Грузин Ираклий на любом участке фронта войны России против Украины — очевидная легенда. По званию он рядовой, по факту — командир группы аэроразведки. Мы знаем, где эта группа сейчас и какие задачи она решает.

Поэтому можем спокойно говорить о обстоятельствах прошлой нашей встречи, ее локации и прошлом месте службы подразделения — на тот момент группа Ираклия была под Бахмутом, в селе Николаевка, а воевала в составе отдельной 26-й артиллерийской бригады имени генерал-хорунжего Романа Дашкевича.

В Николаевке группа жила в доме местного жителя, который на свой страх и риск купил у бежавших соседей четыре хаты, а свою сдал на время военным. О доме этом тоже можно говорить — прямое попадание снаряда со временем сделало его секретность неактуальной. В доме был свет, газ и даже интернет, а над домом гремела канонада. Бойцы на нее обращали мало внимания — громкий артиллерийский бой говорил им, что, возможно, аэроразведку с ее дорогими «птицами» скоро отведут чуть дальше в ближний тыл, и только.

Ираклий на фоне товарищей с красивыми шевронами, формой, снаряжением выделялся своей практичной подчеркнутой не броскостью — теплые черные шерстяные штаны, простая военная флисовая кофта, чашка с кофе. Из необычного только словно приросшая к голове кипа.

Ираклий Курасбедиани, бывший командующий военной разведки Грузии, член еврейской общины украинского Мариуполя, инструктор добровольческих батальонов «Донбасс» и «Азов», создатель снайперской школы 79-й десантно-штурмовой бригады ВСУ, снайпер Украинской Добровольческой Армии (УДА) и полковник армии Грузии, заключивший в марте 2022 года контракт рядового с украинской 26-й артиллерийской бригадой, дал откровенное интервью «Спектру».

В его украинской истории все мыслимые и немыслимые перипетии стандартной судьбы грузинского добровольца в Украине. Грузин из иностранцев, возможно, больше всего в ВСУ, но Ираклий среди них точно самый высокопоставленный и опытный военный специалист.

- Вы можете сказать, как вас зовут?

- Меня зовут Ираклий Курасбедиани.

- Давно вы в Украине?

- Я приехал в 2014 году, в июне месяце. Весной собирался, но мешали технические проблемы, доехал уже в июне.

- Мы могли тогда встречаться в Урзуфе (одна из трех баз батальона, а потом полка «Азов» в 2014−22 годах)?

- Нет, в Урзуфе, на базе «Азова» я был какое-то время уже осенью. А летом я приехал в батальон «Донбасс», где инструкторами было два моих друга, и мы вместе тренировали эту часть. Они до этого формировались еще как группа, в Карловке весной были у них первые бои, но потом на базе в Петровцах их уже приняли официально в Национальную гвардию и там они тренировались как батальон, а уже в начале июля вместе с ними мы поехали в зону АТО.

Ираклий Курасбедиани и корреспондент «Спектра» Дмитрий Дурнев. Фото для SpektrPress

- Вы сами, как и где учились военному делу?

- В 1992 году я ушел солдатом на войну в Абхазии, потом в Самачабло (Южной Осетии) был, а уже в 1993-м поступил в военную академию — она у нас тогда первая открылась в Тбилиси на базе знаменитого артиллерийского училища, их в Союзе вообще шесть было, три в Украине, одно в Грузии и остальные два в России. Хорошая в нашей военной Академии школа была.

Учился я с небольшим перерывом — после падения Сухуми делал паузу, было у нас там партизанское движение, я ради него на время даже Академию забросил, потом доучивался. Потом у нас в 1997 году новый министр обороны пришел, он у нас командиром в Абхазии был, началось движение в армии — сначала делали спецназ, потом полноценные Силы Специальных Операций Грузии, я вот там и был.

- Сами вы не откуда, не из Абхазии?

- Нет, родился в Тбилиси, но род мой и я, можно сказать, из Сванетии. Я рос в горах, стрелял с детства — дед, отец были охотниками. И на войне снайпером был. В 1998−99 мы как раз и делали в Грузии снайперскую школу. А потом уже я по линии разведки пошел — был сначала командиром группы спецназа, потом был батальон, так сказать, «коммандос», где я по натовской классификации был С2 — по-нашему это начальник разведки.

В 2001−02 началась американская уже программа по обучению и экипировке — мы создавали в Грузии полноценную бригаду спецназа, контрактную уже, не призывную. В этой бригаде я был офицер разведки. После чего перешел уже в департамент военной разведки министерства обороны офицером разведки, потом возвращался в бригаду — одним словом все время был там, где что-то конкретное, новое делалось.

А потом была Революция роз в 2003-м, пришел Саакашвили и тогда было такое — искали новые кадры, молодых ни в чем совковом не замешанных, мыслящих по-новому, и мне предложили пост заместителя начальника контрразведки всей моей страны.

В основном наша работа состояла в реформе старой системы, меняли тогда все — до последнего винтика! После перешел в правительство, нужно понимать, что у нас был и есть такой автономный округ как Абхазия, который мы не контролируем, но правительство у него есть, тема войны в Абхазии, как и для многих у нас, для меня личная — сам там воевал, старший брат мой там погиб и много друзей детства тоже. Так вот я и перешел министерство государственной безопасности Абхазии, которое потом объединили и сделали одно центральное министерство, где я курировал антитеррористическое направление госбезопасности. Со временем опять пришли реформы — объединили госбезопасность с министерством внутренних дел — но направление так и оставалось за мной.

При Михо потом одно время поставили нового министра обороны, и он стал восстанавливать департамент военной разведки, а я в нем еще до Революции роз служил и так получилось, что с 2006 по 2008 годы я был начальником военной разведки Грузии.

Ну, а дальше… Короче прослужил я в Грузии до 2010−11 годов, а дальше уехал за границу, ушел со службы.

Ираклий Курасбедиани (справа) и Борис Пелех, позывной «Камчатка». Фото Дмитрий Дурнев/SpektrPress

- При Иванишвили?

- Потом уже был Иванишвили, мне предлагали вернуться, но… Когда там все поменялось, у меня оставались друзья в политической верхушке, но сам я политическим кадром не считался — всю жизнь в армии военным, мне было без разницы, кто во власти, лишь бы дело делалось. Но для возвращения на службу были определенные политические условия, они во всем мире сейчас известны. Я их не принял, послал, так сказать… Занимался одним проектом в Германии. А когда в Украине все началось, собрал свои деньги и поехал к вам, помогать.

- А каким был ваш первый контракт, когда вас оформили как-то в Украине?

- Смотрите, в 2014-м я тогда не оформлялся, потом стало можно (иностранцам) идти на контракт, но как-то так случилось после первого этого 2014 года вместе с «Донбассом» … Мы тогда вместе брали Попасную, Северодонецк, Лисичанск, вместе заходили в Иловайск…

- Вы воевали вместе с батальоном?

- Да-да, я воевал.

- В качестве?

- Ну, в «Донбассе» я помогал организовывать разведку. Там было такое подразделение, и я в штабе все это делал: планирование, управление, все по моей специальности делал, помогал. Ну и воевал. После Иловайских событий, где я в коридоре этом не оказался…

Там 19 августа мы взяли группу пленных, человек восемь, и там была пара интересных. Например, журналист из «ДНР», который был с Гиркиным в хороших отношениях — мы его звали «Француз». Юрий Кучеренко, он был гражданин Франции, родился в Одессе, учился в Грузии, прекрасно говорил на грузинском, я тогда с ним поработал, и поскольку был на связи с руководством, мне через Геращенко предложили их срочно вывезти на командный пункт того направления, 24 августа это уже было. Когда мы там ждали, было накрытие группы, я получил ранения — ничего серьезного, в ногу, в спину осколки. Когда отошли, думал обработаю рану и вернусь. А вышли мы на нашу сторону, потом закрытие этого кольца было. Так я оказался с той стороны кольца. А про сам батальон все знают — сколько было погибших, сколько в плен попали — он был какое-то время небоеспособный.

Мои же друзья инструктора как раз были уже тогда в «Азове», они там школу подготовки полка сделали — я пошел к ним, им уже помогал. Потом при содействии волонтеров — я ведь по солдатской специальности снайпер и создавал снайперскую школу в Грузии — то я и тут, в Украине, начал готовить снайперов, с конца 2014-го. Сначала спецназ, потом, когда была третья, четвертая волна мобилизации, то готовил уже снайперскую роту в Николаеве для 79-й десантно-штурмовой бригады. Потом снова работал с ССО. В общей сложности с конца 2014-го, в 2015-м и частично в 2016-м году где-то человек триста, наверное, прошли через меня. Я еще и привел несколько ребят молодых из тех, что прошли через меня в Грузии, тоже снайперов…

Сейчас вся эта служба на очень хорошем уровне в Украине, а тогда был этот, как его — «початок» («начало» — укр.).

- Вас как-то поддерживали — вы должны были на что-то жить, экипироваться?

- В основном волонтеры всем помогали. Ну и помогал я во многих местах, идти в какую-то бригаду конкретную тогда было нецелесообразно — это бы меня сковало в одном месте.

- Не предлагали вам принять украинское гражданство?

- Были варианты, но я сам как-то… У меня к Украине уважение, любовь и все хорошее, но гражданство у меня моей страны, надеюсь рано или поздно вернуться в Грузию.

- Правительство Грузии сейчас пользуется такой пророссийской репутацией немножко, добровольцам в самом начале не давало организовано выезжать в Украину… Не пытались вас преследовать?

- Ну, я там на особом счету, мой переход через границу всегда занимает час-полтора. Получают разрешение впустить меня или выпустить. Я не хочу себя хвалить, но поскольку я не рядовой, а всю жизнь в оперативной, агентурной разведке и до сих пор связи есть… Никто не хочет шумиху вокруг меня делать, а прицепиться по какому-то факту не получается — были бы зацепки с прошлых должностей, прицепились бы. Сейчас все более-менее спокойно, но я туда год не ездил, а раньше, до вторжения этого я пару раз в году всегда ездил — там родители мои.

- А нет в Грузии какой-то правовой базы по типу белорусской, статьи о наемничестве, например. Нет угрозы уголовного преследования?

- «Наемничество» там (в УК) есть, но никто не готов на применение этой статьи, потому что все понимают, что в Украине все воюют официально, в армии. И из-за безвестных молодых ребят делать какую-то шумиху никто не хочет. На первом этапе — в 2016−17−18-м — когда все еще было сложно, мои друзья, оставшиеся там, говорили: «Ираклий, ты приезжай, конечно, но долго не задерживайся!». И плюс меня никто не видел на митингах оппозиции, митингах людей от прежней власти. Да, я с ними дружу, все знают мою позицию, но активной политической деятельностью я не занимаюсь.

- А вот то, что грузинское правительство не давало вылететь чартеру добровольцев в начале войны в сторону Украины, это как?

- Ну, что значит не дали, я понимаю почему они это сделали. Просто в начале добровольцы хотели все это делать (демонстративно), как будто целый легион Грузия (на войну против России) отправляет, хотя в этом самолете могло быть пять человек, хотя больше, конечно, было тогда. В общей сложности до тысячи человек наших в Украину приехали. Я далеко не всех знаю — много молодых, новых, хотя был и старый костяк, те кто тут с 2014−15-х годов работал.

Ираклий Курасбедиани. Фото Дмитрий Дурнев/SpektrPress

- Как Мариуполь стал вашим домом?

В 2016 году друзья попросили тренировать Украинскую добровольческую армию (УДА), там еще друг у меня был, который вместе с нами в Абхазии воевал в 1992 году, было много с нами тогда унсовцев (УНСО — украинская национальная самооборона).

А УДА в основном под Мариуполем была — раньше то я все время по полигонам разным ездил, по разным частям, а с этого времени всегда рядом Мариуполь, там и с женой своей будущей познакомился, там и обосновался.

Начиная от Широкино и до Марьинки и Авдеевки работал как снайпер-рядовой с добровольцами УДА, и так это было до 2018 года. А потом уже, в конце, все как-то успокоилось, иностранцев все меньше и меньше было, более-менее стабильной, спокойной стала ситуация. Иностранцев уже можно было брать в части легально, закон был, но, если честно, особо и не брали их в разных частях, желания у командования не было связываться, да и я становился старше и желания уже не было связывать себя в моем возрасте тоже. А в 2019 официально мы женились, семья, свои дела пошли. Я сделал маленькую мастерскую свою, делал разные какие-то апгрейты для оружия, что-то для ребят, что-то для себя, то, для чего не надо лицензию.

«Наши деды нас берегут». Как финны искали и нашли себя на войне в Украине — исследование «Спектра»

- А жена украинка?

- Да, гражданка Украины, она еврейка из Мариуполя. Познакомились в синагоге, она там работала, квартиру купили как раз в 2021 году (смеется). Была к тому времени фирма, которая меня взяла со всем моим боевым опытом. Старые друзья военные — один американец, бывший пилот и один украинец офицер — сейчас-то он служит опять, а тогда такой бизнес у них был свой — то, на чем мы сейчас летаем, они делали на Кипре, неплохие такие дроны. Тогда в конце 2020-го это все начиналось, и они попросили меня проработать организационно-тактические моменты применения БПЛА, пилоты-то лучше меня есть, а вот в этом… В Грузии в 2006−07 годах в моем подчинении было целое подразделение, для которого закупили израильские дроны и что касается управления, тактики применения опыт у меня был в итоге неплохой.

Эта фирма производила дроны на Кипре, потом у них был проект в Индонезии, и я поехал туда как проект-менеджер, обучали одну местную службу применять ударные машины, которые мы из комплектующих на месте и собрали. Где-то полгода мы этим занимались, а к осени вернулись домой, и я как раз квартиру купил — женщины всегда хотят свой дом.

У нас с ней были какие-то мелкие стычки, и я ей говорил: «Жена, я все обещаю, но когда будет большая война, а она обязательно будет, я на нее поеду!».

Она мне отвечала: «Хорошо, но если будет большая!» — не верили же все. Осенью 2021-го позвонили мне друзья с фирмы, они видели, что напряжение росло и решили подарить комплекс беспилотников своих той артиллерийской бригаде, в которой сейчас мы. Просьба была простая — научить ребят. Мой товарищ знал эту бригаду, был дружен с ее командиром, воевал с ним вместе в Дебальцево, на всех беспилотников бы не хватило, но вот этой части решили их подарить.

Мы с Борей встали и в начале января — какое-то время заняли организационные моменты, пока борты подвезли —  в этой бригаде мы начали обучать подразделение разведки артиллерийского дивизиона, в которое входили беспилотники. Бригада стояла под Попасной, думали за месяц справиться, но из-за погоды не всегда получалось летать, и командировка затянулась до конца февраля. В числах 20-х я съездил домой в Мариуполь и 22-го февраля прибыл обратно в расположение бригады — и вот, началось!

Ребята в бригаде еще не были полностью готовы летать на наших бортах, техника все-же гораздо сложнее обычной, и мы быстро решили, что поскольку война уже началась большая, надо остаться самим летать — разницы в какой бригаде и на каком направлении это делать уже не было никакой.

- И на этом этапе вы заключили свой первый контракт с ВСУ?

- Сразу не было контракта, сразу начались параллельные проблемы — Мариуполь закрылся, а семья там была, почти месяц просидели в подвалах в центре под обстрелами. Потом удалось их вытащить, помогли ребята.

- Ребята какие?

- Из разведки ребята, оперативники помогли, которые там работали. Я сам никого не беспокоил, понимал уже обстановку, там грузины воевали тоже — связь то была, то не было, с семьей последние две недели вообще никакой не было, не понимал — живые, не живые? А потом вижу бои в городе уже, вижу ребята вышли на связь — связался: «Слушай, жена там, ребенок там…» — попросить кого-то помочь трудно, война, у всех свои заботы, вдруг он пойдет и из-за твоей просьбы с ним что случится? Что тут делать — как есть, у каждого своя судьба, какая есть…

Незнакомые совсем мне люди, их сотрудники, пришли, нашли место, вывели, вывезли, прошли все этапы — тогда не было таких проверок, выехали они оттуда 18 марта. У русских тогда не была еще настроена информационная база, потому что меня уже в те дни искали, дом наш уже нашли. Я под Попасную ведь летать уехал, а вся моя снайперская экипировка, оружие, бинокли, дальномеры, форма, медали, документы, сертификаты грузинские, все-все — было дома. Только семья моя не дома была — у мамы жены прятались. И они смогли выехать, проехали Бердянск и потом через Запорожье выехали…

- А вы?

- А я 3 марта уже с ребятами крутился в разных местах — Попасная, Бахмут — мне говорят: «Что ты, без оружия совсем?». Я отвечаю: «Вот, самолеты — мое оружие. А если время придет — оружие будет вокруг валяться, я за оружие никогда не переживаю!». А мне говорят: «Вот здесь знакомые в комиссариате есть, быстренько тебя за один день оформят!».

- В Бахмуте?

- Да. Сказал тогда: «Хорошо, оформляйте» — мне все равно было, будут оформлять, нет — все равно воевать надо. И тогда оформился в 26-й артиллерийской бригаде.

- Солдатом…

- Я ж не гражданин Украины, офицером нельзя.

- А звание у вас в Грузии не меньше полковника?

- Да. Я полковник.

- Полковник, экс-командующий военной разведки своей страны — рядовой боец украинской артиллерийской бригады. Как думаете мы, Украина-Грузия, долго будем воевать с русскими?

- Долго можно гадать, но ситуация глобальная, от всего мира зависит. Как будут давать оружие, насколько энергии хватит у Запада. Мы-то будем держаться — это ясно стало на первых неделях. И для Запада тоже энергия — дело такое, все что делается, все затраты — это копейки для них, для России это уже не копейки, это гораздо больше, хотя для них уже важен режим. В режиме «туда-сюда» они долго могут продержаться, а для более решительных действий нам нужно больше ресурсов накапливать. Если все это будет — тут все может довольно быстро закончиться. 

- Не могу не задать вопрос про деньги — у вас заработная плата рядового бойца украинской армии первой линии, это 115−120 тысяч гривен (около 3 тысяч евро — прим. «Спектра»)?

-Да, где-то так. Я до сих пор точно ее не считал — все доплаты они частями идут на карточку.

- Семье отправляете? Можно спросить, где она сейчас?

- Да. Они в Днепре, вчера были во Львове у сестры. Мы как-то Днепр выбрали, потому что близко, всегда можно встретиться.

- Не потому что Днепр считается своеобразной еврейской столицей Украины?

- Нет, не потому. Хотя моя жена была менеджером синагоги в Мариуполе, можно сказать директором проектов — община мариупольская была большая, кто-то погиб, кого-то вывозили оттуда, кого-то через Россию, какие-то старики остались на месте. Община раньше как всегда занималась помощью в Мариуполе, каждый день стариков кормили, помогали — все это было в прошлой жизни, и сейчас надо отслеживать своих подопечных, помогать им. Многие уже уехали в Израиль, всеми путями.

- А как выглядит русская аэроразведка, их «Орланы»?

- Неплохо выглядит, не стоит над ними смеяться. У них очень правильное хорошее решение в основе аэроразведки — там показывали видео, что они там бензобаки из пластиковых бутылок делают, так зачем городить-штамповать что-то дорогое, если есть рабочее дешёвое решение? Они сделали правильный упор на массовость одной линейки одной модели. Это раньше было так, что есть один борт и все его берегут, сейчас нет такого — борты теперь это такой же расходный материал, почти как пуля. Потому что теряются много и их должно быть много. Они до войны смогли сделать упор на одну модель и ее много, и это хорошо, потому что она летает — а значит и дело делает, что главное. А там красивая краска — не красивая, хороший винтик ли стоит, хороший ли дизайн — это все несерьезно.

Оно все свое дело делает. Плюс довольно нормально у них радиоэлектронная борьба работает, много проблем создаёт для наших бортов, но… управляемся.

- Вы вернетесь в Мариуполь?

- Да, обязательно вернемся. Мы говорили с женой об этом, наверное, жить там не сможем, на этом огромном кладбище… Я там с 2016 года жил, у меня свои еврейские корни, в синагоге не только с женой познакомился, столько знакомых там было. И очень много-много знакомых, которых нет или о судьбе их не знаешь… Для меня потом в мирное время прогуляться там, пойти в ресторан посидеть — не смогу, наверное, просто надо обязательно прийти туда по разным причинам, вернуться и… попрощаться.

Жить же, наверное, уже вряд ли…

Стилистические разногласия. Илья Шаблинский о статусе «наемников» и «добровольцев», воюющих за РФ и Украину

Эта статья была создана при поддержке Journalismfund Europe.