Летом, когда Вячеслав Мальцев триумфально выступил на праймериз ПАРНАСа, я брал у него по скайпу интервью. Больше всего меня интересовало его саратовское прошлое — когда-то он был в Саратове, кажется, вице-спикером областной думы, и в те же годы в том же регионе восходила политическая звезда Вячеслава Володина. Разумеется, они не могли не быть знакомы, и Мальцев это с удовольствием подтвердил, уточнив, однако, что знакомство давно осталось в прошлом, они рассорились, и теперь он, Вячеслав Мальцев, бросает вызов Вячеславу Володину — закончили мы беседу на том, что сентябрьские выборы станут битвой двух саратовских Вячеславов.

Выборы прошли, битва закончилась, и стоит ли уточнять, кто вышел из нее победителем? Миллиарды поклонников Мальцева на YouTube в голоса за ПАРНАС не конвертировались, партия провалилась, и больше сказать о ней нечего. А у Володина наоборот, все здорово, и когда Путин и Медведев в послевыборную ночь позировали в штабе «Единой России», физиономия Володина за их спинами сияла ярче всех — да, это его персональный триумф. 343 мандата «Единой России» против 238 пять лет назад, абсолютный рекорд за всю историю Госдумы и второе в истории конституционное большинство; первое было в 2007 году, тогда у «Единой России» было 315 мест, и всем тогда казалось, что это исторический максимум, куда уж больше, а теперь и 343 мандата кажутся промежуточным шагом на пути к тотально единороссовской Госдуме, чтобы 450 из 450.

Владимир Путин (справа) и Вячеслав Володин (на заднем плане). Фото RIA Novosti/Scanpix

Тут нужен дисклеймер: я испытываю очень сильные негативные чувства по отношению к российской власти и российскому государству, я мечтаю о России без Путина, презираю «Единую Россию» и все такое. Но вот, если как в фильме «Социальная сеть», когда молодой Цукерберг делал такой сайт, на котором были собраны фотографии всех студенток университета, и пользователь получал их парами и должен был выбрать из любых двух одну. Вот представим, что вместо девушек российские политики, и у меня на экране Мальцев и Володин — конечно, я выберу Володина, а Мальцева с его имиджем жлоба пошлю к черту.

И более того (это гораздо более частое сравнение и противопоставление), если на экране появятся Володин и его предшественник на должности верховного кремлевского политического менеджера Владислав Сурков, то и из этой пары я выберу Володина. И страшное дело, если машина даст мне на выбор Володина или Путина, я выберу Володина и в этой ситуации.

По последнему пункту тоже нужно уточнение — сразу после выборов в «Ведомостях» вышла странная статья экономиста-оппозиционера Иноземцева о том, что именно Володина стоит считать идеальным преемником для Путина. Ну и как это выглядит — такие статьи только и пишутся для того, чтобы в утреннем обзоре печати, который Песков кладет на стол Путину, статья о Володине-преемнике была обведена красным фломастером — мол, видите, Владимир Владимирович, враги поддерживают Володина, надо бы его задвинуть куда-то, и параноик Путин хватается за голову — черт, пригрел я змею! — и отправляет Володина послом в Азербайджан. Так вот, я бы прямо очень-очень не хотел, чтобы мои слова выглядели сейчас такой наивной попыткой выставить Володина потенциальным мятежником в расчете на то, что Путин услышит и его куда-нибудь задвинет. Я вообще не имею в виду ничего, кроме того, что Володин объективно очень крут.

Владислав Сурков. Фото RIA Novosti/Scanpix

Он действительно круче Суркова. Сурков много лет конструировал эту политическую систему, большую часть своих сил тратя на то, чтобы доказать, что только он и может ею управлять. Нашисты на Селигере поклонялись в первую очередь перед Сурковым, и только в вторую — перед Путиным. Сурков тиражировал миф о всесильном и все умеющем себе, очаровывал творческую и нетворческую интеллигенцию, писал песни для «Агаты Кристи» и колонки про художника Миро для «Артхроники». При этом выборы 2011 года Сурков откровенно провалил, а главное его достижение — рекорд конституционного большинства 2007 года, побитый ныне Володиным, — был основан на беспрецедентной пропагандистской истерике, когда из каждого утюга избиратель слышал, что это не просто выборы, а референдум о доверии Путину, и в этот трудный час (не помню, почему тот час официально считался трудным) надо сплотиться вокруг, как тогда говорили, национального лидера. И вот та истерика конвертировалась в 315 мандатов, а у Володина и это при том что, украинский накал уже пошел на спад, и ни предвыборная кампания, ни само голосование не вызвало у людей почти никакого интереса. 

Дело, конечно, не в критериях (довольно дурацких) эффективности политического менеджера. Просто да, представляется более справедливым и честным, что успех в кремлевской системе координат достается не олигархическому пиарщику из девяностых Суркову (а что такое олигархический пиарщик из девяностых — пачка долларов в одной руке и ствол в другой; держит и думает — интересно, за что меня все так любят? Наверное, потому что я такой прекрасный), а простому провинциальному политику, про которого только и можно говорить строчками из советских передовиц — прошел путь, все ступеньки, от высшей партийной школы через региональное депутатство к руководству парламентской фракцией и аппаратной работе на самом верху.

Заслужил, действительно, молодец — отбор лучших работает примерно одинаково и в корпорации, и в диктаторской вертикали, и в преступной группировке, и где угодно, и Володин оказался лучшим. Когда Путин в какой-то момент вернул Суркова в Кремль (потом оказалось — на второстепенную роль по Украине, но сразу этого никто не понял), бывшие сурковские сотрудники придумали подхалимский анекдот: «Слава, поздравляю» (говорит Суркову Володин) — «Слава, сочувствую» (отвечает Володину Сурков). Время показало, что Слав в этом анекдоте надо поменять местами, и поскольку бывшие сурковские сотрудники — люди довольно гадкие, то, мне кажется, здорово, что на их улице нет никакого праздника.

Михаил Прохоров. Фото AP/Scanpix

Сурковские гадкие, а какие володинские? И это тоже важный момент — они никакие. Помню, как в 2011 году миллиардера Прохорова унижал сурковский подчиненный Хабиров, устроивший так, чтобы партия «Правое дело», лидером которой тогда был Прохоров, выгнала его из своих рядов. На днях вместо этого Хабирова Володин назначил какого-то Сергея Смирнова — самая распространенная (то есть самая никакая) русская фамилия и самая бесцветная политическая биография — что-то там в московских муниципалитетах, что-то в Росмолодежи времен упадка, и ничего больше; ничего не могу с собой поделать, но этот Смирнов представляется мне гораздо более симпатичным человеком, чем Хабиров — вот ровно по этой причине, потому что никакой.

Власть — она ведь и должна в идеале быть никакая, то есть без экстремумов. Вырожденцы из брежневского ЦК несопоставимо более симпатичны и человечны, чем пассионарии времен Троцкого и Сталина. «Товарищ Капитонов принял товарища Зимянина», — выключаешь радио и идешь за портвейном; не Рио-де-Жанейро, конечно, но и не Магадин тридцать седьмого года, а всегда ведь важно, с чем сравнивать. Расцвет Володина, возвышение Володина, триумф Володина — это торжество законов, если хотите, политической биологии над человеческим фактором, когда те, кто чего-то хотел, отступают перед тем, кто что-то может. И в этом смысле проигравший Володину Сурков и проигравший Володину Мальцев (и Касьянов, и Явлинский, и Навальный) — они в одной лодке, а Володин — в другой, и нетрудно догадаться, какая из лодок дойдет до берега.

Я встречу ее на берегу и обниму Вячеслава Володина.