Карантинные или, как в России, самоизоляционные меры, введенные для граждан в связи с пандемией covid-19, в очередной, сто первый раз привлекли внимание к проблеме домашнего насилия. К проблеме, о которой говорят практически в каждом обществе, в каждом государстве; для решения которой где-то принимаются серьезные меры, а где-то нет; в отношении которой в одних странах уже сложился общественный консенсус, а в других до такого консенсуса пока как пешком до Владивостока.

И хотя рост случаев применения силы к членам семьи, запертым в силу трагических коронавирусных обстоятельств в четырех стенах, отмечается по всему миру (недаром знаменитая британская писательница Джоан Роулинг именно сейчас решила пожертвовать около шестисот тысяч долларов жертвам домашнего насилия), по очевидным причинам из серии «своя рубашка ближе к телу» хотелось бы еще раз остановиться на ситуации с домашним насилием в родной стране, в России.

А обстоят они по-прежнему печально. Вообще, а сейчас особенно. Тому есть несколько причин.

Первая связана с тем, что, несмотря на упорство и старания активисток и активистов, которых мало, но которым честь и хвала, государство по-прежнему реагирует на проблему домашнего насилия в режиме «шаг вперед, два шага назад»: ее вроде бы и признают, проводят  какие-то чиновные круглые столы, чтобы ее обсудить, и даже тех самых активистов и активисток на них приглашают, не очень, впрочем, их слушая, но в то же время декриминализация побоев (наиболее частой формы домашнего насилия) по-прежнему на месте, никаких дополнительных мер по защите жертв насилия не принимается, и спасение «утопающих» все еще находится в руках самих «утопающих» и все тех же неравнодушных общественников.

Государство постоянно как бы сообщает нам: мы подумаем об этом завтра. Ибо сейчас есть более насущные проблемы. Тем более теперь, в период борьбы с эпидемией и ее экономическими последствиями. Хотя совершенно очевидно, что, если не начать уделять именно сейчас проблеме домашнего насилия хотя бы чуть больше внимания, не все спасаемые от covid-19 граждане и гражданки смогут дожить до конца пандемии, даже если они не заболеют никакой вирусной пневмонией. Их просто убьют.

Улица Москвы во время пандемии коронавируса. Фото Mikhail Metzel/TASS/Scanpix/LETA

Вторая причина коренится в этих дурацких паттернах общественного сознания под общим лозунгом «ачотакова»: здесь у нас и «бьет, значит любит», и «сор из дома не выносить», и венец всего «сама (или сам) виноват». И не в глухих провинциях, куда так и не дошло ни электричество, ни газ, ни образование, а в столице и в столицах, по всей стране под этим лозунгом лупцуют жен, матерей, дочерей и сыновей, братьев и сестер. И мужей лупцуют, но реже. И стоит лишь завести разговор об очередном случае насилия, или вообще о проблеме в целом, отдельные особо одарённые, но ужасно говорливые представители разных ветвей власти лишь глаза закатывают:

- Ах, это ж у нас устои такие! Ах, не надо лезть в семью! Сами разберутся! Ах, вы на чью мельницу воду льете, ставя под сомнение «да убоится жена мужа своего»?

И так по кругу уже который год. Большинство вменяемого населения лишь пожимает плечами: что взять с юродивых. Но проблема в том, что вот эти вот говорливые — они при власти. А вменяемые — так уж у нас вышло — нет.

Третья причина происходящего очевидна: алкоголь. Зачастую даже не только алкоголь, но и прочие вещества. Но алкоголь в нашей стране, увы, по-прежнему остается субстанцией номер один, отягощающей большинство случаев избиений, нанесений тяжких увечий и убийств, в том числе и дома, в кругу семьи. Пьют и бьют. Иногда вместе пьют, а потом кто-то кого-то бьет. Чудовищные истории избиения пьяными родителями детей появляются в прессе и в соцсетях регулярно. Зачастую появляются только тогда, когда произошло непоправимое.

«Неоптимистичная картина». Москалькова признала рост случаев домашнего насилия в российских семьях в условиях карантина

Реже появляются истории про то, как сыновья-алкоголики избивают своих матерей и отцов, отбирая у них последнее, отбирая пенсионные и похоронные деньги, чтоб купить себе снова и снова выпить. Мамы и папы не привыкли жаловаться на таких сыновей, они будут последними, кто пойдет заявлять на детей в полицию или искать помощи в общественных организациях. Но иногда некоторым из них удается помочь. То, что мужья-алкоголики лупят своих жен, вообще является неким общим местом. Не с жалостью, а сугубо констатацией провожают и в моем дворе сидящие у подъезда бабушки женщину, в очередной раз в синяках под темными очками: «Ну, он же у нее пьющий». И выдана общественная индульгенция лупить дальше.

Четвертая причина в том, что не только приподъездным бабушкам плевать на жертв домашнего насилия. В равной степени на них плевать и тем, кто должен по долгу службы от имени государства защищать граждан и их право на жизнь и неприкосновенность. Но у полиции постоянно находятся какие-то другие, более важные дела, и от жалующихся на насилие в семье отмахиваются, как от назойливых мух. Стало уже дикой, но полу-крылатой фразой сказанное родственникам одной из жертв мужа-садиста: «Будет труп, тогда и приедем». Казалось бы, бог с ними с погонами, с присягой и с должностными инструкциями. Но это же должно быть в крови и в личном кодексе чести любого нормального мужчины: защищать слабых, вставать на пути безнаказанного насилия. Однако ж нет, не встают. И резонно возникает вопрос: а почему? Неужели настолько плевать, настолько лень? И сами такие дома? И неизвестно, какой ответ на эти вопросы лучше.

И последняя причина, которая про текущий момент. Самоизоляция. Вот и представим себе, что происходит сегодня, сейчас за многими закрытыми наглухо дверями в стране, где нет ни соответствующих законов, ни политической воли защищать жертв домашнего насилия в принципе; в стране, где и в обществе в значительной его части бытуют пещерно-домостроевские установки про семейное насилие; в стране, где люди и так-то пьют безбожно, а от карантинного безделья и ужаса перед возможными его последствиями для жизни и работы пьют вдвойне или втройне (соответствующая статистика по продаже алкоголя имеется); в стране, где в девяносто случаях из ста бесполезно звонить «112», если тебя лупцуют или насилуют по месту жительства, потому что правоохранители жуть как заняты проверкой карантинных пропусков. Страшно представить.

«Они страдают и хотят встреч». Руководитель фонда «Старшие братья старшие сестры» Нина Воронцова о том, что происходит в российских детских домах во время карантина

Недаром бьют в набат те, кто и до реалий covid-19 бился изо всех сил, чтобы изменить ситуацию. И многое было уже сделано, многое подготовлено. И казалось бы вполне логичным, если бы представители государства, анонсируя очередной комплекс мер по борьбе с эпидемией, обратили бы на эту проблему внимание, ускорили бы принятие законов, дали прямые указания полиции, выделили средства на создание инфраструктуры безопасности для жертв насилия. А самое главное — дали бы сигнал тем, кто привык прислушиваться к тому, что говорят из телевизора: домашнее насилие неприемлемо. Ему не место в нашем обществе. Ровно так же, как всяким вирусам.

Пока же этого не произошло, людям остается полагаться лишь на других людей. Если вы сами или ваши близкие стали жертвами домашнего насилия, или если вам известны факты домашнего насилия, где жертвы не могут сами обратиться за помощью, вам подскажут, что сделать, здесь:

«Насилию. Нет» — 8 (495) 916−30−00; https://nasiliu.net

Центр Сестры — 8 (499) 901−02−01; http://sisters-help.ru

Ты Не Одна — https://tineodna.ru