Эту публикацию также можно прочесть по LAT и ENG
Журнал «Спектр» совместно с независимым социологом Ольгой Процевской и латвийским Центром исследования общественного мнения SKDS провел исследование под названием «Толерантность жителей Латвии к риску и их отношение к текущим событиям». Эта работа была проведена при поддержке Посольства Нидерландов и посольства Канады в Латвии. По результатам исследования состоялась дискуссия, на которой высказались видные представители академического сообщества Латвии — социологи, антропологи и философы. Больше всего участников интересовало, что на самом деле думает треть русскоязычных, отказавшихся отвечать на болезненные вопросы вины и ответственности.
В основу исследования легли два общенациональных опроса в марте 2023 года в Латвии — очный (1020 респондентов) по месту жительства и онлайн (1231 респондент) — с репрезентативной (то есть представляющей полноценный срез) выборкой в возрасте от 18 до 75 лет. Из общего количества опрошенных у 1191 респондентов родным языком является латышский, еще 1039 — русскоязычных (говорящие по-русски в семье). Авторы задались целью, во-первых, изучить, как изменилось отношение латвийских жителей к текущим событиям в стране и, особенно, к войне в Украине. Во-вторых, они измерили степень готовности жителей Латвии к риску и выяснили, как оно формируется и на что впоследствии влияет. Исходной гипотезой служило распространенное мнение, что русскоязычные — возможно, вследствие ограниченных возможностей государственной службы — более активно и успешно проявляют себя в бизнесе, чем латыши. Выяснилось, что этот распространенный в русскоязычной среде миф не прошел проверку практическим исследованием.
Главные выводы
В прошедшей дискуссии Ольга Процевская обозначила главные выводы исследования. Выяснилось, что русскоязычные жители Латвии преимущественно черпают информацию из русскоязычных же коммерческих латвийских СМИ и социальных сетей. Они, особенно молодежь, по-прежнему хотят потреблять информацию на русском языке, но скептически настроены к СМИ, контролируемым российскими властями. Что интересно, к латвийским общественным СМИ на русском тоже особой любви не испытывают.
Латыши традиционно поддерживают НАТО и ЕС, русскоязычные более скептически настроены по отношению к этим объединениям. Молодые, образованные, а также избегающие риска латыши испытывают больше еврооптимизма, чем другие группы. Заметно влияет на отношение к этим организациям уровень дохода: чем люди богаче, тем больше поддержка. Особенно это касается русскоязычных.
Любопытно сравнить эти показатели с данными более чем двухлетней давности. В 2020 году онлайн-журнал «Спектр» и Центр исследования общественного мнения SKDS при поддержке посольства Нидерландов и посольства Швеции в Латвии провели социологическое исследование, показавшее, что подавляющее большинство русскоязычных жителей Латвии — 73 процента — по своим взглядам являются европейцами, так себя и воспринимают. Тогда членство Латвии в ЕС удовлетворяло 70% опрошенных русскоязычных жителей страны (сегодня этот показатель снизился и составляет 65%) а вхождением в НАТО тогда были довольны всего лишь 32% опрошенных (к 2023 году этот показатель вырос на 9 процентных пунктов и в настоящий момент составляет 41%).
Исследователи получили, наконец, обоснованное подтверждение распространенному мнению, что «Согласие» проиграло последние парламентские выборы из-за недостаточно прорусской позиции. В основном, из-за того, что не защитила русские школы и не вступилась за памятник советским воинам ВОВ в парке Победы в Риге (демонтирован по решению латвийских властей в октябре 2022 года).
Что касается отношения жителей к войне в Украине, самая важная находка здесь состоит в том, что русскоязычные склонны скрывать свое отношение к ней. Число респондентов, отказавшихся дать ответ, значительно выше, чем обычно. Причем число тех, кто скрывает свое мнение, резко различается у латышских и русскоязычных респондентов. Среди последних 28 процентам было «трудно сказать», являются ли события в Украине актом агрессии России или Россия вынуждена была защищать там свои интересы.
Обнаружилось также, что латыши живут в более гомогенных социальных «пузырях», чем русскоязычные. Большое число респондентов, языком семейного общения которых является русский, сказали, что среди их близких и друзей одинаковое число людей поддерживают и ту, и другую сторону.
Готовность к риску
Вторая часть исследования посвящена измерению «толерантности к риску», под которой подразумевают склонность к рискованным решениям (например, в финансах, бизнесе, политике, но не только). По результатам опроса участников разделили на три группы: «рисковые», избегающие риска и «другие». Выяснилось, что терпимость к риску сильно зависит от семейного бэкграунда. Среди бедных меньше готовых рискнуть, чем среди богатых. Среди бедных латышей их 10 процентов. Среди бедных русских — восемь процентов.
Низкая толерантность к риску (то есть неготовность к принятию рискованных решений) негативно влияет на предпринимательскую активность. Как оказалось, наиболее высокой эта активность является у готовых к рискованным действиям латышскоговорящих жителях страны — самый высокий удельный вес предпринимателей и самозанятых — 15 процентов — выявлен среди латышей, склонных к риску.
«Рисковые» в целом имеют более высокий доход, чем избегающие риска. Среди последних заметно много выходцев из бедных семей. По словам Процевской, тенденция такова: люди, рождающиеся бедными, таковыми и остаются. «Рисковые» больше склонны голосовать за новые политические партии. Русскоязычные рисковые помогли прийти в парламент популистской партии «Стабильность!» Исследовательницу удивило, что русскоязычные, избегающие риска, с большей вероятностью поддерживают Россию в войне с Украиной — 42% против 38% «рисковых» русскоязычных. Среди латышей, менее других склонных рисковать, тенденция предсказуемо обратная.
Разные точки зрения
Соавтор исследования, руководительница отдела социальных и политических исследований SKDS Иева Строде призналась, что была рада возможности рассмотреть русскоязычное меньшинство в неожиданном ракурсе. «Образование, доход, язык и регион — обычные критерии для анализа населения, особенно русскоязычных, — сказала исследовательница. — Они иногда кажутся единой гомогенной группой, «все русские одинаковые». Конечно, они разные, и хотелось бы рассматривать их более подробно с точки зрения образа жизни, трендов вроде экологического движения, политической деятельности. Или толерантности к риску».
Руководитель отделения антропологических исследований Латвийского университета Айвита Путниня выразила удивление тем, что авторы совместили склонность к риску и предпринимательство с этнолингвистическим фактором. «Эти факторы не кажутся мне взаимозависимыми, — говорит она. — Но отношение к риску и предпринимательская активность, в отличие от политических пристрастий, испытывают существенное влияние гендера. И мы бы скорее увидели здесь не этническое разделение, а разделение по полу». При этом следует отметить, что взаимосвязь готовности к риску и вовлеченности респондентов в предпринимательскую деятельность в результатах исследования прослеживается достаточно определенно.
В Латвии, поясняет она, довольно небольшой процент женщин в парламенте, например, и в области принятия решений в целом: «И также в том, что касается восприятия риска, в Латвии традиционно мужское общество. У нас мужская культура, а мужественность ассоциируется с высокой готовностью идти на риск». По словам Путнини, это исследование также предполагает, что принятие риска, бедность и пагубные пристрастия, зависимости — это не однонаправленные процессы. Принятие риска не всегда ведет к предпринимательству, но иногда к опасным привычкам. Хотя многим предпринимателям удается превратить свою поведенческую зависимость от риска в бизнес — например, это можно наблюдать на фондовой бирже. Другими словами, сама по себе склонность к рискованным решениям сама по себе не определяет обязательно путь развития личности как бизнесмена или предпринимателя. Однако в результатах исследования можно видеть, что доля предпринимателей последовательно выше среди тех, кто проявил свою склонность к риску.
Участники дискуссии также обсудили, почему в Латвии бедность не ведет к протестам. Иева Строде напомнила известную в социологии формулу: «Люди не протестуют, когда им плохо. Они это делают, когда у них есть ресурсы для протеста: деньги, навыки, группы поддержки и так далее. Это касается как высказывания мнений, так и более активных действий. Сейчас у людей недостаточно ресурсов, и поэтому они не протестуют».
Философ, публицист, доцент и ведущий исследователь Латвийского университета, редактор интернет-журнала Satori Игорь Губенко обратил внимание дискутирующих на то, что бедные жители Латвии, судя по их поведению, слабо представляют свои интересы и не отстаивают их. «Они не поддерживают партии, которые их представляют, — уточняет философ. — У них нет классового сознания. Поэтому у нас при нашей бедности нет левого политического движения».
Исследователь Института философии и социологии Латвийского университета, эксперт Центра анализа европейской политики Мартиньш Капранс отметил провокационный, по его словам, факт, одновременно очевидный и игнорируемый латвийской медиаполитикой: 60 процентов, фактически две трети, русскоязычных Латвии черпают информацию о Латвии и мире из частных русскоязычных СМИ. Одновременно 45 процентов могут быть отнесены к билингвам в повседневном медиа-потреблении. Удельный вес двуязычия в латвийском обществе растет — и это устойчивый тренд. Оно более характерно для молодых людей.
Однако этот показатель хоть и коррелирует с возрастом, но не обязательно им объясняется, считает исследователь: например, он вырос после аннексии Крыма. То есть, получается, что, имея возможность читать на латышском языке, люди все равно предпочитают СМИ на родном. «Думаю, у нас есть очень большой соблазн рассматривать эти данные сквозь призму последних событий в латвийской медиаполитике и намерений исключать контент на русском языке из общественного вещания, — говорит Капранс. — Как можно оценить такую стратегию властей? Явно как не очень выгодную для всех сторон».
«Скажем откровенно, это глупая стратегия, — без обиняков заявляет ведущий исследователь Института социальных и политических исследований факультета социальных наук Латвийского университета Юрис Розенвалдс. — Особенно в сравнении с нашими соседями. В качестве реакции на войну в Украине они выделили полтора миллиона на русскоязычные СМИ, а у нас [министр культуры Латвии] господин Пунтулис предложил русским журналистам искать другую работу».
Розенвалдс не согласен, что билингвы — это только молодые люди. Он напомнил присутствующим об исследовании взаимоотношений между этнолингвистическими группами, выполненном профессором Тартуского университета Мартином Эхала в 2012 году. Опрос показал интересную тенденцию: двуязычное культурное пространство в Литве и Эстонии составляло тогда по 17 процентов населения. А в Латвии — 40 процентов! «Это не только потому, что русские учат латышский язык, но и потому, что латыши используют русское культурное пространство, например, русский театр, СМИ», — подчеркнул ученый.
Игорь Губенко отметил, что исследователи часто упускают из вида проблему потребления культуры. «Мы постоянно говорим о СМИ, о том, на каком они языке, но интересно, что с концертами, разными видами развлечений, как это коррелирует с политическими вопросами, которые, на первый взгляд, совершенно с этим не связаны», — говорит он.
О тех, кто промолчал
Особое внимание участников дискуссии привлекла та группа русскоязычных респондентов, которые отказались давать ответы на самые болезненные вопросы актуальной политической повестки. Она оказалась слишком велика (в зависимости от вопроса позицию «не могу сказать» занимают от четверти до трети респондентов), чтобы отсутствие ответа можно было списать на отсутствие позиции.
В частности, 28 процентов русскоязычных респондентов воздержались от ответа на вопрос, расценивать ли происходящее в Украине как акт агрессии России или это ее вынужденный шаг. 27 процентам (это самая большая часть) русскоязычных трудно сказать что-то определенное на вопрос о поддержке в войне российского или украинского руководства.
Как трактовать это молчание? Есть большое искушение считать, что эти люди в основном настроены пророссийски, но не признаются в этом, поскольку такое мнение подвергается общественному порицанию в Латвии. Однако данных, подтверждающих эту гипотезу, у исследователей нет.
Мартиньш Капранс подчеркивает, что неизменно появляющаяся от опроса к опросу когорта неопределившихся по политическим и геополитическим вопросам требует интерпретации. «Я проверил по другим чувствительным вопросам, например, о НАТО, это очень устойчивый паттерн, это не случайность: по одному вопросу «мы не знаем», а на другой у нас есть ответ, — говорит социолог. — Я бы назвал это искренней нерешительностью. В условиях пандемии мы говорили о прививочной нерешительности, теперь мы можем говорить о нерешительности чувства вины. Вы можете трактовать это явление с точки зрения психологии, назвать его растерянностью, замешательством, я только отмечаю технический факт: эти люди колеблются».
«Кажется очевидным, что русскоязычные просто скрывают свое мнение, — соглашается Айвита Путниня. — Означает ли это, что они, возможно, поддерживают Россию и Путина, но не говорят этого? Принято считать, что молчание — это результат растерянности и испуга, которые якобы испытывает русскоязычная община. Но я думаю, что есть и другие факторы».
Исследовательница пытается искать ключ к пониманию этой ситуации в позиции Латвийской православной церкви. Она подчеркивает, что необязательно отцы церкви напрямую запрещают православным высказывать свою позицию в миру. Но у ЛПЦ очень интересная позиция: ради сохранения единства не склоняться ни на чью сторону. И по этой причине позиция церковного руководства очень осторожна.
«Я думаю, этот месседж должен был передаваться на собраниях прихожанам, — говорит Айвита Путниня. — Даже если у прихожан есть мнение, их побуждают не высказывать его, хранить молчание, чтобы не вызывать распрей, раскола. И этот отказ обсуждать какие-то вещи идет с обеих сторон, тем более что в православной церкви есть множество этнических украинцев. Именно поэтому ЛПЦ вышла из Московского патриархата. Промежуточная позиция — это тоже позиция».
«Я думаю, что у нас часто допускают излишнее упрощение, соединяя две вещи: отношение к агрессии против Украины и к разрушению советских монументов, — говорит Юрис Розенвалдс. — Этого делать не следует. Я не согласен с нашим действующим президентом (на тот момент это был Эгилс Левитс, — прим. «Спектр»), который сказал, что тот, у кого возникли проблемы с разрушением памятника (монумента советским воинам в парке Победы — прим. «Спектр»), нелоялен Латвии. Я думаю, все значительно сложнее. И я бы сказал, что мы видим по исследованию, что русские семьи значительно разделены по Украине. Возможно, это вопрос разрыва поколений».
Розенвалдс считает, что прояснить истинный смысл молчания этой группы можно, создав на государственном уровне систему, которая позволит просто говорить с ними. «Я хотел бы видеть эти усилия со стороны государства, а также со стороны общества, — говорит ученый. — Потому что в результате войны в Украине мы имеем две общины, значительно более разделенные, чем до ее начала».
Иева Строде напомнила присутствующим шутку советского времени: «Не думай. Если думаешь, не говори. Если говоришь, не пиши. Если пишешь, не подписывай». Она считает, что в нынешнем латвийском обществе откровенный диалог едва ли возможен: «Почти в каждой сфере вашей жизни есть «хороший» нарратив и «не говори». Речь идет не только о русскоязычных. В ковидные времена многие латыши внезапно обнаружили себя на «неправильной стороне». И они не в состоянии были действовать. Я думаю, что в этом большая проблема колеблющихся респондентов. Потому что ведь есть множество тех, кто признает свою пророссийскую позицию, а это отнюдь не господствующий нарратив. И иногда я думаю, что колеблющиеся даже не лгут. Они просто не думают об этом. Вы просто не сформулировали свое мнение относительно каких-то вещей, просто избегаете об этом думать».
Игорь Губенко признается, что ему трудно представить, чтобы человек или целая социальная группа находились в постоянном замешательстве дольше года. Он согласен, что замешательство было естественным когнитивным состоянием людей на начало войны, — но не сейчас. «Я думаю, это люди из серии «все не так однозначно», — говорит философ. — И я могу вообразить, что это и есть настоящее отношение: вера в то, что обе стороны делали что-то не так и обе несут ответственность за происходящее. Но даже и без учета нерешительных 38 процентов русскоязычных в Латвии откровенно признают, что Россия защищала свои интересы в Украине. Я был очень неприятно удивлен: самая большая группа русскоязычных поддерживает Россию».