому счету тоже», — поясняет Юля. В Dzīvnieku draugs она пришла в 2004 году волонтером. Животных Юля любила и жалела, сколько себя помнит: первую кошку принесла домой в семь лет, первую собаку — в 11, все дворняжки и подкидыши. К собакам прикипела сильнее — после школы решила учиться на кинолога, а для опыта пришла помогать в приюте.
В то время Dzīvnieku draugs давал кров также оказавшимся на улице собакам, Юля с удовольствием их выгуливала, учила простейшим командам и хорошим манерам, чтобы потом без проблем передать новому хозяину. Через четыре года девушке предложили постоянную работу.
«По сути, собаке все равно, на каком языке ее дрессировать — она понимает интонацию, жесты, язык тела, — рассказывает Юля. — В то время я была еще очень не уверена в своем латышском — все же русская семья, школа, кинологи — поэтому и собак обучала больше на русском. Впрочем, никаких проблем у моих воспитанниц с новыми латышскими хозяевами тоже не возникало. Постепенно и сама я перестала стесняться своего латышского — атмосфера здесь очень располагает».
Когда три года назад приют решил сосредоточить усилия на котах и раздал последних собак, Юлия тяжело перенесла расставание. «Пошла искать другую работу. Попыталась устроиться в торговом центре — тоже латышский коллектив, но совсем другое отношение. Пробыла там год, а вспомнить нечего — ни друзей, ни идей. Стала по выходным снова навещать приют — тут, хоть и все латыши, но они как свои. Когда меня попросили более основательно помочь с котами, согласилась. Если бы коллектив поменялся, а остались только коты — отказалась бы. Все же собаки и коты очень разные: для первых человек — царь и бог, вторые сами себе божества», — поясняет Юля.
В прошлом году Юля поступила в медицинский колледж, где учится на медсестру и параллельно работает санитаркой в больнице Страдиня. «Беззащитных людей мне всегда было жалко — в детдома и пансионаты для старичков подарки носила. Но, если честно, иногда кажется, что с животными найти общий язык намного легче», — признается она. По ее мнению, лучший повод для сближения — общие добрые и хорошие дела. «Говорят, общая большая беда тоже сплачивает, но не хотелось бы по такому поводу», — рассуждает она.
Солвита. Как юрист Управления натурализации стала защитником прав котов и медведей
Солвита работает в приюте уже больше 15 лет. По иронии судьбы первые 15 лет своей трудовой биографии она проработала юристом Управления натурализации — решала вопросы о присвоении гражданства, а иногда — об обратном процессе, если выяснялось, что кандидат подал нечестные сведения. Она уверена, что вершить судьбы животных — занятие не менее ответственное, ведь кошки не могут подать апелляцию и защитить свои права.
«Жизнь моя поменялась разительно, — улыбается Солвита. — Костюм и колготки пришлось сменить на спортивную одежду, вся моя семья автоматически вовлеклась в новое дело, а я за 15 лет стала уже опытным ветеринаром. Поначалу спасали всех подряд — змей, сов, косуль, белок, дегу, котов, собак… Три года назад решили ограничиться котами. Проблема бродячих собак в Риге практически решена, зато котов — сотни тысяч, целые колонии. Люди переезжают, разводятся, возникают аллергии, меняется жизнь, умирают — Мурисы и Кузи остаются. Зачастую не могу скрыть возмущения, когда звонит молодая семья: „У нас умерла бабушка, мы делаем ремонт, заберите ее котов“. Хочется сказать: „Значит, квартира вам нужна, а память о бабушке — нет?“»
Права других животных тоже не остаются вне поля зрения Солвиты и ее команды: они активно выступают против зверей в цирке, против ввоза в Латвию экзотических животных «на сувениры», пропагандируют покупку яиц от счастливых кур и вегетарианского образа жизни. Не спасовали они и перед английской королевой Елизаветой — пришли голыми на митинг перед посольством Соединенного Королевства в знак протеста против медвежьих шапок стражей ее величества. И даже получили ответное письмо, в котором им пообещали постепенно решить проблему.
Солвита каждый день убеждается в том, что хороших и добрых людей гораздо больше. В работу приюта вовлечены около 200 волонтеров — не только местных, но и иностранцев. Общее доброе дело дает ощущение счастья и сплачивает лучше любой интеграционной программы. Когда человек счастлив, у него нет дурных мыслей.
«Это фантастика, видеть рядом людей, которые в чем-то могут и не быть твоими единомышленниками, иметь иные жизненные приоритеты, но животные всех объединяют. Когда мы ищем нового хозяина для кота, у нас к нему будут другого порядка вопросы, чем у политиков. Для нас ценны сочувствие, добро, сердечность, гуманность… У нас часто спрашивают: этот кот понимает по-русски или по-латышски? Конечно, у нас в приюте они чаще слышат латышский язык. Но главный язык, который они понимают — это отношение: они сильнее людей чувствуют каждое движение тела, интонацию, взгляд».
По мнению Солвиты, человеку многому можно научиться у своих четвероногих друзей: «Люди все время ждут чего-то взамен своих проявлений любви — если не материального, то эмоционального. Животные тоже рады, если к ним ласковы, но они готовы любить просто так — безвозмездно. Даже очень пострадавшие коты и собаки — подстреленные, забитые, измученные голодом — очень скоро снова начинают доверять человеку. Это удивительно! И нам стоит у них этому поучиться, а главное — донести эти ценности до детей. Ведь, как говорила основательница приюта Кристина Чилвер, победит тот, на чьей стороне будут дети. Важно, чтобы они были на стороне добра. Ну, а животные — лучшая лакмусовая бумажка на это самое добро».